Несколько рискованное, на первый взгляд, название «Люди как боги», повторяющее заголовок широкоизвестной утопии Герберта Уэллса, оправдывается самим содержанием. Но прежде чем говорить о романе — несколько слов о его авторе.
За последние три-четыре года в научную фантастику пришло несколько признанных мастеров прозы. Одни из них, как, например, Геннадий Гор, в научной фантастике нашли новые возможности для развития своего дарования и стали верными ее адептами, если не навсегда, то надолго. Другие — Владимир Тендряков, Лидия Обухова, в известной степени Вадим Шефнер — видят в научной фантастике материал, на котором можно поставить некий творческий эксперимент, что в свое время проделал и А. Н. Толстой, написавший «Аэлиту».
Кстати, явление это, имеющее место не только в советской литературе, уже само по себе решительно опровергает неправильную точку зрения, будто научная фантастика развивается «сама по себе», вне и помимо потока «большой литературы».
Вот и Сергей Снегов, прежде чем «забить заявочный столб» на территории научной фантастики, немало потрудился как реалист-прозаик. Известны, например, его роман «В полярной ночи», повесть «Пахари рыбных полей», очерки и рассказы.
Что же сблизило Сергея Снегова с научной фантастикой?
Инженер-физик по образованию, он принимал непосредственное участие в строительстве прославленного Норильского металлургического комбината. И может быть, именно тогда, в грозные дни Отечественной войны, когда рабочие, инженеры, ученые в ледяной черноте полярной ночи преодолели барьер, казалось бы, невозможного, Снегову захотелось заглянуть в далекое будущее.
Есть ли предел человеческому могуществу, если будут сняты все ограничители, неизбежные в нашу эпоху расщепления мира и ожесточенной борьбы двух социальных формаций?
И будет ли свободное, объединенное в глобальном масштабе человечество походить на людей-богов планеты Утопия, которых изобразил в своем романе Уэллс и которые так потрясли воображение его героя, среднего англичанина Барнстэпла?
Красивые, доброжелательные утопийцы, занятые лишь самими собой и своим прекрасным домом и такие равнодушные к страстям, порокам и желаниям случайно попавших к ним землян, неизмеримо отставших в своем развитии от утопийцев… Нет, великий английский фантаст явно недооценил возможностей человека и всего человечества, вырвавшегося из жестокого и тесного панциря капиталистических отношений!
Недаром же И. Ефремов в своем романе «Туманность Андромеды» нашел необходимым вступить в философско-социологический спор с Гербертом Уэллсом, нарисовав впечатляющие картины жизни на Земле в эру Великого Кольца. И Сергей Снегов, в свою очередь, включается в эту принципиальную полемику о грядущих судьбах человечества, которую и по сей день ведут между собой философы, экономисты, социологи и писатели-фантасты обоих лагерей современного мира.
Роман буквально ошеломляет масштабностью замысла и грандиозностью изображенных в нем событий.
В 563 году коммунистической эры объединенное человечество уверенно протягивает свою могучую руку к далеким созвездиям Галактики. Вселенную бороздят Звездные Плуги — гигантские космические корабли, превращающие пространство в вещество и таким образом (фантастический «эффект Танева») достигающие скорости, в сотни раз превосходящей световую.
За пределами Солнечной системы обнаружены многочисленные цивилизации с неповторимо своеобразными формами разумной жизни: каплеобразные альдебаранцы, как бы расплющенные чудовищным тяготением; полупрозрачные альтаирцы, пронизанные жестким излучением своего яростного светила; прекрасные, мерцающие непостижимым свечением вегажители; примитивные крылатые существа — «ангелы» с Гиад…
Но все они, в силу особых природных условий, неизмеримо отстали в своем развитии от человечества и совершенно беспомощны перед лицом огромной беды, надвигающейся на них из глубин Галактики.
Говоря о беде, мы имеем в виду не только космические катастрофы, но и высокоорганизованную цивилизацию «разрушителей» из созвездия Персея. Эти страшные холодно-жестокие существа, представляющие собой некий симбиоз белковых организмов и совершенных кибернетических устройств, используя достигнутый ими чрезвычайно высокий технический потенциал, осуществляют планомерную агрессию в Галактике, уничтожая и порабощая целые цивилизации.
И логика развивающихся событий ставит перед человечеством альтернативу: либо остаться «над схваткой», думать лишь о себе, принимая меры для обеспечения собственной безопасности, либо защитить слабейших, вступив в смертельную борьбу с разрушителями.
Вот мы и подошли к главному, что несет в себе роман Снегова, — к его философско-мировоззренческому ключу.
Оказывается, это не просто увлекательное повествование о великолепном мире будущего с нагромождением динамически нарастающих событий и приключений героев на Земле и в космосе.
Это еще и философский спор, столкновение двух убедительно аргументированных точек зрения.
Первую из них, исходящую из антропоцентрического видения мира, страстно отстаивает ученый-историк Ромеро. «Знакомство со звездожителями доказало, — утверждает он, — что человек — высшая форма разумной жизни. Только теперь я понял всю глубину критерия: „Все для блага человечества и человека“.»
Ромеро считает, что альтруистическая помощь слаборазвитым цивилизациям и тем более огромнейший риск, неизбежный в случае столкновения с разрушителями, есть, прежде всего, — забвение интересов Земли. «Неожиданная опасность нависла над человечеством. Мы обязаны сегодня думать только о себе, только о себе! Никакого благотворительства за счет интересов человека!» — восклицает он, убежденный, что защищает все человечество с высоких гуманных позиций.
Другие герои романа — Вера, Эли, Андре, Лусин — отстаивают иную точку зрения, наиболее четко выраженную Верой — членом Большого Совета Земли. Она считает, что теперь, когда люди берут на себя заботу о менее развитых инопланетных цивилизациях, пришло время расширить гордую формулу: «Человек человеку — друг, товарищ и брат», под сенью которой почти шесть столетий жило объединенное человечество. Теперь она должна звучать так: «Человек всему разумному и доброму во Вселенной — друг!».
И только узко мыслящие люди могут обнаружить противоречие между этой формулой и принципом: «Общество существует для блага человека — каждому по его потребностям». Нет, принцип, как таковой, остается, но приобретает новое наполнение. «Сейчас человек стал лицом к лицу с иными мирами, — говорит Вера. — Можем ли мы равнодушно пройти мимо разумных существ, томящихся без света, тепла и пищи? Повернется ли у нас язык бросить им: „Вы по себе, мы по себе — прозябайте, коли лучшего не сумели…“ А раз появились новые обязанности, то возникли и новые потребности — мы должны стать достойными самих себя!»
Таким образом, Снегов, устами Веры, как бы подводит черту под своими размышлениями о неизбежности возникновения совершенно новых морально-этических категорий, отвечающих задачам Нового Человека, своим могуществом расширившего мир от одной обжитой планеты до сотен и тысяч обитаемых систем.
«Мы знаем теперь, — утверждает Эли после первого столкновения землян с разрушителями, — за кого мы и кто против нас, мы знаем, что тысячи обитаемых миров, проведав о нашем выходе во Вселенную, с мольбой и надеждой простирают к нам руки. Вот она вьется тонкой нитью, пылевая стежка, след нашего пролета. Я надеюсь, я уверен, что недалек тот час, когда проложенная нами в космосе тропка превратится в широкую дорогу, высочайшую трассу Вселенной — от человека к мирам, от миров к человеку!»
В этих словах как бы концентрируется гуманистический пафос романа, отрицающий благополучие и уют антропоцентризма во имя высокого и благородного назначения человечества, вступившего в контакт с обитателями иных миров.
Помимо основной, направляющей действие идеи о расширении понятия гуманизма в эпоху межзвездных связей, роман привлекает рельефно очерченными образами людей будущего, каждый из которых наделен яркой индивидуальностью и речевой характеристикой. Писатель пытается представить себе, какими могут быть новые этические конфликты, возникающие в совершенно необычных, с нашей точки зрения, условиях (отношения Веры и Ромеро, людей Земли и представителей инопланетных цивилизаций и т. д.).
