А потом я проснулась — возбужденная и озадаченная. Сны — это так утомительно.

Думаю, что-то во мне изменилось. Я не могу сказать точно, когда это произошло, но изменения во мне определенно произошли. Я прекратила задаваться вопросом, почему я здесь. Просто была здесь. Вот так обстоят дела. Я всё еще не знаю, чем всё это закончится, но может это и не важно.

Но я всё ещё хочу знать хоть что-нибудь про Итана. Мне нужно узнать про Итана. Что он делает весь день? Выходит ли он наружу? Счастлив ли он?

Я собираюсь поговорить с ним сегодня, по существу. Без дерзостей, без слёз.

Начну с сегодняшнего дня.

* * *

После обеда, Итан принес мне какие-то штаны для тренировок и несколько белых маек. И кое-какое нижнее бельё. Всё подошло. Когда он протянул мне аккуратно сложенную стопку, я вопросительно посмотрела на него.

Он покраснел.

- Для твоих тренировок. Я подумал, что тебе… — Я поблагодарила его, обращая внимание на пару черных волос сверху, на стопке. Он очевидно, действительно подумал об этом. Только теперь мне было очень интересно, откуда он узнал, что я собираюсь тренироваться. И откуда он знает, что это не разовое явление?

Как здорово было вылезти, хоть на какое-то время, из этих пижам. Почувствовать себя самой собой. Как здорово немного потренироваться — заняться хоть чем-нибудь кроме воспоминаний. Я даже попыталась немного покачать пресс, прежде чем, поняла, что это было несколько самонадеянно с моей стороны, после двухнедельного простоя. Я собираюсь прибавлять в тренировках по чуть-чуть каждый день, если собираюсь оставаться здоровой.

Итан вернулся во второй половине дня. Я лежала на полу, а сердце у меня колотилось как сумасшедшие. Я бегала на месте в течение десяти минут, от которого, обычно, я даже не успеваю вспотеть. Я была истощена. Я услышала, как позади меня, открывается дверь. Он склонился надо мной и я видела его лицо вверх ногами.

— Привет, — прохрипела я.

— Здравствуй, — сказал он. — Как ты себя чувствуешь?

— Чертовски истощенной, — ответила я. Я скорее слышала, нежели видела, что он прошел и сел на край кровати. Я оставалась там же где и была, на полу, одну руку, положив себе на лоб. Это был мой шанс. — Итан — это твое настоящие имя?

— Думаешь, Грейс, я стал бы тебе лгать?

— Не знаю. Возможно. Заешь, это одно из моих любимых имен.

— Правда? Я рад. — улыбнулся он.

— А фамилия у тебя есть?

— Как у всех?

— Знаешь, ты меня сбиваешь с толку.

— А другие как? Не сбивают?

Я рассмеялась.

— ЛАДНО, что же ты тогда делаешь весь день? Ты же не можешь всё время проводить в готовке и за мытьём посуды. Не скучно? Ты готовишь мне еду? — Я была настроена получить от него хоть один ответ, на свои вопросы.

Он помолчал.

- Это не суть важно.

Я вздохнула. Всё идет не совсем так, как задумано.

— Ты выглядишь уставшим. — Это правда. Темные круги под глазами и кожа была белее белого.

— Тебе не нужно переживать за меня, Грейс. Как продвигается? — Он указал жестом на стол.

Я приподнялась на одном локте, осознавая, что он получил довольно чёткое представление моей груди.

- Не знаю. Мне тяжело. Больно…больно обо всё этом думать.

Итан смотрел на меня несколько секунд.

— Может быть боль — это не всегда плохо. — Он встал, потянулся и зевнул. — Я оставлю тебя. Уже поздно. — Он закрыл за собой дверь и я осталась в недоумение, что же он имел в виду.

Еще же не поздно.

Да?

* * *

После того, как я влепила Сэл пощечину, всю дорогу до дома я бежала. Я пробежала три мили, всё было как в тумане. Когда я добралась до входной двери, слёзы уже высохли. Я почти не спала той ночью. Я прокручивала снова и снова в голове тот разговор с Сэл, пытаясь понять, во всё разобраться. Но безнадежно.

На следующий день было ещё хуже. Зная, через что там проходит Сэл, совсем одна. Каждые несколько минут я смотрела на часы на сотовом. За час до назначенной операции Сэл, я не выдержала и набрала её номер. Попала прямо на голосовую почту. — Сэл, это я. Я…Я правда не знаю, что сказать. Я надеюсь, что у тебя сегодня всё пройдет нормально. Прошлый вечер был…Думаю, нам надо будет поговорить об это. Позвони мне.

От Сэл ничего не было слышно ни в тот день, ни на следующий. Я знала, что она должно быть уже сделала аборт. Здесь без вопросов. Я чувствовала себя ужасно, что ей пришлось пройти одной через всё это, но я была так зла на то, что она мне наговорила.

Я не могла отвязаться от мысли о том, что Сэл явно питала ко мне какое-то время те же самые чувства. То, что я ей сказала, было глупо, это уж точно. Но обвинять меня в том, что она забеременела? Это было слишком. Ведь это Сэл: самый здравомыслящий, самый понятливый, самый рассудительный человек из всех, кого я знаю. А это вообще не имело никакого смысла. Тем не менее, это не мешало мне чувствовать себя самой подлой из самых подлых людишек за то, что я сказала в парке и в ту ночь после клуба. Глупо донельзя, но ведь Сэл меня знала! Мне казалось, она понимала, когда меня нужно воспринимать всерьез, а когда — просто игнорировать. Ведь до визита к врачу у нас все было хорошо. Разве нет?

Тянулись день за днем — наполненные сердитыми слезами и растерянностью. Я резала себя. Тем более после того, что мне наговорила Сэл.

Я нанесла слишком глубокие порезы на руке. Кровь сочилась из них так быстро, я подумала, что она наверное никогда не остановится. Я попробовала капли на вкус. Они были теплыми.

Мама прекрасно понимала, что что-то происходит. Даже пыталась со мной поговорить. Я оставляла её попытки без внимания. Я была так одинока; чувствовала абсолютное отчаяние из-за того, что не могу ни с кем поговорит (но я не достаточно отчаялась, чтобы поговорить с ней).

Я даже какое-то время рассматривала такой вариант, как позвонить Софи. На самом деле, меня даже раздражало, что она мне не звонит. Я подумала, что она возможно позвонит мне, чтобы справиться как я там. Ведь она так волновалась за меня, ну, что я могла быть беременной. Я понимала, что это просто смешно, потому что а) я выбросила эту девочку из своей жизни как балласт, который стал мешать, и б) я же врала ей про тест на беременность. Так что мое негодование едва ли можно признать оправданным.

Я никому не звонила и мне никто не звонил. Я задыхалась от одиночества. Боль была почти физической. Я чувствовала, что меня словно раздирает на части. Я хотела убежать от себя самой.

А потом, всё изменилось, буквально за одну ночь. Я сидела вечером в своей комнате, напиваясь, пытаясь забыться. Слушала музыку — сплошной дипрессняк. Вела себя, как типичный подросток. И тогда меня торкнуло: я же клише, и не очень хорошие.

Я решила, что надо бы поднять свою задницу и хоть что-нибудь уже делать. Я переоделась в свои леггинсы и старую футболу, обула свои проверенные кроссовки и выскочила из дома. Бежать и бежать, пока не выветриться алкоголь и не пройдет опьянение: настоятельно рекомендую этот способ. Я неслась по улицам. Ну, я немного спотыкалась, то там, то сям, но должна сказать, что алкоголь скорее помогал, чем мешал. Прошло совсем немного времени, как я почувствовала, что открылось второе дыхание. И я почувствовала, что могу бежать вечность. Я не остановилась даже тогда, когда пошел дождь. Мои ноги продолжали стучать по мостовой, я даже ускорилась.

Сама не знаю как, но, в конце концов, я оказалась у дома Сэл. В любом случае, это было не осознано. Но уж поверьте мне на слово, именно там я себя и обнаружила. Прислонившись к фонарному столбу, я подняла глаза наверх и смотрела в окно её спальни, как какой-нибудь чокнутый сталкер. Я стояла, пытаясь отдышаться, задаваясь вопросом, чего я вообще здесь делаю. Я ощущала, что уже не пьяна, это уж точно. Было не так уж поздно; в комнате Сэл горел свет. Шторы были задернуты. Я была так близко от входной двери и от дверного звонка. Меня раздирали противоречия. Часть меня хотела сгрести Сэл в объятия и молиться, чтобы всё вернулось и стало как прежде. А другая часть меня хотела схватить её, встряхнуть как следует, и прокричать, проорать ей, — Как ты могла мне такое сказать? — Я хотела сделать и то и другое и ничего из этого. В конечном итоге, я ничего не сделала.