Подметя лестницу, миссис Хаббард прошлась с совком и веником по холлу, и на полу под одной из стоек веник наткнулся на маленький обрывок бечевки, из тех просмоленных бечевок, которыми подвязывают вьюнки да кусты. Женщина спрятала обрывок в карман фартука и отправилась в спальню мисс Каннингэм. Теперь в каминчике огонь не горит, но там явно что-то жгли. Еще поднимая кусок просмоленной бечевки, она вспомнила, что в каминчике спальни была зола, и теперь не сомневалась: зола осталась от такой же бечевки, как у нее в кармане. В одном месте зола даже сохранила очертания бечевки, а очищая каминную решетку, служанка нашла еще и узел, который сгорел не до конца. Его миссис Хаббард тоже спрятала в карман. Зачем мисс Каннингэм понадобилось обрезать бечевку с лестницы и жечь ее, она пока не знала. Но совершенно очевидно, что все происходило именно так: у самого узла веревка была ровно обрезана — явно ножницами, — и все обрезки были брошены в огонь.
Продолжая убираться, миссис Хаббард пыталась сообразить, что здесь к чему, но, к ее великому огорчению, ничего не получалось. И лишь в половине третьего, когда она уже прощалась с хозяйкой, выяснилось нечто потрясающее… Мисс Каннингэм вышла на крыльцо черного хода, чтобы спросить у нее, не пора ли подкупить овсяных хлопьев. Утром было пасмурно, но днем распогодилось, и лучи солнца упали на крыльцо и на голени мисс Каннингэм. В доме ничего не заметишь — ведь в старых домах темно, а здесь, на свету, не заметить рубец было нельзя.
На шесть дюймов выше правой лодыжки, такой красный, что просвечивает сквозь чулок. Одного брошенного исподтишка взгляда миссис Хаббард было достаточно, чтобы понять, что рубец к тому же припух. Она сразу же отвела взгляд и тоненьким голоском пропищала, что до следующей недели хлопьев хватит, но можно и прикупить, если мисс Каннингэм закажет.
Муж миссис Хаббард работал в Мэлбери. Он брал с собой бутерброды к ленчу и потом еще перекусывал в кафе.
Поэтому никто не удивлялся, что миссис Хаббард после работы не спешит сразу домой, а забегает к Флорри Хант в Белый коттедж. Они были родственницами, хотя и очень дальними, и Флорри с удовольствием угощала ее чаем и последними новостями о бедной мисс Холидей. Белый коттедж располагался прямо на углу Викаридж-лейн, и в окно Флорри видела многое из того, что происходило вокруг.
На этот раз она угощала миссис Хаббард без особого радушия. Было очевидно, что родственница не в настроении.
От Флорри еле-еле удавалось добиться скупых «да» и «нет».
Миссис Хаббард попросила налить ей еще чашечку и принялась рассказывать про отметины на лестничных столбиках в Дауэр-хаус и про рубец мисс Каннингэм. Когда она закончила, Флорри в первый раз взглянула на нее хоть с каким-то интересом.
— По-моему, чушь какая-то.
— Ну нет, милая, — возразила миссис Хаббард, отпив чаю. — Откуда там отметины? И кусок веревки в холле. И вообще, кому понадобилось тащить эту просмоленную дрянь в дом? А потом эту веревку сожгли — в спальне. Вот глянь, если не веришь!
Она поставила чашку, достала из-под пальто кусок бечевки и уцелевший от огня узел. Флорри хмуро взглянула и сказала:
— Ты вроде как на что-то намекаешь, Энни.
— Ну что ты, — смутилась миссис Хаббард.
— А то нет… Если ты намекаешь, что поперек лестницы натянули веревку, чтобы мисс Каннингэм грохнулась, когда будет спускаться, то кто, по-твоему, это сделал?
— Не мне об этом судить. Я не сплетница, ты же знаешь. — Миссис Хаббард отпила еще глоточек.
Разговор совсем не клеился. Когда на Флорри что-то находило, она становилась неприветливой, и у нее ничего нельзя было узнать. Миссис Хаббард допила чай и сказала, что ей пора. Только на полпути домой она вспомнила, что оставила куски веревки у Флорри. Возвращаться, понятное дело, не стоило. Она все равно больше никому не собиралась их показывать. Работа у мисс Каннингэм ее устраивает, и совсем не к чему болтать об увиденном. Она поделилась только с Флорри. А Флорри надежный человек. Надежнее не бывает, даже она сама из нее почти ничего не может вытянуть.
Мисс Силвер вышла из гостиной и направилась на кухню с подносом в руках. После ленча миссис Мерридью задремала, прикрывшись газетой, — подобную слабость мисс Силвер никогда себе не позволяла: недопустимая трата времени, и так легко к этому привыкнуть. Она миновала коридор и, подходя к двери кухни, услышала голоса. Подслушивать мисс Силвер не стала бы, но голоса были довольно громкими. Все получалось само собой. Поняв, что Флорри не одна, мисс Силвер остановилась у приоткрытой двери. И тут Флорри сказала низким голосом: «Если ты намекаешь, что поперек лестницы натянули веревку, чтобы мисс Каннингэм грохнулась, когда будет спускаться, то кто, по-твоему, это сделал?»
Мисс Силвер замерла. Как истинная леди, она считала недопустимым подслушивать разговор, не предназначенный для ее ушей. Но профессиональный долг частенько заставлял ее нарушать это правило. Она стояла очень тихо и слышала, как миссис Хаббард стушевалась и заторопилась домой. Когда за посетительницей закрылась дверь черного хода, мисс Силвер прошлась по коридору обратно и вернулась, намеренно слегка притоптывая. Подойдя к двери, она спросила: «Флорри, можно войти?» — и толкнула дверь подносом.
Только тогда Флорри подняла голову и обернулась. До того она стояла, уставившись на кухонный стол, о чем-то сосредоточенно думая.
Мисс Силвер вошла в кухню, поставила поднос на стол и увидела, что Флорри смотрит на кусок бечевки, на тугой узел из той же бечевки, явно отрезанный ножницами.
Мисс Силвер взглянула через стол на Флорри, та ответила ей сердитым и озадаченным взглядом, в котором явно сквозил страх.
— Что это? — спросила мисс Силвер.
— Не знаю, — растерянно проговорила Флорри.
— Лучше расскажите.
Флорри медленно помотала головой. Мисс Силвер наклонилась и потрогала обрывок бечевки.
— Когда я шла сюда по коридору, дверь была приоткрыта, и я слышала ваши слова. Что-то о веревке, натянутой поперек лестницы, чтобы мисс Каннингэм грохнулась.
У вас была гостья, и вы спросили, кто же, по ее мнению, мог это сделать.
— Но она ничего не знает! — раздраженно буркнула Флорри.
Мисс Силвер деликатно покашляла.
— Я поняла, что она ничего не сказала. А позвольте узнать, кто же из живущих в доме мог такое сделать?
— Никто, насколько я понимаю, — вскинула голову Флорри. — Там она сама, мистер Генри и мистер Николас. Сама она точно не могла такого сделать, значит, остаются мистер Николас и мистер Генри. Нет, помилуйте, Энни Хаббард наговорила тут всякой чуши сдуру — Она работает в Дауэр-хаус? — с усилившимся интересом спросила мисс Силвер.
— Поступила туда, когда пропала Мэгги.
— И что же, по-вашему, заставило миссис Хаббард рассказать вам об этом?
Рассказ миссис Хаббард про отметины на стойках перил, про кусок веревки на полу в холле, про узелок в камине и про кучу золы, напоминавшую формой кусок той же веревки, Флорри начала с неохотой. Но когда речь зашла о рубце на ноге мисс Каннингэм, в ее недовольном голосе появился страх. Последние слова были произнесены с дрожью, и тотчас же последовал испуганный вопрос:
— Ну кто бы мог такое сделать? Я спросила об этом Энни, и она ничего не сказала. Вы сами слышали.
Мисс Силвер задумчиво проговорила:
— И кроме самой мисс Люси, ее брата и ее племянника в доме больше никого нет — Нет, ну разве что гости, но тогда их впустил кто-то из этих троих.
— Да, пожалуй, — неопределенно сказала мисс Силвер.
Она вернулась в гостиную и занялась вязанием. Вишневый капор для маленькой Джозефины был уже готов, и она решила связать ей рейтузы того же цвета. Слишком настойчиво допытываться о чуть не постигшем мисс Каннингэм несчастье не стоило. Лучше сначала все хорошенько обдумать. Если кто-то хотел нанести увечье Люси Каннингэм и для этого натянул поперек лестницы веревку, то когда это удобнее всего устроить? Несомненно, когда прислуга уйдет, а все члены семьи будут уже дома и разойдутся по своим спальням до утра: Люси Каннингэм, ее брат Генри, ее племянник Николас.