– Что, поклонник объявился?

Элизабет подмывало сказать, что букет – подарок ко дню рождения, но что проку? Бессмысленно напоминать тому, кого любишь, что сегодня день твоего рождения.

Когда отец уехал, стало пусто и надо было как-то провести вечер. Двадцать первый год жизни всегда казался ей каким-то очень важным рубежом. Год совершеннолетия, обретения свободы, превращения в женщину. Вот он и настал, этот волшебный день, но она чувствовала себя так же, как год или два тому назад. Почему он не вспомнил? Интересно, вспомнил бы он, если бы она была сыном, а не дочерью?

Неслышно возник дворецкий, спросил, не подавать ли обед. Есть Элизабет не хотелось. Она чувствовала себя всеми покинутой и одинокой. Знала, что жалеет себя, но жалость простиралась дальше, чем сегодняшний, неотпразднованный день рождения. В нем слились все одиноко проведенные дни рождения в прошлом, все страдания несчастного ребенка, выросшего без материнской ласки, до которого никому нет дела. В десять часов вечера, когда она уже переоделась в ночную сорочку и сидела одна с потушенными огнями в гостиной, чей-то голос сказал:

– С днем рождения!

Вспыхнул свет, на пороге стоял Рис. Он подошел к ней и сказал с укоризной:

– Так дело не пойдет. Разве так следует отмечать свое совершеннолетие или таких дней у тебя будет еще много?

– Я… я думала, ты с отцом в театре? – смущенно сказала Элизабет.

– Я и был там. Он сказал, что ты сидишь дома одна. Одевайся, мы едем ужинать.

Элизабет отрицательно покачала головой. Она не желала, чтобы до нее снисходили.

– Спасибо, Рис. Я не голодна.

– А я голоден, я есть один не могу. Даю тебе пять минут на одевание, или поедешь, в чем одета.

В вагоне-ресторане на Лонг-Айленде они заказали гамбургеры, острый красный перец, жареный лук по-французски и крепкое пиво и все время, пока ели, говорили, и этот ужин показался Элизабет в тысячу раз вкуснее и интереснее, чем тот их ужин в «Максиме». Рис уделил ей все свое внимание, и она поняла, почему он так нравился женщинам. Не только потому, что был дьявольски красив. А потому еще, что ему самому нравилось ухаживать за женщинами, он их искренне любил, и они платили ему той же монетой. С ним Элизабет чувствовала себя единственной женщиной, ради которой он готов был забыть все на свете. Оттого-то думала Элизабет, женщины и сходят по нему с ума.

Рис немного рассказал ей о своем детстве в Уэльсе, и в его устах оно выглядело забавным, чудным и наполненным самыми невероятными приключениями.

– Я сбежал из дому, – рассказывал Рис, – потому что желал все увидеть, все испробовать. Я хотел быть всеми теми, с кем сталкивала меня судьба. Мне было слишком мало меня самого. Может, тебе это непонятно?

О, как ей это было близко и понятно!

– Я работал в парках и на пляжах, а однажды летом устроился катать туристов на кораклях по Розили, и…

– Стоп, стоп, стоп, – перебила его Элизабет. – Что такое Розили и что такое коракль?

– Розили – это быстрая, бурная речушка с массой опасных порогов и стремнин. Коракли – это каноэ, сделанные из дощатых остовов, обитых водонепроницаемыми звериными шкурами, в Уэльсе ими пользовались еще до римских завоеваний. Ты бывала когда-нибудь в Уэльсе?

Она отрицательно покачала головой.

– Тебе там понравится.

Она в этом не сомневалась.

– В долине Ниты есть водопад, красивее которого в мире не найти. А какие прелестные уголки: Абериди и Кербуади, Портклес и Ллангвм Учаф. – Непонятные слова звучали как музыка. – Это дикая, непокоренная страна, полная волшебных неожиданностей.

– Но все же ты сбежал оттуда.

Рис улыбнулся и сказал:

– Меня толкала жажда. Я хотел владеть миром.

Но он не сказал ей, что жажда эта и поныне не была утолена.

В течение трех последующих лет Элизабет стала для отца просто незаменимой. В ее задачу входило делать его жизнь комфортабельной, чтобы он мог заниматься главным в ней – делом. То, как она сможет справиться со своей задачей, полностью зависело от нее самой. Она сама увольняла и набирала слуг, готовила к его визиту и закрывала после его отъезда различные дома, которые ему были в тот или иной момент необходимы, организовывала и руководила всеми его официальными приемами.

Более того, она стала его глазами и ушами. После какой-либо деловой встречи Сэм обычно спрашивал мнение Элизабет о том или ином собеседнике или объяснял ей, почему во время встречи поступил так, а не иначе. На ее глазах он принимал решения, которые затрагивали жизни сотен людей и вовлекали в оборот сотни миллиардов долларов. Она была свидетелем, как главы государств просили Сэма Роффа дать согласие на открытие у них одного из своих заводов или умоляли его в тех случаях, когда он хотел закрыть завод, не делать этого.

После одной из таких встреч Элизабет сказала:

– В это трудно поверить. Но у меня такое впечатление, что ты руководишь целым государством.

Отец рассмеялся и ответил:

– Прибыли «Роффа и сыновей» превышают доходы большинства стран мира.

Во время поездок с отцом она заново перезнакомилась со всеми членами семьи Роффов, своими кузинами и кузенами, их мужьями и женами.

В юности Элизабет виделась с ними во время праздников, когда они собирались в одном из домов отца или когда во время коротких школьных каникул она ездила в гости к кому-либо из них.

Самыми веселыми, общительными и дружелюбными были Симонетта и Иво Палацци. С Иво Палацци Элизабет всегда чувствовала себя особой женского пола. Иво заведовал итальянским филиалом «Роффа и сыновей» и делал это весьма успешно. Он легко сходился с людьми, и они любили иметь с ним дело. Элизабет запомнила слова своей одноклассницы, которая познакомилась с Иво:

– Знаешь, почему мне нравится Иво? Потому что он очаровашка.

Это было точно подмечено: очаровашка!

В Париже Элизабет встречалась с Эленой Рофф-Мартель и ее мужем Шарлем. Элизабет так и не смогла сблизиться с Эленой и всегда чувствовала себя немного натянуто в ее присутствии, хотя Элена неплохо относилась к ней. Стена холодной непроницаемости, окружавшая ее кузину, так и осталась неразрушенной. Шарль являлся главой французского филиала «Роффа и сыновей». Он был знающим и компетентным работником, но отец не раз говорил в присутствии Элизабет, что ему не хватает напористости. Он был хорошим исполнителем приказов, но их инициатором – никогда. Сэм, однако, не трогал его, так как французский филиал фирмы все же процветал. Элизабет подозревала, что в этом успехе не последняя роль принадлежит Элене Рофф-Мартель.