– Сегодня вы сможете подойти? Мы будем обедать в «Кофейной роще», это ресторан на третьем этаже «Сентрисс».

Переговорный центр, излюбленное место как личных встреч, так и проведения всевозможных конференций, семинаров и прочих болтательных мероприятий. Люднее не придумаешь.

– В котором часу?

– В половине второго.

– Если вас не затруднит, закажите на тринадцать двадцать столик неподалеку от вашего… Неважно, с какой стороны. На имя Джека Стоуна. Две персоны. Единственное пожелание, чтобы места были не на самом проходе. Это возможно?

– Конечно, я свяжусь с метрдотелем, как только вернусь в офис. Что-то еще?

– Если понадобится нечто большее, мы поставим вас в известность, – успокоительно улыбнулась леди Оливия.

– Тогда, если позволите… – Кларисса встала.

– Всего доброго.

Я проводил клиентку в прихожую, подал пальто, с удовлетворением отметив, что в рукава она попала с первого раза, а значит, волнение оставило женщину, пусть и ненадолго.

– Джек Стоун – это вы? – рассеянно спросила фройляйн Нейман, когда моя рука коснулась дверной ручки.

– Да.

– Приятно познакомиться.

Она вышла на улицу и торопливо направилась в сторону центра, занятая размышлениями уже не о личной жизни, а о бизнесе, но на самом краешке чужих мыслей я уловил обнадеживающее: «Он, конечно, не слишком солиден, но выглядит и ведет себя вполне доверительно. И похоже, дело свое знает…»

Свое? Я тихо фыркнул, закрывая дверь и возвращаясь в кабинет. Чужие дела, как правило, мне известны гораздо лучше.

Фырканье получилось насморочным, не прошло незамеченным и вызвало закономерный вопрос:

– Мистер Стоун, вы простыли?

– Немного, миледи.

Хозяйка покачала головой, и пепельно-седые пряди, спускающиеся с висков до подбородка, напомнили своим движением маятники часов, отсчитывающих мгновения вечности.

– Вам следует уделять себе больше внимания.

– Да, миледи.

– Учтите, упрямство можно рассматривать как достоинство только с одной стороны.

Она поднялась из кресла, прошлась по кабинету, задумчиво скрестив руки на груди, и переключила свое внимание с сотрудника на сотрудницу:

– Что скажете, моя дорогая?

Ева скучно зевнула:

– Еще одна засидевшаяся в девках тетка.

– Это не повод для осуждения, – заметила хозяйка. – Что скажете относительно ее намерения?

– Глупость.

– Вы излишне категоричны в суждениях. Впрочем, для вашего возраста это нормально.

Девушка фыркнула, и с куда большим успехом, чем чуть ранее это сделал я. Но факт оставался фактом: фройляйн Цилинске совсем недавно исполнилось всего лишь двадцать два года, и понять нужды женщины «далеко за тридцать» ей пока трудновато. Как и мне понимать своего отца. Разница в возрасте, к сожалению, всегда имеет значение.

– Все же изложите ваше впечатление.

Ева пожевала губами, но признала:

– Ей нужна помощь.

– Отлично. Тогда отправитесь пообедать за счет клиента.

Девушка заметно оживилась:

– И много можно будет заказать?

– В разумных пределах, следить за соблюдением которых будет ваш коллега.

Собственно, другого варианта не существовало по определению: в салоне, кроме меня и фройляйн Цилински, работников больше не было. Но даже очевидное отсутствие альтернативы не могло повлиять на мнение Евы обо мне.

– Я не хочу с ним идти, он зануда!

– Вы тоже не рождественский подарок, моя дорогая. У вас, мистер Стоун, надеюсь, нет возражений?

– Ни в коем случае, миледи. У меня есть всего лишь одно требование.

– Какое? – слаженным дуэтом спросили дамы.

– Пусть Ева смоет свои ужасные «стрелки».

– Ужасные? – Светло-голубые глаза девушки гневно сузились. – Да что ты понимаешь!

– Я не слежу за веяниями моды, но отчетливо понимаю одно: если явлюсь в ресторан под ручку с нелепо размалеванной девицей, то привлеку ненужное внимание. В том числе и со стороны объекта.

– Нелепо размалеванной?!

Леди Оливия решила проявить благосклонность и защитить меня от девичьего гнева:

– Моя дорогая, мистер Стоун отчасти прав. Ресторан, в котором назначен обед, очень редко посещается представителями так называемой богемы, среди которых ваш макияж пришелся бы к месту и ко времени.

– Еще неплохо было бы поменять одежду, – осторожно заикнулся я, чтобы огрести на свою голову очередной ворох проклятий, но доводы разума из уст хозяйки и зарплатодательницы одержали верх над самоуверенностью юности, и Ева отправилась приводить свой вид к надлежащему для появления в приличном обществе, пообещав мне, правда, отсутствие легкой жизни на ближайшие лет сто пятьдесят.

Можно было бы добить девчонку, громко порадовавшись, что мне сулят столь долгую и интересную жизнь, но победа над слабым противником никогда не доставляет удовольствия, поэтому я предпочел промолчать и всего лишь улыбнуться.

– А что скажете вы, мистер Стоун?

За все время знакомства леди Оливия ни разу не обращалась ко мне по имени, и иногда казалось, что она поступает так из опасения сократить дистанцию, отказавшись от двух ни к чему не обязывающих слов.

– Она была на грани истерики.

– Ева? Больше играет, нежели страдает.

– Я говорю о фройляйн Нейман.

Хозяйка подумала и кивнула:

– Соглашусь. Но почему вы сказали «была»?

– Выходя из салона, она чувствовала себя спокойнее. Намного.

– Это хорошо. – Леди Оливия взяла со стола наш экземпляр договора. – А ведь в самом начале волнения было столько, что она даже не решилась собственноручно заполнить бумаги… Будьте внимательны в работе, мистер Стоун. Хоть мы и не саперы, нам тоже не следует ошибаться слишком часто.

Всю дорогу до «Сентрисс» Ева молчала, оскорбленно поджав губы, а я не горел желанием разговаривать, потому что на сыром воздухе в дополнение к насморку начало ощутимо покалывать горло. Неужели так сильно простудился? Быть не может. Вечером наглотаюсь аспирина или чего-нибудь новомодного растворимого с непередаваемым вкусом искусственных фруктов. С другой стороны, нет худа без добра: ограниченное обоняние позволит меньше рассеивать внимание и упростит мою задачу. Не знаю, помогают ли подобные ограничения медиумам, но мне они определенно приносят пользу.

– Тебе очень идет это платье.

Девушка, пристраивающая жакет на спинке стула, замерла, недоверчиво на меня поглядывая.

– Я похожа в нем на школьницу.

– На очень милую школьницу.

Сказать по правде, с такой худобой фройляйн Цилинска и не может производить впечатление взрослой женщины, разве только больной и изможденной. А от юношеского стиля, кстати, невероятно ей подходящего, отказывается что есть силы. Глупая. Потом еще будет жалеть, что не наносилась вдоволь.

«Подлизывается? Точно, подлизывается! А все почему? Потому что без меня ничего не может. Стоило бы его проучить, и жестоко… Или лучше пожалеть? Мм… Все-таки доброе у меня сердце. Пожалею. Но если снова будет нарываться, поставлю перед хозяйкой условие: или он, или я!..»

Можешь ставить любые условия, девочка. Я не против. Только леди Оливия не из тех людей, что охотно делают выбор. О нет, насколько мне известно, наша хозяйка всегда действует по принципу: если можно заполучить все, грех довольствоваться половиной. Впрочем, могу уйти сам. Когда пойму, что дольше оставаться нельзя. Но моя голова всегда соображала с жутким скрипом, а потому… На понимание могут понадобиться годы. Много-много долгих лет.

О, к нам направляется официант. Не хочу углубляться в лес строчек заковыристого меню. Нет настроения. Зато знаю, кто всегда готов отставить в сторону мизинец и притвориться утонченной и изысканной дамой. В меру своей осведомленности о нравах высшего света, разумеется.

Вешаю куртку на стул.

– Займешься заказом? Я сейчас вернусь.

– Ты куда? – с плохо скрытым испугом в голосе торопливо спросила Ева.

Несмотря на тщательно взращиваемую самоуверенность, девчонка прекрасно понимает: чем больше народа участвует в деле, тем меньше ответственности сваливается на плечи каждого участника. Правило обратной пропорции работает безотказно. Хотя народная мудрость утверждает немного иное, связывая некомплектность органов зрения наблюдаемого объекта с количеством наблюдателей, но нас только двое, стало быть, можно надеяться, что глаза фройляйн Нейман останутся при ней.