– Но ведь президент наверняка должен обо всем этом знать!

– По правде говоря, понятия не имею, в курсе он или нет. Я думаю, существование Директората всегда держалось в тайне от человека, занимающего Овальный кабинет. Отчасти для того, чтобы избавить президента от лишних знаний об этой грязной работе и предоставить ему возможность в случае чего правдоподобно открещиваться. Это стандартная процедура, ее используют спецслужбы всего мира. А отчасти, как мне кажется, потому, что сообщество спецслужб относится к президенту всего лишь как к арендатору Белого дома. Как к временному жильцу. Он въезжает туда на четыре года – ну, может, на восемь, если окажется удачливым, – покупает новые сервизы и мебель, кого-то нанимает, кого-то увольняет, произносит немереное количество речей, а потом удаляется. А шпионы остаются. Они и есть настоящий Вашингтон, подлинные наследники.

– И ты думаешь, что единственный человек из правительства, который может знать об их деятельности, – это председатель президентского Совета по делам внешней разведки? Ну, этой группы, которая втайне надзирает за деятельностью АНБ, ЦРУ и прочих американских спецслужб?

– Именно.

– А председатель этого Совета – Ричард Ланчестер.

– Верно.

Кивнув, Лейла произнесла:

– Именно поэтому ты и хочешь встретиться с ним.

– Правильно.

– Но зачем?! – воскликнула женщина. – Что ты ему скажешь?

– Расскажу все, что я знаю о Директорате, и все, что я по этому поводу думаю. Существует очень серьезный вопрос, из-за которого меня и отозвали из отставки: кто сейчас контролирует Директорат? Что происходит на самом деле?

– И ты думаешь, что знаешь ответ?

Лейла вдруг принялась вести себя воинственно, почти враждебно.

– Конечно, нет. Но у меня есть предположения, подкрепленные доказательствами.

– Какими доказательствами? У тебя ничего нет!

– Лейла, на чьей ты стороне?

– На твоей! – выкрикнула женщина. – Я хочу защитить тебя, и мне кажется, что ты совершаешь ошибку.

– Ошибку?

– Ты отправляешься на встречу с этим Ланчестером, не имея на руках ничего – совершенно ничего, кроме сумасшедших обвинений! Да он просто выставит тебя за дверь! Он решит, что ты чокнутый!

– Вполне возможно, – согласился Брайсон. – Но это моя задача – добиться, чтобы он мне поверил. И, думаю, это мне под силу.

– И с чего ты вдруг решил, что ему можно доверять?

– А что мне еще остается?

– Он может оказаться одним из твоих врагов, одним их этих лжецов! Почему ты уверен, что это не так?

– Я ни в чем больше не уверен, Лейла. У меня давно уже такое ощущение, будто я заблудился в лабиринте. Я больше не знаю, кто я и с кем я.

– Почему ты так уверен, что стоит верить рассказу того типа из ЦРУ? Почему ты уверен, что он не один из них?

– Я же тебе сказал – я не уверен!

– Здесь дело не в уверенности, а в расчете, в вероятности.

– Так, значит, ты ему поверил; когда он сказал, что твоих родителей убили?

– Моя приемная мать – женщина, которая меня опекала после смерти моих родителей, – вполне ясно это подтвердила. И хоть она и больна – кажется, у нее болезнь Альцгеймера, – она все еще в сознании. Строго говоря, единственные люди, которые знают правду, – это Тед Уоллер и Елена, а их я уже отчаялся отыскать.

– Елена – это твоя бывшая жена?

– Официально – не бывшая. Мы не разводились. Она просто исчезла. Скорее, я бы сказал, что мы расстались.

– Она бросила тебя! Отказалась от тебя!

Брайсон вздохнул.

– Я не знаю, что на самом деле произошло. Мне хотелось бы это знать. Мне очень нужно это знать.

– Она что, просто исчезла, не оставив и следа? Вчера была, а сегодня не стало?

– Именно так.

Женщина неодобрительно покачала головой:

– Похоже, ты все еще любишь ее.

Брайсон кивнул:

– Мне... мне трудно даже думать о ней. Я не знаю, во что мне верить. Любила ли она меня хоть сколько-то? Или я был ее заданием? Почему она бежала от меня – в отчаянье, или из страха, или потому, что ее вынудили? Где мне искать правду? Что есть правда?

Неужели бухарестская миссия каким-то образом обернулась против него самого? Вдруг «чистильщики» добрались до Елены и она от испуга поспешила скрыться? Но если так – почему она не оставила ему хоть какого-то сообщения, ничего ему не объяснила? Хотя возможен и другой вариант: Елена откуда-то узнала, что он провел те выходные совсем не так, как рассказывал ей, что он ее обманул. Вдруг она выяснила, что Брайсон вовсе не ездил тогда в Барселону? Конечно, она могла почувствовать себя обманутой, преданной – но стала бы она уходить, не высказав Нику все, что она о нем думает?

– И ты предполагаешь, что узнаешь эту правду, мотаясь по свету и выслеживая оперативников Директората? Это безумие!

– Лейла, как только я выслежу это осиное гнездо, с ними будет покончено. Они не могут не понимать, что у меня достаточно улик против них. Мне в подробностях известны различные операции, проводившиеся на протяжении двадцати лет и нарушавшие почти все международные законы и множество законов отдельньис стран.

– И ты собираешься изложить все это Роберту Ланчестеру в надежде, что он остановит и разоблачит их?

– Если он действительно такой порядочный человек, как о нем говорят, именно это он и сделает.

– А если нет?

Брайсон промолчал. Лейла же не унималась:

– Ты возьмешь с собой оружие?

– Конечно.

– А где твое оружие? При тебе его нет.

Брайсон удивленно взглянул на женщину. Лейла ответила ему быстрым проницательным взглядом.

– В моем багаже. Я его разобрал, чтобы пронести в аэропорт, и пока что не собрал обратно.

– Ну, тогда... – протянула Лейла и вынула из сумочки свой «хеклер-и-кох».

– Спасибо, но я лучше возьму «беретту». – Брайсон улыбнулся. – Конечно, если у тебя завалялся тот «орел пустыни» пятидесятого калибра...

– К сожалению, нет, Ник.

Ник? Брайсону почудилось, будто что-то гулко толкнулось в его грудь изнутри. Лейла знала его настоящее имя, хотя никогда прежде не упоминала об этом, и сам Брайсон тоже ей его не говорил. О господи! Что еще ей известно?

Лейла же тем временем взяла его на прицел. Брайсону потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать происходящее. Ник оцепенел, и обычно молниеносная реакция на миг отказала ему.