Когда мы остались одни, поеживаясь от промозглого ветра, Богданов спросил;
— Михаил, как будем летать: парой, поодиночке или по очереди?
— Что ж ты спрашиваешь, когда знаешь, что по приказу мы обязаны летать только парой?
— Это–то я знаю, но задаю себе вопрос — зачем? — Как зачем? Для страховки!
— От чего я тебя застрахую, если у тебя «сдохнет» мотор и ты утонешь на моих глазах!
— Будешь точно и своевременно знать об этом. Не будешь искать, как мы ищем Волобуева, теряясь в догадках.
— В этом, конечно, есть свой смысл. Но мы парой летать не станем. В этих условиях ты будешь озабочен только тем, чтобы не потерять меня, а искать людей не сможешь. Я же стану надеяться, что твоя площадь осмотрена, чего не будет на самом деле.
— Что ты предлагаешь?
— Лететь отдельно в разных секторах. Думаю, найти эту льдинку в такой каше будет не просто. Вдвоем мы быстро просмотрим большую площадь. Кому повезет, тот и найдет, а честь пополам.
Продолжению нашего разговора помешал парторг полярной станции Семенов.
— Мужики! — обратился он к обоим. — Я считаю, что мне надо полететь с вами. Возьмете?
— А зачем тебе рисковать? — спросил Богданов.
— Вот именно потому, что полет опасен, я и хочу эту опасность разделить с вами. Но это не главное. Мне как парторгу это поможет установить лучший контакт с местным населением. Ну и, думаю, еще одна пар», глаз не будет лишней.
— А ты как считаешь? — спросил меня Богданов.
— Полагаю, что Алексей Михайлович думает правильно. Он хочет, чтобы ему верили. Я поддерживаю.
— Тогда возьми его с собой. В моей машине он замерзнет.
— Отлично!
— Значит, так. Ты уходи в море прямо от станции. Минут на восемь–десять, а я начну делать галсы от конца лагуны. Так мы не помешаем один другому. Примерно через час вернемся. Согласен?
— Все ясно!
Вот так в товарищеской равноправной беседе мы определили тактику поисковых полетов. Правда, где–то в душе я считал, что надо было летать парой, как предписывал приказ. Но между нами не возникло разногласий в главном — мы решили лететь, невзирая на то, что погода была не для полетов.
Мы вылетели друг за другом. Я ушел от берега прямо в море, а Виктор пошел по берегу и скрылся во мгле.
Наилучшая видимость оказалась на высоте 80 метров. На этой высоте я и летал целый час. Не утаю, этот первый час был самым трудным. Берег скрылся, внизу — вода пополам со льдом. Контрастируя с ним, она казалась аспидно–черной и страшной. Кругом столбы из снежных зарядов. Летать между ними — все равно как в лесу между деревьями. Ветер сильный и порывистый, вблизи зарядов подбалтывает. От болтанки меняется звук мотора, и все время кажется, что в нем то появляются, то исчезают тревожные ноты. Невозможно подавить игру воображения, рисующего картину отказа мотора и последующих событий.
Перед вылетом я думал, что найти льдину с людьми не составит труда, она где–то рядом, но, сделав шесть галсов от берега и обратно и ничего не обнаружив, я возвратился на аэродром. Увидев на нем самолет Богданова, подумал, что ему повезло. Но увы! Он тоже не обнаружил льдину.
Взлетаем вторично. Постепенно проходит страх перед водой. Все большая уверенность в моторе. Появляется этакое горделивое пренебрежение: будь что будет, а унижаться преждевременным страхом стыдно. Я уже не стремлюсь прижаться к облакам, сберегая метры высоты, а иду почти на бреющем. Близость опасности щекочет нервы. Какая разница — на 100 или на 20 метрах высоты сдаст мотор: в обоих случаях тонуть! Посматриваю через зеркало на Митю и Семенова. Они напряженно глядят — один влево, другой вправо и, кажется, не думают об опасности.
Через два часа сажусь и вновь узнаю, что Виктор тоже ничего не нашел. Черт возьми! Куда же девалась льдина? Неужели мы пропустили ее под снежным зарядом?
Перед третьим вылетом Поликашин принес на аэродром радиограмму:
«МЫСА СЕВЕРНОГО УЭЛЕН БОГДАНОВУ КАМИНСКОМУ ТЧК ПРОСЬБЕ ТУЛУПОВА РАЗРЕШАЮ ПОЛЕТЫ МОРЕ НА ПОИСКИ ОХОТНИКОВ ТЧК КОНКИН».
Молодец Евгений Михайлович! Вот это командир! Не побоялся взять ответственность на себя и добавил слово «море», что сделал бы не всякий.
В третий полет нам погрузили теплую одежду и продовольствие, отдельно спальный мешок с упакованными в нем примусами и керосином в автокамере.
Вылетаю с желанием не возвращаться, пока не найду людей, И на этот раз мне повезло. Один из галсов лег так удачно, что я «выскочил» точно на льдину. И только теперь я понял, как легко было ее просмотреть. На расстоянии километра почти нельзя было отличить людей от множества черных точек и пятен, от игры света и тени на льду.
Ввожу машину в вираж и считаю людей. На трех обломках льдины их оказалось шестнадцать. Митя и Алексей Михайлович Семенов сбросили на лед одежду, продовольствие и все остальное. Мне было хорошо видно, как люди махали руками, обнимались и прыгали, будто дети. Определяю местонахождение лагеря. Беру курс на берег, считаю минуты, потом, тоже считая, иду по берегу до аэродрома. Устанавливаю, что лагерь находится в 8 километрах от берега и в 20 от Уэлена. Вот это дрейф! Меньше чем за сутки — 20 километров! Правда, сильный ветер с юга ускорял действие течения и отжимал льдины от побережья.
Как нам рассказали, это последнее было самым опасным. Дело в том, что течение из Берингова пролива на север какое–то расстояние проходит вдоль берега, а потом разветвляется. Внешняя ветвь течения уносит льды в глубину полярного бассейна. Поэтому и не всегда возвращались пропавшие охотники.
Нашему сообщению все в Уэлене страшно обрадовались. Для меня наиболее отрадным было то, что Виктор не выразил зависти моей удаче и охотно передал лидерство мне. Мы парой еще раз слетали к науканцам, сбросив им одежду и продовольствие, бывшие на борту Богданова.
Итак, первая помощь оказана. Это принесло нам огромное удовлетворение. Про себя мы гордились и тем, что никто из нас не показал страха. Вроде бы ничего особенного и не было.
Вечером в райисполкоме заседала специальная комиссия по оказанию помощи науканцам. Ее возглавлял эстонец Бредис, человек богатырского роста и телосложения. Он был умен, энергичен, деловит. Мы с Виктором доложили о том, как искали льдину и что видели в лагере, и приняли участие в обсуждении списка вещей, которые следовало еще сбросить дрейфующим охотникам. По моему предложению в список включили палатки. На этом заседании мы узнали любопытную деталь. Среди терпящих бедствие находились председатель нацсовета, комсомолец Утоюк и один из пяти науканских шаманов Утыргин.
На следующий день мы быстро нашли еще дальше уплывший лагерь, сбросили новые посылки и рассмотрели ледовую обстановку. Неподалеку от лагеря была льдина, достигавшая в поперечнике около 300 метров. А что, если сделать на ней посадочную полосу и на У–2 снять всех людей! Эта же мысль возникла и у Виктора.
Вернувшись в Уэлен, мы доложили председателю комиссии Бредису план снятия охотников со льдины. Для его выполнения, по нашему мнению, надо было сбросить на лед кирки, лопаты и инструкцию на эскимосском языке, в которой было бы указано, как расчистить площадку. Бредис одобрил наш план, и Богданов послал Конкину просьбу подготовить на базе У–2.
Пока готовили инструмент, мне довелось слетать в залив Святого Лаврентия за хирургом Фавстом Леонидовичем Леонтьевым, так как у одной чукчанки затянулись роды и жизнь ее оказалась под угрозой. Наконец инструменты для оборудования посадочной полосы уложены в самолеты, прогреты и опробованы моторы, можно лететь, но быстро надвинувшийся густой туман запеленал все вокруг. Жаль терять день, но лететь бесполезно: не найдем мы науканцев.
ЭСКИМОС АЕЕК
И вот в этот самый момент к самолетам подлетела собачья упряжка. Высекая искры, брызгая ледяной крошкой, заскрежетал остол (тормозной рычаг со стальным наконечником), раздался гортанный крик каюра, и нарты встали как вкопанные около нас. Огромного роста эскимос, судя по иссеченному временем индейскому лицу, лет шестидесяти, сильный, подвижный, к моему удивлению, без всякого смущения обратился к нам. Что–то быстро говоря, он показывал то на самолет, то на свои глаза. Мы ничего не понимали и только переглядывались в недоумении. Семенов побежал на станцию и тут же привел Поликашина. С его помощью мы уяснили, что этот эскимос является председателем науканского колхоза и зовут его Аёек. Он хочет лететь с нами и своими глазами видеть потерявшихся охотников. Науканские шаманы говорят, что русские летчики не могут найти охотников, надо звать американских летчиков. Пусть русские летчики покажут Аёеку, что не обманывают.
