Правда, есть сообщения, приходящие тоже из прошлого, о возвращениях к жизни, совершившихся не спонтанно, а благодаря чьему-то воздействию, вмешательству. Одно из самых отдаленных таких упоминаний, на уровне мифологическом, связано с именем Асклепия (римск. — Эскулап), греческого бога врачевания. Овладев разными науками, гласит предание, Асклепий научился якобы и искусству возвращения к жизни.
Другое, более конкретное свидетельство содержит Четвертая Книга Царств (Библия). Там повествуется об эпизоде, связанном с конкретным историческим лицом — пророком Елисеем (850–800 гг. до н. э.). «И вошел Елисей в дом, и вот, ребенок умерший лежит на постели его. И вошел, и запер дверь за собою, и помолился Господу. И поднялся и лег над ребенком, и приложил свои уста к его устам, и свои глаза к его глазам, и свои ладони к его ладоням, и простерся на нем. И согрелось тело ребенка. И встал и прошел по горнице взад и вперед; потом опять поднялся и простерся на нем. И чихнул ребенок раз семь, и открыл ребенок глаза свои. И позвал он Гнезия и сказал: позови эту Сонамитянку. И он позвал ее. Она пришла к нему, и он сказал — возьми сына твоего».
Рассказ этот, отстоящий от нас почти на тридцать веков, интересен не только жизненной достоверностью деталей («И встал и прошел по горнице…»), но что важно — описанием самого приема возвращения к жизни. Во всяком случае, того, как мог бы это видеть наблюдавший со стороны.
По всей вероятности, эпизод этот — не единственный из числа известных древним. В Риме, во всяком случае, бытовало представление, будто различными магическими приемами человеку возможно продлить жизнь сверх срока, который определен судьбой. Но жизнь эта будет призрачной, кажущейся. Упоминание о такой практике есть и у австралийских аборигенов. Их колдуны могут якобы вернуть умершего к жизни, но на короткий срок — только на три дня. Но это существование тоже как бы призрачное. Такой человек, которого вернули к жизни, отказывается от пищи и все время лежит у костра, чувствуя подползающий холод.
Вот еще одно упоминание о событии того же ряда. О нем повествует греческий историк Филострат в сочинении об Аполлонии Тианском.[6] Рассказ свой он строит на записях спутника и ученика Аполлония — Дамида. Во время пребывания в Риме, повествует Дамид, философу встретилась погребальная процессия, провожавшая отроковицу из знатной семьи. «Узрев такое горе, Аполлоний сказал: „Опустите носилки, ибо я остановлю слезы, проливаемые вами по усопшей“, — а затем спросил, как ее звали. Многие решили, что он намерен произнести речь, какие обычно произнося? на похоронах, дабы подстегнуть всеобщие сетования, однако Аполлоний ничего подобного делать не стал а коснулся покойницы, что-то потихоньку ей шепнул — и девица тут же пробудилась от мнимой смерти и собственным голосом заговорила, и воротилась в отеческий дом»
И снова в повествовании о событии необычайном мы встречаем обыденную жизненную деталь, явно восходящую к свидетельству очевидца: ожидание, что прохожий произнесет речь, когда он спросил об имени, — таков был, очевидно, обычай.
Интересно в этой связи и заключение Филострата, отмеченное не апологетикой, а скорее недоумением по поводу эпизода, которому он пытается найти обыденное объяснение: «То ли он обнаружил в мнимой покойнице некую искру жизни, укрывшуюся от тех, кто ее пользовал, — Не зря говорили, что под дождем от лица покойницы шел пар, — то ли уже угасшую жизнь согрел он своим прикосновением — так или иначе вопрос этот остался неразрешимым не только для меня, но и для свидетелей описанного события».
Подтверждение тому, что в древнем мире, возможно, и правда, известны были какие-то приемы возвращения к жизни, можно искать в опыте китайской медицины. Я имею в виду способ реанимации при помощи массажа акупунктурных точек, метод «куацу». Практика эта уходит в самое отдаленное прошлое. Методу «куацу», считают специалисты, не менее пяти тысяч лет.
Другие свидетельства позволяют догадываться о приемах, возможно, и более глубокого плана.
Вот как выглядит шамаистская практика такого возвращения к жизни. Специальное лицо — у хантов «исылтаку» — ложится рядом с умершим, лицом вниз и находится в таком положении не менее трех дней. Все это время в дом не должен заходить ни один человек. Через трое суток, по рассказам хантов, либо они выходят из дома вместе, либо «исылтаку» выходит один, объявляя: «Кэллох-Торум взял его себе».
Представление о некой энергетической субстанции, носительнице жизненной силы, продолжающей существовать и после гибели тела, активно присутствует в сознании человека всю историю его бытия. Практика возвращения к жизни, о которой говорю я, предполагает, что «исылтаку», или шаман, вступает в контакт с этим энергетическим сгустком, с душой, покинувшей тело, понуждая ее вернуться обратно. Для этого лицо, которое осуществляет такую попытку, приводит себя в определенное состояние, состояние транса, когда считается, что душа его тоже покидает тело, а органы чувств перестают воспринимать окружающее.
Социальный опыт говорит, что подобная практика не могла бы существовать века и тысячелетия, если бы она пусть изредка, время от времени не подкреплялась каким-то положительным результатом. Поскольку речь здесь идет о народах бесписьменных, сведения о таких результатах могла бы хранить только человеческая память. И такие сведения действительно есть. Причем некоторые из них относятся к событиям, происходящим в довольно близкое от нас время. Вот одно из них, записанное в 1935 г, в Таймырском национальном округе.
«Жил старик шаман Порбин… С ним в одном чуме жила старуха вдова, тоже Порбина. У старухи было два сына. Один уже большой парень, промышленник, другой маленький. Старуха была совсем бедная…»
Однажды из зимнего леса, где было захоронение, старик-шаман привез зашитое в ткань тело своей умершей дочери.
«Шаманить буду, — говорит старик. — Хочу сделать девку живой. Ну ты, парень, давай мне шаманскую парку и бубен».
Парень принес шаманскую парку и бубен.
— Ну, теперь поезжай! Тут близко есть молодой шаман. Пусть он приедет шаманить — может быть, у меня одного силы не хватит.
Парень поехал к соседям и привез того молодого шамана Турдагина.
Когда молодой шаман приехал, чум старика был уже полон гостей. А сам старик лежал на полу, головой в сторону тундры потому что ушел уже в нижнюю землю. Сильно дышит, головой мотает, словно олень бежит. Всегда так шаман подражает оленю, когда идет в нижнюю землю. Потом молодой шаман лег рядом со стариком и стал тихонько говорить, что он там видит. Один человек из гостей сел у его головы, слушает и передает другим людям.
«Пришел я в нижнюю землю, — говорит молодой шаман. — Большая очень быстрая река сейчас передо мной. Старик шаман стоит перед этой рекой на берегу и не может через нее перейти».
Молодой шаман переходит через реку и в конце концов добирается до ящика в чуме мертвецов.
«Пять сердец лежит в нем, — продолжает он. — Четыре из них совсем черные. Одно наполовину еще белое. Я думаю, это сердце дочери старика».
На обратном пути он снова пересекает реку и в конце концов возвращает дочь старого шамана к жизни. «…Девка поднялась и села. — Только глаза остались у нее мутные. Дунул тогда ей шаман в лицо, и стало оно белым, и глаза светлыми. Встала она и присела к огню.»
…Теперь говорит старик шаман молодому шаману: «делал ты мою дочь живой, теперь бери ее в жены вместо платы за шаманство».
Поведал эту историю исследователям местный житель по имени Номоптэ, тоже Поробин, член этого рода. Известна и другая запись рассказа. Завершая ее, рассказчик пояснил: «Не сказка это, а старая жизнь. Старик-шаман и ребенок-шаман оба были авамскими самодями»
Есть и другие рассказы о таких шаманских возвращениях к жизни. Причем камлание продолжается иногда по нескольку ночей.
Конечно, с точки зрения современной реаниматологии подобная практика возвращения к жизни, как описана она наблюдавшими со стороны, выглядит довольно фантастично. Впрочем, не более фантастично, чем достижения той же реаниматологии, если взглянуть на них. глазами предшествующей медицинской практики.
