Глава 1

Напротив меня уже полчаса сидит очкастый лысый чмошник, похожий на крысу.

— И всё-таки, Кирилл Олегович, мы настаиваем на передаче этого пустыря под строительство торгового центра, — монотонно нудит он.

— Слушайте, — устало говорю я. — Я всё решил ещё с Борисом Аркадьевичем, когда возвращал сохраненные деньги. На пустыре будет построен спортивный центр для жителей района.

Чмошник не обращает на мои слова никакого внимания.

— Вашу заинтересованность в муниципальных выборах мы понимаем и готовы поддержать. Но нам необходим на этом месте торговый центр. Мы готовы выделить Вам двадцать процентов владения. И это последнее предложение.

Я начинаю закипать.

— Мне не нужна поддержка. Ничего общего больше с вами я не имею, и не буду иметь. Я помогал Борову потому, что на этот пустырь мы с ним из детдома бегали! Мы там о стадионе мечтали! А потом он в Грозном меня контуженного из-под огня вынес. И когда Боров сел, ближе меня у него никого не было. И его смерть ничего не меняет.

Я поворачиваюсь к двери и кричу:

— Света! Проводи посетителя, он уходит!

— Жаль, что мы не договорились, Кирилл Олегович.

Крысюк встаёт с кресла и холодно кивает мне.

— Прощайте!

Дверь за переговорщиком закрывается, и Светлана приносит кофе.

— Распоряжения, Кирилл Олегович?

— Свет, я домой поеду. Что-то неспокойно мне. Перенеси запланированное на завтра, — говорю.

Выхожу из лифта сразу на парковку. Удобно. Спускаешься из офиса почти в машину и вроде как уже дома. Дохожу до своего авто. На лобовом стекле записка. Тянусь к ней, и тут орет чувство опасности, основательно забытое за последние лет семь.

Оборачиваюсь и еще успеваю услышать металлический лязг пистолета с глушителем, как сердце взрывается болью.

— Может Ваши наследники будут посговорчивее, Кирилл Олегович, — слышу крысообразного.

«А вот хрен вам по всей морде.» — улыбаюсь, и сознание гаснет.

«Наследников нет, а вся недвижка выведена из владения через трасты. Будет теперь в городе благотворительным фондом больше. Замучаетесь копать.» — возникает продолжение мысли.

«Хм, сердце не болит, тело не слушается, но вроде жив. Промахнулся, что ли, крыса?» — я нахожусь в темноте, тело онемело так, что даже глаза не открыть. Ничего не слышу.

Постепенно возникает ощущение неправильности. Оно растет из точки и внезапно накрывает волной. Как удар резко, начинают работать все чувства, и первые несколько секунд не могу разобрать где я и что.

Понимаю, что лежу не на кровати в медцентре, а, скорее всего, в лесу и на земле. Звуки, запахи, все перемешалось. Что-то давит в поясницу. Пытаюсь открыть глаза, но не получается.

Ничего, подожду. Тем более, что с этой волной чувств я вроде начал оживать. Появились ощущения и даже двинул пальцем.

Тело как будто отходит от заморозки — руки и ноги начинают понемногу двигаться, но происходит это через боль от тысяч мелких иголочек по всей коже. Открываю глаза.

Голова кружится, но поднимаюсь на руки, что бы осмотреться. Точно, нахожусь в лесу. Правда в довольно странном. Большие деревья вокруг поляны, огромный кряжистый дуб в ее центре — таких крупных и высоких деревьев давно не видел. Все как то слишком. «С другой стороны, мало ли мест у нас в той же тайге, где могут оставаться деревья-исполины», — мысленно пожимаю плечами.

Я совершенно спокоен. Чувств нет, только мысли. Смотрю на руки и не узнаю их. Они точно не мои.

Осматриваю себя. Худощавый, рост пока не понятен. Шелковая белая рубашка, шерстяные штаны и лакированные туфли довольно дико смотрятся посреди леса. Карманов нет, украшений нет. Откуда пришел — не понятно. Следов вокруг тоже нет.

Поднимаюсь на ноги. Довольно высок, или так кажется, но в любом случае — это не мое тело. Мне на момент выстрела крысы было чуть за сорок. И качалку я посещал постоянно. А здешний я моложе лет на двадцать пять, да и вряд ли работал с тяжестями. При этом, тело жилистое, — я покачался в разные стороны, — и гибкое.

Спокойствие списываю на привыкание к телу. Видимо, гормоны еще нормально не запустились, но, может, это и к лучшему. Делаю шаг к дубу в центре поляны и застываю от накатившего воспоминания.

…

Огромный светлый зал. Красивая белокурая женщина оглядываясь назад кричит мне:

— Беги! Хватай сестру и беги во Вторую испытательную. Выбор «А», слышишь?! Беги, они уже в доме!

Женщина порывисто обнимает нас, и толкает от себя. Я подхватываю мелкую на руки и бегу к выходу. Сзади реальность идет изломами, как будто стена с входом в зал отражается в разбитом зеркале.

«Высший Родовой Аркан» — из ниоткуда приходит понимание.

…

Кружится голова и не хватает воздуха. В груди что-то сжалось и я узнаю давно забытое чувство потери. «У меня есть семья! И им угрожают!» — с трудом давлю желание бежать и что-то делать. «Пока не видел тел — все живы» — приходит мобилизующая мысль. Встряхиваюсь, надо посмотреть где я. Делаю шаг к дубу в центре. И опять накатывает воспоминание.

…

Я бегу с сестрой на руках по коридору вниз во Вторую испытательную. Знаю, что обычно мне туда нельзя, но сейчас каменные двери распахнуты. Забегаем, двери тяжело закрываются. Впереди на полу обсидиановая плита, рядом колонна из того же материала примерно мне до пояса. Над ней появляется небольшая прозрачная фигура.

— Представьтесь.

Я режу об выступ колонны левую руку.

— Я вас ждал. Что выбираете? — спрашивает необычно живой призрак.

— Мама сказала — выбор «А».

— А, аварийная эвакуация. Вынужден предупредить, запасенной энергии хватит на одно перемещение по заданным координатам. Второе будет произвольным. Прослушайте запись фонографа.

Сверху доносится глухой удар. Внезапно зашипело, и со стороны стены раздается спокойный мужской голос.

— Сын, дочь. Эта запись на крайний случай. Вы перенесетесь в тот поселок к Владимиру и Елене, где мы были прошлой осенью. Они не только наши близкие друзья, но и прямые мои, а если вы слышите это сообщение, то теперь и ваши вассалы на крови. Они предать не могут, пока жив хоть кто то из нас, да и не захотят. Им можно доверять. Документы на всякий случай у них есть. Раз уж дошло дело до эвакуации, то никуда не влезайте, пока не разберетесь, что происходит и с последствиями. Особенно Кирилл, это касается тебя. Все, остальное они вам расскажут сами. Они в курсе всей работы. Держите носы по ветру. Мы с мамой в вас верим.

— Запись закончена. Кто поедет первым, добро пожаловать на алтарь. — хихикает дух.

Я ставлю сестру на плиту.

— Не плачь, я следом за тобой. Даже если не допрыгну, то найду тебя позже.

— Обещаешь, братик? — плачет сестра.

— Конечно, Настя. Может мне понадобится чуть больше времени, но я обещаю. — успокаиваю ее. — Запускай.

Вокруг плиты возникает вихрь из изломанного пространства, на мгновение мелькает другая комната, и плита пустеет.

— Перемещение завершено успешно. Предлагаю поспешить со вторым. Большая часть обороны Дома не отвечает. Имение начинает сворачиваться, а это мы с твоими родителями ни разу не репетировали. Аркан пока не отработан.

— Открой двери, я на помощь к родителям. — разворачиваюсь и делаю шаг к дверям.

— При выборе «А», это невозможно. Двери сплавлены. Отсюда выход только через плиту. — вроде даже как-то сочувственно говорит дух. — Энергии хватит на Ваше произвольное перемещение в пределах трехсот-четырехсот миль. Города не советую, много переменных — не успеем.

— Тогда на какой-нибудь пустырь, поближе к дому, на твое усмотрение. — встаю на плиту.

— Поближе говоришь, на усмотрение, — хмыкает дух. — ну, готовься тогда, и удачи.

Тут снова доносится сильный удар. Уже почти рядом. Я готовлюсь бежать на помощь родителям.

— Три, два, — спокойно отсчитывает фигура, — поехал.

Вокруг плиты опять идет кругом изломанное пространство, и в этот же момент откуда-то в сферу бьет молния.

…

Воспоминание запускает что-то в теле. Внутри солнечного сплетения очень быстро начинает усиливаться напряжение, будто надувается воздушный шарик. Оно волнами пробегает по рукам и телу. И когда состояние надутого шарика становится нестерпимым, это напряжение выплескивается искореженным пространством в разные стороны. Как в воспоминании, только очень недалеко.