Труба в самый раз. Молоток - колобок! Ха, в рифму! Длина - два с небольшим метра. Диаметр подходящий, в руке лежит отлично, как будто здесь и росло! Взмахнул ей проверяя. Прекрасная вещица, теперь можно и с ящерицами разобраться. Я думаю им мой девайс очень понравиться! Как там в одном анекдоте: «Кто ударил немецкий зольдатен палочко по голова? - А что за палочка? - Палочка называется оглобля»! Трубу никому решил не отдавать. Гитару забрал у колобка. Он провел меня в еще один зал. Это был не один из тех, в которых я завтракал и обедал. Но это большого значения не имело, так как там стол был не хуже. Вот это я понимаю! Сервиз! Интересно, наибожественнейшая прибежит посмотреть, как я насыщаюсь?.. Не прибежала! Это хороший симптом. Надеюсь очень скоро оказаться на своем диване!

Поковырялся в зубах. Плеснул себе вина в кубок. Железная палочка стояла рядом, облокоченная на стену. Развалился в кресле, ноги закинул на стол. Взял гитару. Часть озабоченных, которые попали в этот зал со мной, недоуменно на меня смотрели. Но я не обращал на них внимания. После хорошей трапезы потянуло на лирику. Вспомнился любимый с детства мультик «Бременские музыканты». Пальцы пробежали по струнам.

Луч солнца золотого Тьмы скрыла пелена.

И между нами снова Вдруг выросла стена.

А-а-а-а-а-а-а-а!

Ночь пройдет, наступит утро ясное,

Знаю, счастье нас с тобой ждет.

Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,

Солнце взойдет!

Солнце взойдет!

Местная озабоченная тусовка подтянулась ко мне. Больше уже никто не смотрел на меня осуждающе, из-за моих ног на трапезном столе. Некоторых индивидов пробило на слезы и они во всю орудовали платочками. Прямо как дети! Только озабочены не по детски!

Петь птицы перестали,

Сеет звезд коснулся крыш.

Сквозь вьюги и печали Ты голос мой услышь.

А-а-а-а-а-а-а-а!

Ночь пройдет, наступит утро ясное,

Знаю, счастье нас с тобой ждет.

Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,

Солнце взойдет!

Солнце взойдет!

Солнце взойдет!

Тусовка дружно хлопала! Что бы еще им спеть? Усмехнулся, поехали, романтики с большой дороги!

Пусть нету ни кола и ни двора,

Зато не платят королю налоги Работники ножа и топора,

Романтики с большой дороги..

Не желаем жить, эх,

По-другому,

Не желаем жить, ух,

По-другому...

Пел припев, озабоченные улыбаются, начали пританцовывать. Хлопали в ладоши!

Прохожих ищем с ночи до утра,

Чужие сапоги натёрли ноги Работникам ножа и топора,

Романтикам с большой дороги.

Не желаем жить, эх,

По-другому...

Претенденты на место под бочком у богини на брачном ложе, увлеченно слушали меня, поэтому не видели, как появилась богиня. Я видел. Зараза. Чего опять прибежала? Но прерывать песню не стал.

Нам лижут пятки языки костра,

За что же так не любят недотроги Работников ножа и топора,

Романтиков с большой дороги.

Не желаем жить, эх,

По-другому,

Не желаем жить, ух,

По-другому...

Резко оборвал песню. Отложил гитару, взял в руки трубу Заскочил на стол. Сейчас с ней всего две зверушки. Не знаю, правда их скорости. Но не сверхсветовая же!

- А что наибожественнейшая тут делает?

- Ты не забыл, смертный, что это мои чертоги?

- Да чертоги, точно чертоги. Надеюсь, черти у тебя в чертогах водятся.

Богиня изучала мою физиономию. Я ухмылялся ей в лицо. Достала меня уже. Когда домой отправишь?

- Ты постоянно испытываешь мое терпение!

- Отправь меня домой и я не буду испытывать твое терпение.

- Посмотрим. А что ты пел до этого?

- Какая разница, что я пел. Я забыл! А ты что, наипрекраснейшая, песенку хочешь услышать?

В ее черных глазах мелькнули молнии. Ага злиться, наибожественнейшая. Давай-давай! Я тебе сейчас спою.

- Я могу спеть, хочешь? - Она кивнула.

Эй, кто-нибудь, подайте мой инструмент! - трубу положил на стол, рядом с собой.

А как известно, мы народ горячий Ах, и не выносим нежностей телячих Но любим мы зато телячьи души

Мы любим бить людей Мы любим бить людей Мы любим бить людей Мы любим бить людей,

И бить баклуши

Мы раз-бо-бо-бобойники,

Разбойники, разбойники Пиф-паф и вы покойники,

Покойники, покойники...

На лице богини, сначала появилось недоумение, потом удивление, а затем недовольство. Наисияющая, мать ее, хотела про лУбовь. Облезешь!

А кто увидит нас тот сразу ахнет И для кого-то жаренным запахнет А кое что за пазухой мы держим К нам не подходи,

К нам не подходи,

К нам не подходи,

А то зарежем!

Богиня была раздосадована и зла. Я ухмылялся. Отложил гитару, взял в руки трубу

- Ну что, самая прекраснейшая из женщин и самая невинная из невинных? Тебе понравилась песенка?

Она глянула на двух своих зверушек.

- Откусите у него что-нибудь, только не то, что между ног болтается.

Вот, а толстый говорит о какой-то там невинности. Показала, свое истинное нутро! Обе ящерицы рванули на меня просто с неимоверной скоростью. Если бы я не ожидал такого, плюс у самого реакция очень хорошая, иначе меня давно бы уже искалечили или вообще закопали, то сейчас лишился бы какой-либо части тела. Я ударил ногой по фарфоровой кастрюле с каким-то варевом. Варево было еще горячим и одна ящерица заполучила в морду кипяток. Ударив по кастрюле, я тут же ушел в строну, от линии атаки тварей. Прыгнул со стола, развернувшись в полете и конец моей трубы, описав полукруг, врезался в череп второй твари, вминая ее верхнюю челюсть в нижнюю, а заодно всю макушку. Тварь грохнулась на пол и по инерции прокатилась по гладкой поверхностью пола. Ее тело кольцами извивалось вокруг разбитой головы. Первая тварь, которая выхватила горячим супом в морду противно заверещала и с опозданием на десяток секунд, продолжила атаку. Я успел встать в стойку и держал трубу так, что бы один конец ее смотрел твари в пасть, которую она разинула. Она прыгнула. Еще пара мгновений и...

Реальность замерла. Тварь находилась в нескольких сантиметрах от конца трубы. Она тоже застыла в полете. Как и я. как и все остальные. Богиня обошла нас с тварью. Усмехнулась. Ну да, еще чуть и я бы вогнал металлическую трубу в глотку уродливой ящерицы. Движением руки сместила дварга в сторону. Потом отошла. Реальность вновь пришла в себя. Я ударил в то место, в которое хотел. Вот только попал в пустоту. Хотя ничего удивительного, я же все видел и осознавал. Развернулся в сторону ящерицы.

- Всем стоять! - прозвучала команда богини, как удар бичом. Я замер с трубой на перевес. Тварь обежала меня и поскуливая прижалась к ногам богини. Она протянула руку и монстр ткнулся ей в ладонь. Сама «невинность» подержала так руку на голове ящерицы, потом убрала. Дварг был в норме. Следов термического ожога не наблюдалось. Он или она, было не понятно, уставился на меня, чуть раскрыв пасть. Казалось, что тварь усмехается. Глаза горели зловещим багровым светом. Давай подходи таракан-переросток, я тебя еще раз приголублю! Немелинда, тем временем подошла к издыхающему второму дваргу. Остановила замедляющиеся конвульсии извивающегося тела. Положила руку на разбитую и деформированную голову. Прямо на глазах сломанные и вмятые кости черепа восстановились. Дварг вскинулся, нацеливаясь на меня. Я только по удобнее перехватил трубу. Богиня остановила свою зверушку одним словом, потом посмотрела на меня:

- У тебя завтра последнее испытание. Можешь отдыхать, Константин! - щелкнула пальцами и стол с обжираловом исчез.

- Может ты меня прямо сейчас исключишь из списка претендентов и вызовешь такси? Разойдемся по доброму. Останемся друзьями и все такое?