– Пираты с Нинтавы, – объяснил отец Цембен. – Об этом острове дурная слава ходит.

Несколько дней прошли совершенно спокойно. Каждый полдень одни и те же офицеры и матросы приносили невысокому колдуну таинственный сундук, чего-то дожидались и уходили. Керин упражнялся в фехтовании, любовался китами и летучими рыбами и наслаждался обществом Ноджири. Они уже достаточно хорошо знали друг друга, чтобы угадывать мысли другого. Когда юноша рассказал принцессе подробности своего договора с Клунгом, она сказала:

– Провести год в Кватне в качестве раба у такого добродушного хозяина, как Клунг, – это не так уж и страшно.

– Для тебя, может, и нестрашно, а у меня есть свои планы. Вдобавок семья и дело ждут меня в Новарии. Я обязан вернуться. Кроме того, если мы будем жить в Кватне, кто знает, что может задумать этот чертов Пвана?

– Это правда.

– Если бы я мог только взглянуть, чем они занимаются на зюйдвестке... это уже было бы кое-что. А вот если бы я прикрепил зеркало к мачте под определенным углом...

И они принялись обсуждать, не сможет ли Керин, прицепив зеркало к мачте, для виду заниматься перед ним фехтованием, а на самом деле подглядывать за офицерами на зюйдвестке? Ноджири считала, что зеркало будет мешать поднятию и спусканию паруса, – и уже только поэтому офицеры ни за что не позволят его повесить, даже если и не догадаются о его истинном предназначении. Юноша возражал, спор становился все жарче, и наконец Керин встал и сказал сердито:

– Мне кажется, лучше я отыщу Цембена и поучусь куромонскому.

Он ушел, однако уже после обеда спустился в каюту Ноджири. Переминаясь с ноги на ногу и не сводя глаз с башмаков, как провинившийся школьник, Керин пробормотал, что просит извинить его за вспышку.

– О, забудь об этом! – воскликнула Ноджири, обнимая его. – Салиморский муж избил бы меня, если бы я осмелилась с ним спорить, и никогда не признался бы, что был не прав. Ты настолько привлекательнее всех мужчин моей родины, что я только удивляюсь, почему наши девушки не переселяются на запад в поисках мужей.

– Я не уверен, что все новарцы похожи на меня, – сказал Керин. – Я просто во всем стараюсь на ощупь, путем проб и ошибок добиваться лучшего.

Поцелуи перешли в другие ласки, после чего Ноджири сказала:

– Мой повелитель, с каждым днем ты все искуснее в этих развлечениях. Это тебе надо было бы иметь тысячу жен, а не глупому Софи!

Керин самодовольно ухмыльнулся и начал одеваться.

– Спасибо за комплимент, но уж лучше мне научиться сначала ублажать одну жену, прежде чем приступать к целой толпе. И кстати, дорогая моя, хотя мне и очень хотелось бы, чтобы у нас были дети, разумнее подождать, пока мы вернемся домой. Ты пользовалась противозачаточным заклятием?

– Конечно. Видишь, я предугадываю твои желания.

– И довольно часто, как я замечаю – ответил Керин, вешая на шею мешочек Рао.

– Что это, повелитель? – спросила Ноджири. – Защитный амулет?

– Не совсем, – сказал юноша и нахмурился. – Впрочем, лучше тебе рассказать – мне нужен твой совет.

И он рассказал о мальванце Рао и о послании, которое тот должен был вручить при дворе Куромона. Рассказал он и о том, как в Эккандере Рао передал ему мешочек, а затем исчез.

– Можно мне взглянуть? – спросила она. Повертев мешочек в руках, она сказала: – Внутри – сложенная бумага, обернутая в шелк.

– На острове Пвана вскрыл послание, а потом снова запечатал, – сказал Керин. – По его словам, это инструкция по изготовлению какого-то волшебного веера. Я из-за этой штуки тревожусь – кто знает, что из этого выйдет? Но и просто бросить мешочек в море мне не хочется. Я ведь обещал Рао по крайней мере попытаться вручить послание кому нужно. Как поступить?

– Раз ты все равно отправляешься в Куромон, отдашь мешочек какому-нибудь чиновнику. Может, они даже наградят тебя.

Буря гнала огромные зеленые волны через палубу «Тукары Моры» – но судно упрямо шло по курсу, хоть и не быстро. Матросы спустили часть парусов и закрепили их, так что ветер толкал корабль вдвое слабее. В промежутках между валами матросы спокойно выполняли свою обычную работу, хотя шторм был гораздо сильнее, чем тот, что обрушился на «Яркую Рыбку» в начале путешествия Керина.

Порт в Котейки был самым большим из всех, какие до тех пор доводилось видеть юному новарцу. Кораблей всех размеров и моделей стояло здесь больше, чем в Виндии и Янарете, вместе взятых. На всех судах, двигавшихся под парусами, они были бамбуковые, а корпус, как правило, расписан яркими красками.

Когда «Тукара Мора» стала на якорь на рейде, к ней подошла большая галера и стала борт о борт. Несколько куромонцев поднялись на корабль по лестнице. Один из них, в расшитом красном халате и красной шапочке с алой пуговицей, явно был самым главным. На остальных было что-то вроде короткой униформы с надписью куромонской вязью. Затем показался еще один человек – невысокий, полный, стареющий мужчина с узкой седой бородкой, одетый в зеленый халат странного покроя.

Делегацию встречал капитан Ямбанг. Он и человек в красном халате принялись обмениваться низкими поклонами, да так усердно, что у Керина спина заболела от одного зрелища. Затем они обменялись какими-то документами и заговорили, но слишком быстро, чтобы юноша мог что-то понять. Начальник прибывших разослал своих людей по кораблю – как предположил Керин, для сличения указанных в декларации грузов с имеющимися в наличии.

Последние дни юный новарец непрерывно раздумывал, как передать послание императорскому двору. Офицеры посоветовали ему отыскать смотрителя порта, который подскажет, к кому обратиться. Улучив момент, когда чиновник, прибывший на галере, казался ничем не занятым, Керин спросил:

– Сударь, ты смотритель порта?

– Нет, этот жалкий червь лишь второй помощник благородного смотрителя порта. Что тебе угодно?

Не успел Керин ответить, как к ним подошел пожилой куромонец и спросил:

– Извините, а не ты ли мастер Рао из Мальваны, с посланием для нашего непобедимого правительства?

– Гм... я... – запнулся юноша, не зная, что ответить. Пока он раздумывал, стоит ли объяснять, как к нему попал мешочек с посланием, пожилой чиновник достал лист бумаги, на котором виднелись несколько строчек куромонского письма и рисунок человеческого лица.

– Да, конечно, – произнес он, кланяясь. – Ты действительно тот самый посланник, которого мы с таким нетерпением ждем. С тобой ли то, что ты должен был доставить?

Керин засунул руку за пазуху и показал мешочек из промасленного шелка:

– Вот.

– Прекрасно! Если ты спустишься... – И он указал на галеру.

Юноша прошептал по-салиморски, обращаясь к Ноджири:

– Что мне делать? Не лучше ли сейчас разъяснить недоразумение, пока не поздно?

– Нет! – еле слышно ответила принцесса. – Если они будут думать, что ты и есть настоящий посланник, они будут с нами лучше обращаться.

– Но если потом обнаружится, что это не так, одним богам известно, что они могут сделать...

– А если это выяснится сейчас, они могут отрубить тебе голову, решив, что ты убил Рао и украл послание, чтобы получить награду!

– Совесть моя неспокойна, – ответил Керин и снова повернулся к чиновнику. – Сударь, с кем я имею честь говорить?

– Эта личность – чиновник Тога, гван десятого ранга и четвертый секретарь Варварского Отдела Бюро Контроля Внутренних Перемещений Департамента Дорог, Каналов и Мореплавания, к твоим услугам.

Керин не знал, что означает слово «гван», и решил, что это что-то вроде «чиновника». Он еще недостаточно овладел куромонским, чтобы понимать, когда говорили в обычном для них темпе. Поэтому ему часто приходилось просить своих собеседников повторить помедленнее то, что они сказали, но на этот раз он поклонился в ответ и произнес:

– Можно мне взглянуть на бумагу?

Чиновник повернул лист, который держал в руке, и Керин увидел вполне похожий собственный портрет – во всяком случае, рисунок, который мог сойти и за его изображение, и за изображение исчезнувшего Рао. Кожа последнего была гораздо темнее, но тушь и перо не передавали оттенков.