Первая книга посвящена истории французской модели демократии, начиная с Французской революции. В современных демократиях существует принципиально двойственный и противоречивый запрос по отношению к власти. С одной стороны, это – стремление к плюрализму и децентрализации, с другой – запрос на некую способную выразить общую волю централизованную инстанцию власти, которая могла бы эффективно управлять и объединять граждан в единое политическое сообщество. Розанваллон рассматривает историю французской политической модели как образцовую лабораторию, в которой находит отражение эта главная трудность современных демократий – напряжение между индивидом и «общей волей», между государством и разного рода объединениями и союзами граждан, опосредующими отношения между государством и частным лицом. Начиная с Алексиса де Токвиля, историю французской политической модели было принято рассматривать со стороны институтов государства, которое, будучи мощной централизованной силой, претендовало на протяжении всей современной истории Франции на статус выразителя народного суверенитета. В книге «Старый порядок и революция» Токвиль выдвинул тезис, согласно которому якобинская модель сильной централизованной политической власти, объединяющей граждан в единое политическое тело, не была изобретена Революцией, но стала лишь продолжением политики централизации государственной власти, активно осуществлявшейся королевской администрацией еще во Франции периода Ancien Régime. Со временем этот тезис стал считаться чем-то почти само собой разумеющимся, а «якобинская модель» демократии – характерной для французской политической культуры на протяжении всей современной политической истории Франции.
Пьер Розанваллон переворачивает этот ставший классическим тезис и показывает, что у французской политической истории есть обратная сторона, гораздо менее хорошо изученная, – сторона сопротивления якобинской модели. Он подробно прослеживает эту параллельную историю обратной стороны французской демократии, историю гражданской активности французов в рамках разного рода гражданских объединений и ассоциаций – инстанций, опосредующих отношения между центральной государственной властью и гражданином. Постоянные апелляции французов к якобинской модели означают лишь ее внешнюю и формальную идеологическую победу, за которой в реальности скрывается огромный пласт практической активности граждан, оспаривающей и уравновешивающей притязания государства. Историю именно этого малоизученного, во многом просто незамеченного, но в то же время имеющего фундаментальную значимость пласта французской политической культуры и предлагает читателю книга П. Розанваллона.
Вторая книга, «Контр-демократия. Политика в эпоху недоверия», является во многом теоретическим развитием первой. В ней Пьер Розанваллон пытается предложить концептуальный аппарат, позволяющий лучше понять природу проблем, связанных с одной из главных трудностей современных демократий – кризисом института представительства. Как подчеркивает Розанваллон, можно выделить два разных вида гражданской активности. Первый выражается в приходе граждан к избирательным урнам в момент выборов представительных ветвей власти; второй – в манифестациях, создании разного рода союзов и объединений, в публичных дебатах и критике, создании форумов и информационной активности в Интернете. Сферу первой, «выборно-представительной», активности Розанваллон обозначает как сферу гражданского доверия. Именно здесь граждане делегируют полномочия своим представителям, именно здесь демократическая государственная власть получает свою легитимность. Сферу второй – как сферу гражданского недоверия. Эта сфера, в гораздо меньшей степени институционализированная, является в то же время элементом, необходимым для нормального функционирования демократических систем.
Пьер Розанваллон называет это пространство сферой «контр-демократии». «Контр» здесь не означает «против»; речь идет, скорее, о механизмах, уравновешивающих и нейтрализующих дисфункции демократии, связанные с самой природой института представительства. «Контр-демократия» есть стабилизирующий элемент функционирующей демократии – подобно тому как контргайка осуществляет фиксацию механической конструкции или детали.
Если сфера электоральной активности, сфера гражданского доверия, является традиционным объектом исследовательского внимания в политологии, то сфера «контр-демократии», сфера недоверия, в течение долгого времени оставалась незамеченным политическим континентом. В книге Розанваллона предложен анализ этой сферы как в исторической перспективе, так и в различных современных демократиях.
Либеральный тип гражданского недоверия опирается на конституцию, на институциональные правила, которые должны ограничивать власть и защищать индивидуальные свободы граждан от ее возможных посягательств. Но гражданское недоверие может быть также средством следить за тем, чтобы власть не уклонялась от служения общему благу. Этот тип гражданского недоверия можно обозначить как республиканский. Он осуществляется через средства массовой информации, разного рода объединения, неправительственные организации, группы граждан.
Именно эта республиканская форма контрдемократии находится в центре исследовательского внимания П. Розанваллона. Автор выделяет три ее основных функции и три основных типа ее осуществления. Первая – это надзор, разного рода формы «гражданской бдительности». Тема гражданской бдительности занимает важное место в республиканской традиции, начиная с эпохи Просвещения и Французской революции. Она проявляется в постоянном внимании граждан к действиям власти, в разоблачении скандалов и злоупотреблений, в оценке политики властей независимыми инстанциями. Демократия вовсе не ограничивается выборами, и пространство общего блага конструируется каждый день, следовательно, существует постоянная опасность коррупции демократического процесса. Отсюда – необходимость гражданской бдительности. Этот тип контрдемократии проявляется в дебате между государством и гражданским обществом.
Второй тип контрдемократии связан с критической функцией, задача которой – указывать на отклонения власти от требований республиканского идеала, а также с функцией воспрепятствования угнетению. Практики сопротивления, гражданского неповиновения, диссидентства, относящиеся к этой группе, должны напоминать о том, что демократию не следует рассматривать как просто «наименьшее из зол»; идеал политического сообщества – организация общего блага.
Третья функция гражданской контрдемократии – экспертное и аргументированное оценивание тех или иных проектов и действий власти (так, например, неправительственные организации, особенно в сфере экологии, с помощью юридических процедур нередко останавливают правительственные проекты, сформулированные в терминах государственных интересов).
Однако у контрдемократии есть также и свои формы патологии. Позитивным (республиканским, политическим) формам гражданского недоверия Пьер Розанваллон противопоставляет негативные. Так, чрезмерно гипертрофированное недоверие блокирует всякую возможность политического действия. Оно ведет к тому, что гражданин превращается в потребителя, рассматривает власть как внешнюю по отношению к сообществу, стигматизирует ее, вместо того чтобы следить за ней, воздействовать на нее и исправлять. Оно также ведет к фрагментации политического сообщества на несвязанные друг с другом микросистемы, т. е. к утрате «общего мира» – основы гражданского республиканизма.
Хорошим примером этого последнего феномена, с точки зрения П. Розанваллона, может служить Интернет. В Интернете присутствует максимум демократии, поскольку каждый может здесь взять слово, выразить свое мнение, высказать все, что хочет. Но в то же время это означает предельный минимум или даже полное исчезновение политики, поскольку здесь нет связности, нет механизмов создания общего мира.
Другой патологией республиканского недоверия является популизм. В частности, популизм выражается в претензии на способность разрешить внутренние трудности принципа представительства через воссоздание единства и цельности народа с помощью воображаемой дистанции между «народом» и всем, что ему якобы противостоит, – иностранцами, чужаками, врагами, олигархами, элитами. Популизм, пишет Розанваллон, «утверждает себя, углубляя этот разрыв посредством все более яростного обличения и обвинения того, что объявляется сущностно внешним по отношению к "народу". Популизм бичует дистанцию и одновременно акцентирует ее в моральной плоскости (оппозиция по отношению к "развращенным", "продажным", "коррумпированным"), в социальной плоскости (обличение "элит", воплощающих социальный изоляционизм) или даже в плоскости этнической ("граждане коренной национальности"). Таким образом прославляется некий единый и священный народ, без каких бы то ни было внутренних различий и делений, явленный отныне лишь самому себе. Здесь, следовательно, in fine формулируется субстанциалистская концепция социального, в попытке найти лекарство против дисфункции представительства. Но популистская риторика обрушивается и на сам принцип представительства как процедуры. Конфискации власти кучкой профессионалов противопоставляются добродетели призыва к народу и прямого выражения его воли».
