Эту новость мне сообщают во время завтрака, а в обед мы уже в Кельне. Гостиница «Европа», где мы останавливаемся, видимо, выше средней категории, судя по мебели и виду на кафедральный собор. Но у меня нет времени любоваться пейзажем. Уладив формальности с администратором, дама спрашивает:

— Пойдете в свою комнату или отправимся сразу?

Садимся в «мерседес», и Мод прибегает к сложным маневрам, чтоб отъехать от площади у кафедрального собора. Сделать это не так-то просто, ибо окрестные улицы или закрыты для автомашин, или же там одностороннее движение, поэтому приходится ехать не туда, куда надо, а куда можно.

На улице жара, смрад выхлопных газов острее, чем когда-либо. Улицы заполнены автомашинами, которые едва ползут или же сбиваются в стадо, загипнотизированные красными глазами светофоров. Над полными чувственными губами моей дамы выступили мелкие капельки пота.

Наконец мы как-то вырываемся из автомобильного водоворота, который создался вокруг собора. Мод поддает газу, машина выскакивает на широкий бульвар и какое-то время мчится по нему. Свернув с бульвара, снова петляет маленькими улочками, но это уже спокойный, сонный жилой квартал без людской кутерьмы. Кажется, на этот раз мы едем не питаться.

— Вот здесь, — говорит Мод, припарковывая «мерседес» перед жилым домом, облицованным белым камнем.

Расспрашивать — пустое дело. Я выхожу из машины и направляюсь вслед за дамой. Из прохладного вестибюля лифт поднимает нас на шестой этаж — дальше некуда, седьмого этажа нет. Одна-единственная дверь без всякой таблички. Два коротких звонка и после паузы — еще два. На пороге появляется Сеймур, молча кивает и отступает, давая нам дорогу.

Проходим через переднюю в просторный, богато обставленный холл, проходим его и оказываемся на широкой террасе, защищенной от солнечных лучей навесом в бело-зеленых полосах. В углу мягко журчит огромный вентилятор.

Мод отстала еще в передней, наверное, чтоб посмотреть, где стоят бутылки. Мы опускаемся в плетеные кресла, когда она появляется с подносом, наполненным всем необходимым для делового разговора. Оставляет поднос на низеньком столике между двумя креслами и скрывается.

— Мне приятно видеть вас, Майкл, — говорит американец, принимаясь сервировать стол.

— К сожалению, не могу ответить вам полной взаимностью, — бормочу я. — Но вы меня поймете.

— Надеюсь, и вы меня.

Он опускает в свой стакан два кубика льда, добавляет минеральной воды, отпивает, чтоб проверить, выдержана ли пропорция, и подносит зажигалку к зажатой в правом углу рта сигарете.

— Не смотрите так на меня. Ничего драматического не произошло. Просто хочу продолжить наш разговор, прерванный в тот день.

Я не возражаю. Бросаю в стакан немного льда и, в свою очередь, дегустирую. Сеймур тем временем достает из кармана несколько снимков и подает мне:

— Что вы скажете об этой продукции?

— Совсем любительская, — отвечаю я, наскоро просматривая снимки.

Они и в самом деле любительские, но достаточно точные. Эрих и я в разные моменты нашей вчерашней беседы в ресторане и в баре гостиницы «Хилтон».

— А теперь послушайте это, — предлагает Сеймур, достает из другого кармана миниатюрный магнитофон и нажимает кнопку.

Снова Эрих и я, на этот раз представленные своими голосами. Голоса звучат совсем аутентично.

«Я: Поставщик чего?

Эрих: Всего. Что вам надо? Пистолеты, автоматы, ручные гранаты?.. Но у вас, наверное, есть свои поставщики?

Я: Хватает. Однако разнообразие в ассортименте всегда полезно.

Эрих: Какое количество вас интересует?

Я: Количество не имеет значения. Я оптовик.

Эрих: В таком случае можем заключить какое-то соглашение. Не хочу хвастать, но я тоже не размениваюсь на мелочи…»

— Ну, что скажете? — спрашивает американец.

— Вульгарный монтаж — и только.

— Вы необъективны, Майкл, — качает головой Сеймур. — Для вас это, возможно, монтаж, ибо вы знаете настоящий разговор. А представьте себе, как прозвучит эта запись для неосведомленных, особенно в сопровождении снимков вашей дружеской встречи.

— Если слушатели такие неосведомленные, что даже не имеют представления о трюках монтажа…

— Нет, нет… Вы необъективны, — снова качает головой американец. — А представьте себе, когда к этому материалу будет прибавлено еще и несколько подобных, которые документально подтверждают сделки с другими лицами все в той же сфере бизнеса на оружии…

— Допустим, что представляю. Ну и что дальше? После того как вы уже один раз обвинили меня в убийстве, зачем вам обвинять меня еще и в торговле оружием?

— Не вас, Майкл. Вы только козырь в этой игре, я же вам об этом уже говорил. Обвинение будет направлено против других.

— Но вы же втягиваете меня в историю с компрометацией, а это компрометирует прежде всего меня. Я в самом деле занимаюсь торговлей, но никто никогда не поручал мне торговать оружием. Я не включусь в операцию, которая может перерасти в политический скандал и запятнать мою страну.

— Оставьте патетические декларации, — примирительно бросает Сеймур. — Какой там политический скандал! Речь идет о внутренних делах между нашими ведомствами.

— Это на данном этапе. А когда завтра все это будет подытожено и в одном из ваших ведомств соберется целая папка фальшивых обвинительных материалов, где гарантия, что соответствующий шеф не захочет извлечь из них двойную выгоду? «Коммунистический агент торгует оружием под носом федеральной полиции» — неплохая сенсация для западной прессы и весьма полезная для вас.

— Глупости, — снова пожимает плечами Сеймур. — Чистейшая глупость.

Он достает очередную сигарету, щелкает зажигалкой и потягивается в кресле.

— Во время нашего предыдущего разговора новый вариант был только проектом. Однако со вчерашнего дня операция в действии. И поскольку вы жалуетесь, что вас держат в полном неведении, я решил в дальнейшем работать с вами открыто, Майкл. Так будет лучше для нас обоих. Вам ведь известно, что есть изделия, которые производятся всюду в невероятном количестве. Это оружие. Вооружение растет в бешеной прогрессии. К тому же оружие очень быстро устаревает. Старое заменяют новым, новое — еще более новым, одним словом, машина работает полным ходом. Задумывались ли вы когда-нибудь над тем, что делают с устаревшим оружием?

— Его вывозят в магазины и там продают вместе с галстуками, вышедшими из моды.

— Может, его и не вывозят в магазины, но приблизительно так оно и бывает. Наверное, вы слышали про «Интерармко»?

— Кто не слышал.

— «Интерармко» покупает у нашей армии устаревшее оружие, а потом разными каналами пересылает его своим клиентам. Но, как вам сказал вчера Эрих, вопрос транспортировки часто создает серьезные затруднения. Именно поэтому наш здешний штаб, вместо того чтобы возвращать устаревшее оружие назад, в Штаты, складывает его на месте в ангары, которые формально принадлежат армии, а фактически являются собственностью «Интерармко». До некоторого времени интендантом одного из таких складов был ваш старый знакомый Томас.

— Вы хотите сказать, что его уже выгнали?

— Еще нет. Но это произойдет. Ибо Томас, как вы догадываетесь, иногда заключал соглашения на поставку оружия по собственной инициативе, а деньги клал себе в карман. Дирекция — за океаном, оружия — много, ревизию делают в кои веки и очень поверхностно, так почему же человеку не поработать на себя. Субъект, который помогает ему в этой частной торговле оружием, также ваш знакомый — Эрих. — Сеймур поднимается и широкими шагами меряет террасу. Ему тяжело высидеть на месте больше пяти минут. — В последнее время, однако, произошли изменения. Томасу пришлось отказаться от сольной партии и довольствоваться партией второй скрипки в дуэте, навязанном ему сверху. Не знаю, то ли что-то пронюхали в дирекции о его частных сделках или просто решили устроить на тепленькое место еще одного паразита, но в концерт включили и первую скрипку. Теперь шеф секции Райен, а Томас — его подчиненный.