— Это опасно? — Спросила Тора.

— Карим говорит, что нет. Очевидно, чем дольше правил Малик, тем большим шутом он становился, заинтересованный только в удовлетворении своих собственных аппетитов. Все знают, что последние три десятилетия были потрачены впустую. Люди хотят перемен.

Рашид уставился куда-то вдаль. Зачем он все это ей рассказывает? Но каким-то образом облечь это в слова помогло. Каким-то образом ее вопросы помогли. Остался бы он? Каджаран нуждался в помощи, он многому научился за последние несколько дней, но был ли он тем человеком, который мог изменить судьбу страны? Золтан будет здесь завтра, чтобы дать ему совет, но в этом не будет необходимости, если он решит уйти.

Мог ли он просто уйти?

И снова его взгляд был прикован к линии гор, протянувшихся через пески, и он подумал о словах, которые Карим произнес в офисе в Сиднее, казалось, целую вечность назад, словах, которые тогда не имели для него смысла, словах, которые теперь звучали в его голове как барабанные удары его сердца.

— Куда ты идешь? — Спросила она, когда он поднялся на ноги и направился к пескам, которые лежали за зеленой каймой.

— Просто кое-что нужно сделать, — сказал он, прежде чем ступить с травы на песок, чувствуя, как хруст тонкой поверхности уступает место вечным горячим песчинкам каджаранских песков. Любой, кто посмотрит, подумает, что он сумасшедший, Тора, безусловно, должна считать его сумасшедшим, но ее сердце колотилось, когда он шел, чувствуя, как песчинки проникают между пальцами ног и царапают подошвы. Когда он отошел достаточно далеко, он остановился и наклонился, чтобы набрать горсть песка и пропустить его сквозь пальцы, пока теплый воздух пустыни наполнял его легкие, а ветерок теребил его рубашку, нашептывая тайны веков. Он повернул голову, чтобы послушать, и обнаружил, что его взгляд устремлен на пустынные равнины, туда, где вдалеке возвышались голубые горы, и, с дрожащей вспышкой ощущения, он увидел цвет своих глаз в дальнем диапазоне, и тогда он почувствовал это, сердце Каджарана бьется в его сердце и душе.

И он почувствовал, что он был частью этого места.

Он был дома.

Его кожу все еще покалывало от чудовищности откровения, он повернулся обратно к оазису. Она смотрела на него. Теперь он все понял, и хотел рассказать Торе, поделиться этим с ней, потому что каким-то образом он знал, что она все поймет.

Он нахмурился, потому что там, где он ее оставил, собралось больше людей. Они поклонились, когда он подошел ближе, призывая на него благословения и желая ему всего наилучшего, их глаза были полны надежды, в то время как Тора стояла среди них, ее прекрасное лицо светилось улыбкой, которая согревала его вновь обретенную душу.

Дети были менее нерешительными, чем их родители. Они подбежали к нему, желая коснуться его руки, и он знал, что не заслуживает такого приема. Он и не знал, получится ли из него хороший лидер, но народу Каджарана он необходим, и он постарается.

Цена неудачи была слишком высока.

* * *

Их возвращение в Старый дворец прошло подавленно, Рашид погрузился в свои мысли, наблюдая, как пустыня отступает перед лицом города. Карим приветствовал бы его решение, он знал, что тот тут же бросился бы выполнять планы коронации, которые он уже наметил. И все же он задавался вопросом, было ли это правильным решением.

— И что ты собираешься делать с дворцами? — Спросила Тора. — Если, конечно, ты не планируешь обзавестись собственным гаремом.

Господи, помоги ему. Он не мог себе представить, что у него будет шесть женщин, не говоря уже о шести гаремах. Одной женщины было бы более чем достаточно, а у него ее не было. Не совсем так, но была еще одна проблема...

Он покачал головой, потому что ни на что не было простых ответов. 

— Я не уверен. Но государство не может продолжать платить за них. Карим хотел показать мне, на случай, если я предпочту один из них Старому Дворцу.

— Мне нравится Старый дворец, — сказала она. — У него есть история и характер. Ты должен сохранить это как основу королевства, не так ли? — А потом она сделала паузу. — Не то чтобы это имело какое-то отношение ко мне, конечно, ты не обязан прислушиваться.

— Но это все еще оставляет проблему, что делать с остальным. В Каджаране уже был дворец в пустыне и дворец в горах, прежде чем Малику пришло в голову увеличить количество дворцов на двести процентов.

— Тогда продай их.

— Это невозможно. Они принадлежат народу Каджарана. К лучшему или к худшему, они являются частью их наследия. Даже если бы их можно было продать, никто не заплатил бы столько, сколько Малик потратил на них. Страна потеряет целое состояние.

— Значит, содержание шести белых слонов обходится в целое состояние?

— В этом-то и проблема.

— Может превратить их в бутик-отели? Так много спален уже с ванными комнатами, это не может быть слишком сложно.

Он посмотрел на нее. По-настоящему посмотрел на нее. 

— Тебе кто-то это подсказал? Карим упоминал об этом, когда мы осматривали дворцы?

Карим обсуждал с ним такую возможность только вчера, когда обсуждал последние детали инспекции.

Она пожала плечами и покачала головой. 

— Нет. Но что еще можно с ними сделать? Вряд ли можно превратить их все в музеи, это никогда не привлекло бы столько туристов из-за рубежа и не принесло бы прибыли. Но подумай о туристах, которые стекались бы сюда, желая остановиться в причудливых отелях Каджарана один за другим или сыграть свадьбу рядом с венецианским каналом в пустыне, и подумай о занятости, которую можно было бы создать, обслуживая переполненные отели, а не поддерживать шесть пустых дворцов, ожидающих следующего визита своего эмира.

Он потер подбородок между большим и указательным пальцами. 

— Может быть, это хорошая идея. Дворцы нельзя продать, но их можно сдать в аренду сети роскошных отелей для управления...

— Да! — сказала она, прерывая его мысли, — но не «Дворец веселья». Он совсем другой. Ты должен открыть его людям Каджарана. Дворец все еще может быть отелем, но парк должен быть бесплатным для всех граждан, которые просто хотят посетить его со своими семьями.

— А тем, кто будет проживать в отеле, — сказал он, заинтригованный, — им придется бороться с толпой, чтобы получить доступ к аттракционам, которые другие получают бесплатно?

— Ну… дай им два часа эксклюзивного использования вечером или утром. Я не знаю. Это не совсем в моей компетенции. Я просто предлагаю свое предложение. И хотя ты, вероятно, заработал бы деньги, если бы превратил их все в бутик-отели, было бы просто обидно, если бы жители Каджаресе не могли наслаждаться тем, что является их собственным наследием, особенно парком развлечений.

Не ее специализация. Так почему же в том, что она сказала, было столько смысла? Вплоть до того, что она предложила каджарийцам возможность попробовать роскошь и поблажки, за которые они так невольно заплатили.

— Как ты пришла на работу в «Летную няню»? — Спросил он, размышляя об этой женщине, которая присматривала за младенцами и детьми и находила решения проблем, выходящих далеко за рамки ее очевидной компетенции.

— Просто, — сказала она. — Мы с Салли вместе учились в школе, а затем в университете. Когда они со Стивом основали компанию "Летная Няня", я ухватилась за возможность присоединиться к ним.

— Похоже, вы хорошие друзья.

— Самые лучшие. Салли мне как сестра. Когда мои родители умерли, я была опустошена. Она держала меня в движении. А потом, когда я излила свое горе в любовную связь с мистером не тем человеком, которая закончилась поразительно плохо, она была рядом, чтобы собрать осколки. Я обязана ей своим здравомыслием.

— Что случилось, — спросил он, — с этим мистером не тем человеком?

— Это была моя вина в той же степени. Я так хотела, чтобы все получилось, мне нужно было любить кого-то достаточно сильно, чтобы компенсировать потерю родителей, а я была слишком нуждающейся, слишком требовательной. Конечно, теперь я это понимаю. Я знаю, что, когда он попытался мягко бросить меня, я не отпустила его.