Вергилиан слушал с интересом, однако не хотел удаляться от цели своего посещения.

– Ты мог бы устроить, чтобы мы с моим другом послушали Тертулиана?

Нестор подозрительно посмотрел на беспокойного посетителя.

– Уж не хочешь ли и ты принять христианское учение?

– Скажу тебе, что я… что у меня нет такого желания… Но очень хочется посмотреть на этого человека.

– Ты читал его книги?

– «Трактат о плаще»?

– Ну, это только забава ума. Есть у него и другие.

– Других я не читал.

– Прочти. Они полны высокого горения.

Нестор, может быть, вспомнил молодость, первые юные порывы и поднял глаза к небесам.

Вергилиан настаивал на своем:

– Мне говорили, что Тертулиан будет на каком-то ночном молитвенном собрании. Я хотел бы присутствовать.

Видимо, просьба поэта Нестору никакого удовольствия не доставляла. Оказалось, что даже не имеющие никакого отношения к христианству знают о нем слишком много! А между тем оказать услугу в данном случае было необходимо, хотя это предприятие обещало всякие хлопоты, да могло быть и чревато неприятными последствиями. Но разве дядя Вергилиана не помог замять глупую историю с несколько неточным счетом за свинцовые трубы?

Куратор что-то соображал.

– Мне нужно спросить одного человека. Я своевременно поставлю тебя в известность…

Квинт Нестор сдержал свое слово, и спустя два дня мы встретились с ним в условленном месте, за Тибром, около уличного фонтана на безлюдной в этот час площади Субурры. Тонкая струйка воды вытекала непрерывно из львиной бронзовой пасти. Судя по навозу, лежавшему повсюду, в неуклюжем каменном водоеме здешние погонщики ослов поили своих животных. Место было малонаселенное. В последние годы Рим пустел, число его жителей уменьшалось, и уже в самом городе появились пустыри, которые нечем было застроить. За фонтаном лежал один из таких участков, и мы направились к нему. Нестор встревоженно оглядывался. На улице мы никого не встретили, но в какой-то лавчонке еще горел светильник, а в соседней гостинице, в каких обычно живут воры и служительницы Венеры, слышалась пьяная песня.

Нестор покачал укоризненно головой:

– Какие постыдные нравы!

Видно было, что он неспокоен.

Вергилиан ничего не ответил.

Мы пересекли пустырь, где под ногами бегали кошки, и углубились в темный переулок. Но здесь нас нагнал какой-то человек в плаще и внимательно заглянул в лицо куратору.

– Нестор! – воскликнул незнакомец.

В темноте можно было рассмотреть, что у него такое же смуглое лицо, как у нашего проводника, и курчавые волосы.

– Ты кто? – удивился куратор.

– Я – Гордиан. Не узнаешь?

– Гордиан! Вот встреча! И ты в Риме?

– Приехал в ваш Вавилон по делам.

Тот, что назвал себя Гордианом, пошел рядом с Нестором впереди, и я услышал его осторожный голос:

– А эти люди кто такие?

Нестор что-то тихо ответил.

Мы двинулись дальше, и дорогой куратор и его знакомый дружески разговаривали.

– Все ли благополучно в Карфагене?

– Все благополучно.

– А в христианской общине?

– И в общине все благопристойно. Впрочем, произошло одно событие, немало нас взволновавшее.

– Какое событие?

– У нас объявился мученик. Вернее, исповедник веры.

– Кто же такой? – удивился Нестор.

– Не слышал? Весперий.

– Не помню.

– Должен помнить. Он ходатай по делам.

– Вспомнил! Тот, что работал у Наталиса?

– Он самый.

– Однако я знаю его как весьма легкомысленного человека.

– Он человек легкомысленный. И даже прелюбодей. Но обманутый муж донес властям, что он христианин и не подчиняется эдикту о почитании императорского культа. Тогда префект Скапула велел бросить несчастного в темницу.

– И Весперий пострадал за веру?

– Сначала он хотел оправдаться. У него связи в официи префекта. Но мы уговорили его пострадать.

– Зачем? – не понимал Нестор.

– Как зачем? В Лептисе был свой мученик, какой-то кузнец. Его даже отдали зверям на растерзание. В Цирте тоже нашлась великолепная мученица. Лишь у нас – никого. Ведь гонений в данное время нет. А для общины очень важно, чтобы были мученики. Поэтому мы всячески поддерживали дух Весперия. И чтобы ему не было скучно в заключении, мы доставляли ему вкусные яства и вино.

– А тюремщики?

– Мы подкупили их.

– И таким образом вы облегчали участь узнику?

– Делали, что могли. Я даже хотел привести к нему девочку из приличного лупанара – ведь он еще молодой человек, – но епископ нашел, что это неудобно, и запретил мне заниматься такими делами.

– И он прав. Однако несчастного могли бросить на растерзание диким зверям? Чем же все это кончилось?

– В конце концов Весперия отпустили на свободу.

– Значит, он совершил воскурение фимиама?

– Этого не понадобилось.

– Как же удалось ему освободиться?

– Весперию надоело сидеть в темнице, и он потребовал, чтобы церковная община уплатила ему десять тысяч сестерциев, угрожая в противном случае во всем повиниться перед префектом Скапулой. Мы не сошлись в цене. Но ведь он брат наш. Поэтому мы дали взятку, и его освободили. А жаль, что он не согласился претерпеть до конца. Такие весьма украшают церковь своими мученическими венцами.

Нестор и карфагенянин остановились перед дырой в каменной ветхой стене, за которой виднелся запущенный сад.

Куратор обернулся к нам:

– Это здесь.

За стеной стояла совсем сельская тишина, и никому и в голову не могло прийти, что в таком запустении гремит голос Тертулиана. Однако по саду вилась тропинка, – значит, кто-то ходил по ней.

Нестор понизил голос до шепота:

– Ни слова никому не говорите и следуйте за мной!

Тропинка уходила в темные заросли кустарника и бурьяна. В глубине сада стояло каменное строение, нечто вроде житницы, в которой, очевидно, и происходило молитвенное собрание. Нестор объяснил нам, что этот участок принадлежал врачу Назарию. Врач подарил землю единоверцам, за что получил сан пресвитера.

Перед строением дорогу преградил нам гигантского роста привратник. Это был известный в Риме каменотес по имени Павлий, отличавшийся чудовищной силой. Он сделал бы фортуну в цирке, но верования великана запрещали ему убивать людей. Страж мрачно оглядел пришельцев.

– Какое ваше слово?

Нестор поспешно выступил вперед.

– Наше слово – «рыба».

Вергилиан шепнул мне, что не очень приятно было бы попасться в лапы такому обросшему волосами человеку.

– А еще какое?

– «Чаша».

– Так. Во имя отца и сына… – забормотал Павлий.

– Аминь!

– Проходите, братья. Но вы запоздали. Уже верные вкусили хлеба и вина. Сейчас отец беседует с желающими…

Мы поспешили за Нестором в строение, где оказалось довольно много народу. Почти все, мужчины и женщины, стояли с глиняными светильниками в руках, едва озарявшими взволнованные лица. При их трепетном свете можно было разглядеть деревянные балки под крышей и наивную роспись на стенах: доброго пастыря с овцой на раменах, по-детски нарисованные пальмы, глазастую рыбу, поглощающую широко разверстым ртом корабль с человечками среди синих волнистых линий, изображающих морские волны.

Мужчины стояли по правую сторону, женщины – по левую, некоторые сидели на плетеных подстилках. Впереди мы увидели на сиденье без спинки старца с очень темным, почти лиловым, как у нумидийцев, лицом. Темный цвет кожи особенно подчеркивался белыми кудрями. Проповедник держал в руках свиток и говорил отрывисто и страстно. Слова его легко можно было разобрать даже в том углу, где мы старались не особенно привлекать к себе внимание окружающих. Я видел, что присутствующие внимали проповеднику с волнением.

Вокруг было много простых лиц и бедных одежд. Видимо, сюда приходили бедняки и поденщики, и мне даже показалось, что среди них я узнал тех двух каменщиков, которых мы однажды расспрашивали с Вергилианом о гостинице Скрибония. Кое-кто из женщин набросили на головы длинные грубые покрывала, чтобы скрыть свое лицо, но под ними виднелись дорогие туники из тонкого шелка, на пальцах поблескивали золотые кольца, а на запястьях – браслеты.