Разведчик невольно вспомнил, каким образом он заработал свой позывной. Произошло это, когда он еще учился в академии, во время первого самостоятельного полета на аппарате почти такого же типа, что эта вот шлюпка. Тогда он тоже замечательно плюхнулся. Правда, в тот раз причиной «плюха» был исключительно он сам, отчего именно так его и стали называть. Сначала, разумеется, с насмешливым сарказмом, а потом имя прикипело к нему намертво, с чем ему и пришлось смириться.

Между тем кабину шлюпки начало затягивать едким белым дымом. Казалось, он шел отовсюду. Услышал разведчик и треск пламени. Ни один из обзорных экранов не работал, поэтому определить, что именно горит, не представлялось возможным. С уверенностью можно было сказать лишь, что это не топливные баки, иначе ничего бы уже Плюх не видел и не слышал. Однако весьма вероятно, что это всего лишь вопрос времени – причем очень скорого.

– Ты сам-то цел? – освободив друга от системы фиксации, принялся осматривать его косморазведчик.

– Блямс, – отмахнулся тот лапой и совсем по-человечески закашлялся. Ему, в отличие от одетого в скафандр Плюха, дым начал доставлять серьезные проблемы.

– Ну, блямс так блямс, – не стал спорить разведчик, да и не до этого сейчас было. – Тогда давай выбираться отсюда.

Он помог «богомолу» подняться с ложемента и, действуя уже на ощупь, потащил его к люку. Там друзей ждала новая проблема – люк искорежило при посадке, и, даже с открытым замком, он не желал открываться. Плюх уперся в него плечом – это не помогло. Тогда он стал долбить по крышке люка ногами. Поначалу это тоже не давало результата, и разведчик почувствовал, как лоб покрывается холодным потом. Тогда он, насколько позволило тесное пространство шлюза, разбежался и изо всех сил впечатал ногу в смятую крышку. С противным скрежетом люк распахнулся.

Плюх быстро, но осторожно выбрался наружу, невольно опасаясь порвать скафандр острыми краями металла, хотя материал скафандра мог спокойно выдержать и не такие нагрузки. Первое, что увидел оказавшись вне шлюпки разведчик – вынырнувшую из-под багровых туч «Ревду». Корабль выглядел целым, но до него, навскидку, было километров восемьдесят, так что рассмотреть подробности, пока не включил систему видеоприближения, Плюх не мог. А когда включил, выдохнул с облегчением: «Ревда» не только выглядела невредимой, ее к тому же окружало слабое свечение защитного поля – осталась, значит, для этого энергия, не стреляли, видимо, больше по кораблю плазмоиды. Увидеть приземление «Ревды» Плюху не удалось, помешала полоса росшего неподалеку леса. Но и так было понятно – все прошло штатно. А значит, они с Блямсом спасены. Вспомнив о друге, разведчик резко повернулся к люку и охнул: шлюпка пылала чадящим факелом. Баки могли рвануть в любое мгновение.

Плюх стремительно прыгнул назад, к люку, из которого валил белый дым, и запустил в проем голову.

– Давай, давай! – усилив громкость динамиков, крикнул он внутрь. – Давай, Блямсик, выбирайся скорее! Держись за мою руку… Ну, еще чуть-чуть!..

«Богомол» никак не мог вылезти наружу. Похоже, надышавшись ядовитым дымом, он полностью перестал ориентироваться в происходящем. Он лишь махал высунутыми наружу суставчатыми лапами и, давясь кашлем, причитал: «Блямс-блямс-блямс! Кха-кха!.. Блямс-блямс!.. Кха-кха-кха!..»

Наконец Плюху удалось подхватить друга поудобней, и он вытянул его из обреченной шлюпки. Но шестым, седьмым или еще каким восемнадцатым чувством он сознавал: аварийное судно вот-вот рванет, и отбежать на безопасное расстояние они не успеют.

Разведчик метнул вокруг взглядом и увидел в полусотне метров от себя большой каменный валун, который вполне мог бы закрыть их с Блямсом от взрыва. Он схватил «богомола» за лапу и заорал:

– Скорее, скорее, бежим!

Блямс, похоже, впал в полный ступор – перестал даже «блямкать», только кашлял. Тогда Плюх попросту потащил его за собой, не обращая внимания, переставляет ли тот ноги. А очутившись возле камня, схватил друга в охапку и, швырнув его за укрытие, рыбкой нырнул следом. Не успел приземлиться, как рвануло так, что подпрыгнула даже каменная громадина. Косморазведчик увидел, как в считаных сантиметрах от поверхности шлема валун лизнул раскаленный язык пламени, и услышал, как рядом засвистели осколки.

Плюх невольно вжался в землю. А точнее – во что-то мягкое и, как ему показалось, шевельнувшееся под ним. Или не показалось? Убедившись, что больше не слышно свиста разлетающихся осколков, разведчик приподнял голову и посмотрел вниз. Под ним лежал ничком человек в грубой пятнистой куртке с надетым на голову капюшоном.

– Простите, – пробормотал Плюх, слезая с человека, а заодно дернул за лапу и Блямса, который также использовал часть чужака в качестве матраца.

– Простите великодушно, – вновь сказал разведчик и наклонился над лежавшим. – С вами все в порядке? Мы не сильно вас придавили?

Человек шевельнулся, приподнял голову и стрельнул из-под капюшона подозрительным взглядом. Насколько Плюх смог разглядеть подробности, это был мужчина возрастом лет под сорок. Если сбрить со щек черную щетину, то, возможно, и моложе.

– Кто такой? – угрюмо буркнул мужчина.

– Я-то? – переспросил косморазведчик.

– Ты-то, так-на. И кузнечик-переросток – тоже. Он, часом, не из местных «богомолов»? Дай-ка я его шлепну от греха. Без изысков.

Мужчина поднялся и направил на Блямса некое древнее оружие; что-то подобное Плюх видел в исторических арт-компиляциях.

– Стоп! – отвел разведчик ствол рукой. – Блямс не опасен. Не надо его шлепать. Тем более этой древностью, она ведь небось и выстрелить может нечаянно.

– Что?.. – округлил темные, почти черные глаза мужчина. – Это «Печенга» древность? Тебя что, контузило? Да она десятого года выпуска, так-на!

– Сто десятого? – дернул бровями Плюх. – Сильно сомневаюсь… Очень сильно. Я бы сказал, что она вообще из двадцатого века. Ну, начала двадцать первого, не позже.

– Нет, тебя точно контузило, парень, – опустил все же винтовку мужчина. – А сейчас-то какой, по-твоему?

– По-моему? Почему по-моему? Сейчас по-всякому середина двадцать второго. Две тысячи сто шестьдесят второй год.

– Та-а-аак… – сняв капюшон, почесал в затылке незнакомец. И пробормотал: – А говорят, Зона после эксперимента не меняется…

– Что, простите, не меняется? – спросил косморазведчик. – Кстати, вы не могли бы объяснить, что это за странная местность, странное небо и вообще… это ведь Земля?

– Много вопросов, парень, – помотал головой мужчина. – Очень много. А мне ты даже на один не ответил.

– В смысле, кто я такой?

– Да, кто ты такой, так-на. И на чем это ты сюда грохнулся? И откуда? Что-то я не слышал, чтобы в Зоне такие хреновины болтались. Ученые, что ли, снабдили?

– У вас тоже много вопросов, – дружелюбно улыбнулся Плюх. – Но я отвечу. Во всяком случае, на те, которые понял. Только, может, сначала познакомимся? Меня вот Егором зовут… Точнее, Егор – это мое имя. Зовут-то, как правило, Плюхом. Родом я из Ростова-на-Дону, последнее время занимаюсь космической разведкой. А вас мне как называть?

– Шершень я, – буркнул мужчина. – Сталкер. А вот ты мне спагетти на уши не вешай. Разведкой он занимается. Космической!.. Отвечай, о чем спрашиваю, так-на. И не шлифуй мне мозги. А то ведь вот, – потряс он своей «Печенгой», – этой самой «древностью» шутки твои дурацкие из мозгов-то выбью. Вместе с мозгами. Без изысков.

– А вот угрожать мне не стоит, – нахмурился Плюх. – По-моему, я не давал для этого повода.

Ему очень хотелось достать притороченный к бедру бластер и показать новому знакомому, что у него есть чем ответить на любую угрозу, но начинать знакомство с демонстрации силы казалось не очень правильным. И, как ни высокопарно это звучало, недостойным для косморазведчика. Да и вообще, не может ведь быть, чтобы этот Шершень собрался на самом деле в него стрелять! Поэтому он все же решил не обострять отношений. Насколько это будет возможным, естественно. К тому же, получить информацию ему тоже хотелось, а Шершень пока являлся единственным для этого источником. И Плюх, миролюбиво улыбнувшись, продолжил: