В подии, недалеко от Корнелина, жена Квинтилия, золотоволосая, завитая, как барашек, Лавиния, не имела больше сил сдерживать свое волнение, поднялась с места и ломала пальцы. Должно быть, она ничего не видела перед собой, кроме четверки вороных коней и того, кто правил ими с таким неподражаемым искусством.

Сенатор Квинтилий, величественный и благообразный, как и полагается быть представителю его сословия, всячески успокаивал супругу:

– Не волнуйся, мое сокровище! Ведь мы же ничего не поставили на Акретона!

– Акретон! Гирпина! – гремело под пурпуровым навесом.

Один богатый торговец предлагал другому:

– Пять тысяч сестерциев против одной тысячи за Гирпину!

Но второй не соглашался на такой заклад.

Вдруг на какое-то мгновение в цирке наступила мертвая тишина, потом сразу же тысячи людей заревели от ужаса:

– Акретон!

Гирпина круто огибала мету, почти распластавшись по земле. Но правое колесо квадриги Акретона зацепилось за левое колесо Арпата и, точно пущенное рукой дискобола, отлетев весьма далеко в сторону, завертелось волчком на арене. Трудно было охватить разумом, что там происходит. Над ареной уже дымились облака пыли, поднятой квадригами…

Видимо, Акретон не успел в это страшное мгновение обрезать вожжи, его с размаху ударило головой о камень меты, и тогда четверка обезумевших коней потащила тело прославленного возницы по арене. Конец оси без колеса подымал фонтаном песок. Труп Акретона прыгал жалкой куклой на вожжах. Когда наконец цирковым служителям удалось остановить распаленных лошадей, дрожащих как в лихорадке, от прекрасного Акретона остался мешок переломанных костей. Кожа с лица была сорвана, и на этой кровавой маске страшно белели оскаленные зубы. Все это случилось перед нами, от ужаса Вергилиан закрыл рукой лицо.

Гирпина вздрагивала мелкой дрожью и вдруг заржала, точно призывала своего погибшего господина…

Когда потом префект цирка опрашивал свидетелей, никто не мог рассказать толком, каким образом сорвалось колесо. Как и предполагали зрители, на некотором расстоянии от меты Акретон вырвался вперед, чтобы захватить удобное место для последнего поворота. Но его соперник, звероподобный Арпат, про которого ходили слухи, что он занимается магией, чтобы увеличить власть над лошадьми, выкрикнул какое-то одному ему известное слово, и серые кони, по-кошачьи прижав уши, из последних сил ударили подковами в землю. В это мгновение и произошел ужасный случай с колесом.

Всеобщее волнение было так велико, что никто не обращал внимания на Лавинию, рвавшуюся в слезах на арену.

Только супруг удивлялся ее впечатлительности.

– Я всегда говорил, что женщинам не следует посещать цирк, – ворчал достопочтенный Квинтилий.

Некоторое время на арене еще продолжалась суета. Но, не теряя драгоценного времени, цирковые рабы привычно засыпали кровь песком. Уже новые двенадцать квадриг готовились принять участие в состязаниях.

Второй заезд закончился вполне благополучно победой достойнейшего, так же и третий. Но после пережитого зрелище уже не захватывало зрителей, и люди удивлялись, почему пустили первой квадригу Акретона. Однако знавшие всю подноготную жизни знаменитого возницы рассказывали с огорчением, что он сам захотел выступить первым, чтобы поскорее встретиться с некоей сенаторшей, томившейся от страсти.

Во время четвертого заезда Вергилиан не раз оборачивался с каким-то внутренним беспокойством в ту сторону, где находились карнунтский торговец с дочерью. Он даже выразил желание говорить с ними.

– Досадно, что они сидят так далеко и не видят нас.

Мне показалось, что в данном случае его интересует не столько разговор с Виктором, сколько желание перекинуться словом с Грацианой. Я предложил помочь ему:

– Хочешь, я поднимусь к ним и скажу, чтобы Виктор подождал тебя у выхода из цирка?

– Сделать это довольно затруднительно, – в нерешительности проговорил Вергилиан.

– Ничего нет проще.

Во время приготовлений к следующему состязанию зрители шумно разговаривали, спорили о достоинствах того или иного возницы. По рядам ходили продавцы сладостей и прохладительного питья. Женщины обмахивали веерами из павлиньих перьев разгоряченные лица. Соседи нашептывали им нежные слова, а мужья, сидевшие рядом, взвешивали шансы квадриги, на которую они ставили в этом заезде. Я с трудом пробирался к Виктору, и не один обругал меня невежей за то, что наступаю людям на ноги. Но в конце концов я благополучно добрался до своей цели и передал карнунтскому жителю просьбу Вергилиана. Я видел, как оживилось лицо Грацианы при этом имени. Трагическая гибель Акретона не произвела на девушку большого впечатления. Да, это была мраморная красота! Я показал, где сидит Вергилиан, и, увидев поэта, она приветствовала его, подняв руку и шевеля пальцами. Поэт стоял и махал издали свернутым в трубку свитком. Я знал, что это был многострадальный Сенека.

Наталис обрадовался, узнав о присутствии поэта.

– Мне тоже надо бы встретиться с Вергилианом. Как хорошо, что ты разыскал нас, друг! Но к чему тебе возвращаться на старое место и слушать со всех сторон нелестные оклики? Оставайся с нами!

Мне этого очень хотелось. Я скромно уселся рядом с африканцем, а он продолжал развлекать Грациану, не обратившую на меня никакого внимания:

– Теперь посмотри в другую сторону. Видишь человека с круглой черной бородой? Это Филострат.

– Тоже банкир?

– Нет, он написал книгу об Аполлонии.

– В Карнунте так звали одного виноторговца.

– Это совсем другой Аполлоний. Сейчас, пожалуй, ритор – самый известный человек в Риме.

Можно было понять, что книги мало интересуют девушку. У нее был такой вид, точно она ждала чего-то, что вот-вот должно случиться в ее жизни.

Виктор расспрашивал меня о Вергилиане и почему-то вздыхал. Я рассказал обо всем, что его могло интересовать. Из беседы выяснилось, что карнунтский житель перебрался с дочерью и всеми своими домочадцами в Рим. Однако Виктор жаловался, что переезд в Италию не оправдал его надежд – дела здесь не налаживались, мешали более ловкие конкуренты.

– В Карнунте все было просто. Я закупал у варваров необработанные кожи, дубил их и перепродавал в Аквилею за наличные. Там их с удовольствием брали римские и антиохийские купцы. А в Риме торговля происходит так, что товаров не видит ни продающий, ни покупающий, и они, может быть, даже не существуют в природе, а только обозначены на доверенности. На таких торговых операциях люди при умении делаются миллионерами, а при неудаче разоряются.

Наталис не переставал посвящать Грациану в тайны римской жизни:

– Смотри! Вот Лавиния пробирается к выходу в сопровождении служанки. Быть может, она хочет поплакать над трупом несчастного Акретона…

Девушка с удивлением посмотрела на собеседника.

– Всего лишь три дня тому назад Акретон присутствовал на моей пирушке, и Лавиния возлежала рядом с ним! И такой трагический конец! Хотя кто знает, что ждет нас самих завтра…

– Рядом с Акретоном возлежала Лавиния?

– Это происходило у меня в доме. Вот этот юный сармат тоже посетил мой праздник вместе с Вергилианом.

– Ты хорошо знаешь поэта, – вздохнул опять Виктор, – каковы его планы на будущее?

Я должен был сказать, что об этом мне ничего не известно. Торговец еще раз вздохнул.

В разговор вмешался болтливый Наталис:

– Ах, Вергилиан… Очаровательный собеседник и какой изящный стихотворец! Но мечется из Рима в Александрию, из Александрии в Афины и все чего-то ищет, и сам не знает чего… А каким образом поэт стал тебе известен, дорогой Виктор?

– Он два раза приезжал в Карнунт, закупал кожи для сенатора Кальпурния.

– О, я и забыл, что он занимается, помимо всего прочего, коммерческими операциями! Хотя, кажется, мало смыслит в этом.

Но, вероятно, Грациану интересовали не столько торговые способности Вергилиана, сколько его умение с нежностью заглядывать в женские глаза…