А второе задание еще более укрепило его презрение к куратору: требовалось установить, является ли эспером один сент-меллонский астролог, по поводу которого у Евгения еще год назад возникали серьезные сомнения. «Как, неужели вы это до сих пор не выяснили?!» — не сдержался Евгений, на что Ананич не очень убедительно отговорился занятостью...
Навестив астролога под видом клиента (таинственная эффектная обстановка, среднего качества компьютер, мрачный помощник-вышибала и несколько псевдомистических приемов), Евгений окончательно убедился: вранье, никакого чутья к будущему нет и не было! Но заверения, основанные на одной только интуиции, Ананича не удовлетворили: ситуация этически сложная, требуются доказательства... «Вы же проверяли Марину Ким? — напомнил он. — Вот и повторите то же самое... Только на этот раз, пожалуйста, через агентов! В конце концов, это одно из основных требований к вашей работе: вы должны уметь работать с людьми, а не соваться сами во все дырки...»
Работать с осведомителями оказалось более чем неприятно. В институте Евгения учили как раз наоборот — не очень доверять вольнонаемным агентам. Обычно ими становились либо романтические личности, недоигравшие в детстве в шпионов — от этих еще мог быть какой-то толк, — либо неудачники, для которых плата за осведомительство была хорошим приработком, а само осведомительство — неплохим и нетрудоемким развлечением. Предоставленная Никласом троица была явно из последних. Евгению стоило изрядного труда заставить их отнестись к задаче серьезно: привыкшие к легкой и непыльной работе люди очень не хотели репетировать «компрометирующие ситуации», запоминать необходимые вопросы, а тем более изучать незнакомую аппаратуру.
Ананич внимательно следил за работой Евгения, иногда вмешивался: в отличие от «студента» он хорошо знал, как обращаться со своей агентурой — бесцеремонным напоминанием о деньгах, а иногда даже простым окриком. Евгений вынужден был признать, что это неплохо действует! Через несколько дней дело наконец сдвинулось с мертвой точки, и он с нетерпением ждал, когда наконец разоблачительный эксперимент (совершенно бессмысленный с его точки зрения, но раз начальство так настаивает...) будет проведен.
Увы, эксперимент провести не удалось. Доказательства не пришлось искать, они сами нашли Евгения — как-то поздно вечером, подходя к дому, он увидел расположившуюся на скамейке весьма агрессивно настроенную компанию парней, одного из которых узнал: помощник астролога...
Евгений отделался битой физиономией, но практику пришлось прервать. Ананич посочувствовал ему, однако был непреклонен: «Нельзя допускать такие промахи. Откуда лже-астролог узнал о готовящейся проверке? От агентов? Несерьезно, молодой человек! Неужели люди, чей доход прямо зависит от СБ будут провоцировать нападение на ее сотрудников? При том, вы завтра уедете, а им здесь жить... И тем хуже, что вы даже не поняли, когда именно выдали себя. Подозреваю, что с вашей склонностью к самодеятельности вы слишком часто бывали у этого шарлатана... Нет? Ну, значит просто были слишком настойчивы в расспросах, и это насторожило его, натолкнуло его на определенные выводы...»
Евгений вяло оправдывался, говорил, что был у астролога только раз и вел себя вполне стандартно, а в голове снова и снова вертелся проклятый вопрос: «Ну в самом деле, где? Когда?! Как он узнал?!» Ответа не было, да он уже и не мог помочь — практика была безнадежно сорвана. «Беспрецедентная неосторожность, — написал в отзыве Ананич. — Плюс полное неумение работать с людьми.»
Возвращение в столицу запомнилось тогда Евгению как один сплошной кошмар. Всю дорогу он безуспешно пытался разобраться в случившемся. После такого провала вполне могло последовать отчисление из института и тогда прощай СБ! А Евгений уже не мог представить себе другой жизни — без напряженной исследовательской работы, с ежедневными маленькими открытиями и разочарованиями, с постоянным движением вперед...
Кто мог ему помочь? После некоторых размышлений Евгений решил встретиться с заместителем директора СБ Яном Веренковым. Веренков преподавал в институте психологию восприятия, был весьма незаурядным и признанным исследователем, но при этом отличался редкой открытостью и доступностью в общении. У него всегда можно было получить квалифицированную консультацию или просто совет, а в совете старшего Евгений сейчас нуждался, как никогда!
Оказалось, что Веренков уже знал о случившемся в Сент-Меллоне. Впрочем, он внимательно, ни разу не прервав, выслушал самоуничижительный и чересчур эмоциональный рассказ. Потом откинулся на спинку кресла и спокойно, словно на семинаре, начал разъяснять потрясенному Евгению, что же с ним произошло на самом деле...
Лекция продолжалась минут десять. За это время Евгений с изумлением уяснил скрытые мотивации всех участников конфликта, реконструировал недостающие звенья в цепи событий, едва не уполз под стол от стыда, буквально взлетел к потолку от возмущения, а потом снова захотел под стол. При этом он незаметно для себя проглотил две чашки своего любимого цветочного чая и уничтожил весь запас печенья. К концу разговора он выглядел так, что Веренков невольно сменил тон и поспешил его успокоить.
Ну кто мог подумать, что Ананич целый год будет помнить об одном-единственном проступке приезжего практиканта! Помнить, обдумывать разные варианты мести — и все это с доброжелательной улыбкой на лице! «Ты обязан был учесть самолюбие Никласа, — спокойно объяснял Веренков. — И если не подыгрывать, то по крайней мере, уловить, где и как ты его задел, нарушив субординацию...»
Дальнейшие разъяснения Веренкова ошеломили Евгения: получалось, что задела Ананича история с Сэмом-Семеном, именно за нее он мстил... да как такое может быть?!
«Ты зря возмущаешься, — слегка одернул его Веренков. — Не забывай, что вы с Никласом принадлежите к разным поколениям, хотя разница в возрасте и невелика. Разный уровень подготовки, разный жизненный опыт... Тебе было интересно в Сент-Меллоне, а ему там смертельно скучно! По сути, его там удерживает только долг, а это не очень-то крепкая привязь...»
