– Ваш ужин стынет. Мы очень хотим вернуть вас домой, пока ваша жена не начала беспокоиться. На самом деле, если вы раскроете карты и согласитесь с нами сотрудничать, никто даже не узнает, что вас похищали.

– Что? – возмущенно переспросил Лабов. – Вы сами себя дурачите. Уже все всё знают. Мой водитель...

– Ваш водитель находится в отключке на переднем сиденье вашей машины, а машина стоит у обочины дороги. Любой проезжающий милицейский патруль просто подумает, что водитель перебрал спиртного и спит.

– Если вы собираетесь накачать меня наркотиками, так давайте, – произнес Лабов, одновременно и испуганно, и вызывающе. – Если вы собираетесь пытать меня, можете начинать. Или просто убейте меня. Если посмеете. Вы хоть знаете, кто я такой?

– Конечно, – согласился Брайсон. – Именно поэтому вы и здесь.

– А вы представляете себе последствия? Вы знаете, какой гнев на вас обрушится?

Брайсон медленно кивнул.

– Гнев Анатолия Пришникова не знает пределов! Его не остановят никакие границы!

– Господин Лабов, пожалуйста, поймите – я не намерен причинять вам ни малейшего вреда. Я не трону ни волоска на вашей голове. Равно как не трону вашу жену Машу. Или маленькую Иришку. Мне просто не придется ничего делать – после того, как этим займется Пришников.

– Что за чушь вы мелете?! – побагровев, выкрикнул Лабов.

– Позвольте, я вам объясню, – терпеливо произнес Брайсон. – Завтра утром я лично отвезу вас в главное управление «Нортекса». Возможно, вы еще будете слегка одурманены транквилизаторами, но я помогу вам войти в здание. А потом уйду. Но все это будет зафиксировано скрытыми камерами. Потом ваш босс станет очень живо интересоваться, кто я такой и почему вы оказались в моем обществе. Вы объясните ему, что ничего мне не сказали.

Брайсон сделал краткую паузу, потом продолжил:

– И как по-вашему, он вам поверит?

Окончательно выйдя из себя, Лабов завопил:

– Я служил ему верой и правдой двадцать лет! Он не видел от меня ничего, кроме преданности!

– Нимало в этом не сомневаюсь. Но сможет ли вам поверить Анатолий Пришников? Вы знаете его лучше, чем кто-либо другой, – так ответьте сами на этот вопрос. Вы знаете, что это за человек и насколько он подозрителен.

Лабова начала бить дрожь.

– А если Пришников решит, что существует хоть малейшая вероятность того, что вы все-таки предали его, – как по-вашему, сколько он позволит вам прожить?

Лабов замотал головой. Глаза его были полны ужаса.

– Давайте, я сам отвечу на этот вопрос. Он позволит вам прожить ровно столько, чтобы вы успели узнать, что все, кто вам дорог, умерли ужасной смертью. Ровно столько, чтобы вы и все остальные твердо запомнили, какова плата за предательство – или за слабость.

Тут вмешался Юрий Тарнапольский, который до этого момента наблюдал за происходящим со стороны, лениво потирая подбородок:

– Вы же помните, что случилось с бедолагой Максимовым.

– Максимов был предателем!

– А он утверждал, что нет, – негромко произнес Тарнапольский. Он поигрывал своим служебным револьвером, полируя его ствол белоснежным носовым платком. – Вы знали его? И Ольгу, и их маленького сына? Некоторые думали, что Пришников пощадит малыша – тот ведь ни в чем не виноват...

– Не надо! Хватит! – мертвенно побледнев, выдохнул Лабов. Дыхание его сделалось тяжелым. – Я знаю намного меньше... намного меньше, чем вы, должно быть, думаете. Есть крупные дела, о которых мне ничего не известно.

– Я вас попрошу! – предостерегающе произнес Брайсон. – Если вы приметесь увиливать, то мы все лишь понапрасну потратим время. И тем дольше вы будете отсутствовать – а ведь вам же как-то нужно будет это объяснить. Итак, я хочу знать о взаимоотношениях Пришникова с Жаком Арно.

– Там очень много сделок и много соглашений. Они развиваются. Их сейчас больше, чем когда бы то ни было.

– Почему?

– Я думаю, он к чему-то готовится.

– К чему?

– Однажды я услышал, как он говорил по своему телефону закрытой связи с Арно и упоминал группу «Прометей».

Это имя вызвало у Брайсона какие-то смутные ассоциации. Где-то он его уже слышал... Точно! Его упоминал в Женеве Ян Вансине – он спросил у Брайсона, не связан ли тот с прометеевцами.

– Что такое группа «Прометей»? – требовательно спросил Брайсон.

– «Прометей» – вы понятия об этом не имеете. Почти никто не имеет. Я сам слыхал лишь краем уха. Они могущественны – невероятно могущественны. Я никак не могу разобраться, то ли Пришников отдает им приказы, то ли сам подчиняется их приказам.

– Кто такие «они»?

– Это очень влиятельные, могущественные люди...

– Это вы уже сказали. Кто «они»?

– Они повсюду – и нигде. Их имен не найдешь на первых страницах газет, на фирменных бланках или в документах корпораций. Но я уверен, что Толя, то есть Пришников, входит в их число.

– И Арно тоже, – бросил пробный шар Брайсон.

– Да.

– Кто еще?

Лабов покачал головой.

– Понимаете, если вы меня убьете, Пришников оставит мою семью в покое, – рассудительно произнес он. – Почему бы вам меня не убить?

Тарнапольский взглянул на него, и на губах у него заиграла кривая улыбка.

– А вам известно, как нашли ребенка Максимова, а, Лабов?

Он подступил поближе, продолжая машинально полировать револьвер носовым платком.

Лабов отчаянно замотал головой, словно ребенок, не желающий слушать взрослых. Будь у него сейчас свободны руки, он наверняка заткнул бы уши. Дрожа, он выпалил:

– Нефритовый Господин! Пришников ведет какие-то дела с... с человеком, которого они называют Нефритовым Господином!

Тарнапольский метнул взгляд на Брайсона. Им обоим было знакомо это прозвище. Так называли китайского генерала, одного из самых влиятельных лиц в Народной освободительной армии. Генерал Цай – его ставка располагалась в Сицзяне – был известен своей продажностью и тем, что помогал некоторым международным концернам надежно закрепиться на необъятном китайском рынке – разумеется, в обмен на некие услуги. Кроме того, он владел местной во всем мире коллекцией драгоценного императорского нефрита, и не было лучшего способа подольститься к генералу Цаю, чем поднести ему нефритовую статуэтку искусной работы.