Всякие центробежные тенденции усиливают риск возвращения к этой трагической цикличности.

Повторимся: судьбы европеизма и его ареал в современном мире в значительной степени связаны с судьбами России. Если не давать европеизму догматических истолкований, не отождествлять его с атлантизмом, американизмом или романо-германским началом в целом, а подходить к нему по большому счету – неминуемо приходишь к выводу, что сохранение глобального цивилизационного и геополитического баланса между Востоком и Западом по-прежнему зависит от России. Сильная Россия при любых перипетиях ее политики будет держать факел Просвещения в Евразии. Ослабление и тем более утрата России в качестве политического субъекта мирового класса открывают перспективу прямого столкновения западного, мусульманского и тихоокеанского миров в борьбе за передел ойкумены.

Ревнители «европейски чистых» принципов недолюбливают Россию за эклектическую смешанность ее культурных элементов. Они забывают, что эта смешанность – отчасти стихийная, отчасти сознательная – на самом деле является формой адаптации универсалий европеизма к условиям места и времени. Педантизм «чистых» принципов – плохое подспорье в межкультурной коммуникации, в развернувшемся ныне мировом диалоге цивилизаций. Презумпция доверия к другому опыту и готовность усомниться в своем – давнее свойство российской культуры, которое одновременно является и фактором роста, и фактором риска. Роста – если в России оказываются на месте элиты, по-сыновьи к ней относящиеся. Тогда самые смелые культурные эксперименты – не помеха устойчивости. Риска – если командные позиции занимают группы, несыновней рукой вырубающие наследие и топчущие святыни.

Сегодня, как и в другие переходные эпохи в России, главное зависит даже не от того, какими конкретно методами осуществляется модернизация, а от того, кем она осуществляется – сыновьями или пасынками России.