Мне опять могут возразить, что бог насадил его посредством слова и ничего больше и что это тоже само собой разумеется. Однако использование глагола «насадил» без всяких дополнительных объяснений неизбежно порождает образ бога-фермера – как раньше он был горшечником, – что вполне соответствует примитивной в целом картине мира, нарисованной древними авторами в «Яхвисте».

72. Где находился Едем, давший место раю? Неимоверное количество предположений – порой совершенно диких – было сделано на этот счет. Однако на самом деле здесь, скорее всего, вовсе нет никакой загадки.

Прежде всего, он находился «на востоке», то есть «на востоке» от того места, где складывалась эта легенда; другими словами, к востоку от Израиля.

К востоку от Израиля лежит Месопотамская низменность. Первая цивилизация, которая существовала в долине в нижнем течении Тигра и Евфрата, была шумерской, а на шумерском языке слово «едем» («еден») означает «долина».

Никто не знает в точности, откуда пришли шумеры, но если первоначально они спустились в эти края с гор, расположенных к северо-востоку (это весьма вероятно), то им вполне могло представиться, будто на равнине они попали в «Едем» – рай.

В горах, по всей видимости, было трудно с пищей, в то время как долина Двуречья выглядела отменно плодородной. При должной ирригации урожаи обещали быть обильными, земля – богатой, а жизнь – замечательной. Для шумеров это было все равно что прийти на равнине в сад – «сад в едеме».

Счастливая жизнь не могла длиться бесконечно. Население росло, и добывать пищу становилось все труднее. Шумерские города-государства стали вздорить по каждому поводу – пошли войны. Вполне вероятно, что со временем у жителей долины родилась тоска по далекому прошлому Шумера, когда этот край действительно был «садом Едемским»; в конечном итоге данный оборот стал символизировать далекий золотой век, и уже с немалым трудом можно было отождествить утерянный рай с тем ареалом, в котором шумеры продолжали жить и для которого золотой век давно закончился.

В еврейском языке «еден» означает «радость», «удовольствие», но это созвучие с шумерским «еден» – чистой воды случайность, поскольку два языка никак не связаны друг с другом. (В сущности, шумерский не похож ни на один из известных нам языков.) Так или иначе, а значение еврейского слова, случайно совпавшего с шумерским, сыграло свою роль: сложилось представление, будто «Едем» – это мистический термин, лишенный конкретного географического смысла, и в таком случае то место, где поначалу обитал род человеческий, было попросту «садом радостей земных», а названия у него не существовало вовсе.

Впрочем, самым разумным тем не менее было бы предположить, что смысл этого стиха таков: «Господь бог насадил сад на востоке, в Шумере».

73. Таким образом, из данного стиха следует сделать вывод, что первый человек обитал в Шумере.

С научной точки зрения это не так. Как уже довольно твердо установлено, первые существа, которых мы можем назвать гоминидами, появились в Восточной Африке – сейчас это территория Кении и Танзании. И только спустя сотни тысяч лет гоминиды добрались до долины между Тигром и Евфратом. (С другой стороны, мы до сих пор не знаем, где родина тех первых существ, которых уже можно считать Homo sapiens.)

Хорошо, предположим, мы имеем в виду «цивилизованного человека». Первая цивилизация, которая продвинулась достаточно далеко, чтобы изобрести письменность, была опять-таки шумерская. Письменностью здесь стали пользоваться примерно с середины четвертого тысячелетия до нашей эры. Все иные цивилизации, включая египетскую и китайскую, развили у себя письменность уже после шумеров. Помимо всего прочего, шумеры были первыми также и в математике и в астрономии.

Поэтому, если, говоря о сотворении богом человека, мы имеем в виду не просто первых людей, но первых цивилизованных людей и считаем, что это произошло в Шумере, то, по крайней мере, последнее утверждение соответствует историческим фактам.

74. Очевидно, Сад – или Рай – был задуман таким образом, чтобы содержать все необходимое для удовлетворения нужд и желаний человека, и впоследствии он стал восприниматься как идиллическое место, где царит само совершенство, – «парадиз» (это слово, пришедшее в греческий язык из древнеиранского, означает «парк» или «сад»).

В легендах и мифах очень распространена тема золотого века, якобы имевшего место в далекой древности, – времени, когда люди не знали никаких забот, а еды было такое изобилие, что ее можно было снимать с деревьев безо всякого труда. А почему бы и нет? Каждый человек при определенных обстоятельствах может вспомнить и свой собственный золотой век – пору юности. Даже если это был не совсем золотой век, тем не менее именно таковым временем молодость воспринимается в старости, когда все хорошее всплывает в памяти в первую очередь, а все плохое подергивается дымкой странной привлекательности.

Как правило, социумы тоже возвращаются памятью ко временам золотого века. Я уже упоминал ранее, как в шумерском обществе зрело недовольство, вызванное ростом населения, что привело к междоусобным войнам. Затем, около 2500 года до нашей эры, страной завладел Аккад, и в Двуречье возникла империя, где уже сами шумеры занимали подчиненное положение. Как же было шумерам, преисполненным ностальгии и тоски, не обращаться к той поре, когда они жили свободно и счастливо, – к великой поре золотого века «в Едеме» («на равнине»)?

В течение многих столетий предания о саде Едемском переходили от поколения к поколению; легенда о рае в Шумере, где все было хорошо и замечательно, жила еще долго после того, как сами шумеры – люди, которые впервые ее поведали, – сошли с исторической сцены, их культура угасла и исчезла, а язык был забыт, и наконец достигла израильтян, которые пересказали ее на свой манер и распространили по всему свету.

75. Как видно, дерево жизни – это такое дерево, плоды которого, будучи съедены, даруют бессмертие. С подобной бесхитростной концепцией мы часто сталкиваемся в древних мифах.

Человеку трудно жить с осознанием собственной смертности. Насколько можно судить, мы – единственные живые существа, которые осознают неизбежность смерти; неизбежность не только смерти вообще, но и – главное – персональной смерти. (Может быть, наша вера в бессмертие души и загробную жизнь – это способ перехитрить, обойти совершенно неприемлемый факт неизбежности смерти.)

В мифах же боги почти всегда бессмертны. Видимо, здесь тоже есть определенная хитрость: боги знают какой-то секрет, но не сообщают смертным. У многих культур есть легенды, герои которых ищут секрет бессмертия – увы, безуспешно: мы все еще смертны.

В Древнем Шумере была легенда о Гильгамеше, правителе Урука (один из шумерских городов-государств), который стремился к вечной жизни. Это самая старая эпическая поэма из всех, что мы знаем, и в свое время она конечно же была очень популярна. Сказание о Гильгамеше, видимо, оказало воздействие на греческую легенду о Геракле, да и само дерево жизни в саду Едема, скорее всего, появилось не без влияния Гильгамеша и его поисков.

76. Следует, очевидно, заключить, что дерево познания добра и зла – это дерево, плоды которого, будучи съедены, даруют знание. Принято считать, что под этим знанием подразумевается нечто конкретное, а именно моральная ответственность, способность отличить добро от зла. Между тем «добро и зло» – это еврейская идиома, обозначающая буквально «все на свете» (поскольку любая вещь несет в себе либо добро, либо зло; знать и то и другое, – значит, знать все), таким образом, плод этого дерева дарует знание вообще.

77. Древнейшие цивилизации нашей планеты зародились по берегам рек (по крайней мере, в отношении шумерской цивилизации это совершенно точно). Таким образом, вполне благоразумно наделить рай рекой, которая его орошала бы.