Как уже случалось однажды в летной жизни Веннерстрема, молния не задела ни мотор, ни баки с топливом, но ударила прямиком в кабину экипажа. Он услышал о повреждениях после, но профессионально догадался о них, когда еще шли на посадку в Чикаго: чувствовалось затрудненное маневрирование, так как связь с диспетчерской башней была прервана.

Ситуация могла бы сложиться и более скверно: пожар в двигателе или в баке с топливом, например. А сам Веннерстрем вообще мог оказаться в обычном пластиковом пакете для перевозки погибших в авиакатастрофах. Но судьба, видно, готовила ему совсем иное…

Как и большинство остальных участников съезда, Стиг жил в отеле «Конрад Хилтон». Всего было около полутора тысяч человек. Уже до открытия произошла интересная встреча: его накоротке представили самой примечательной фигуре – Вернеру фон Брауну. Этот ученый был немецким гением в области ракетостроения в период второй мировой войны, конструктором ракеты В-2, которая использовалась для обстрела Великобритании. Американцы осудили его по окончании войны – во время охоты на немецких представителей науки и инженеров. Ими же он был назначен позже на руководящую должность в исследовательской лаборатории ракетостроения при Редстоунском арсенале, так что вполне мог испытывать признательность за американское вторжение в Германию. К моменту съезда Браун уже стал мозгом американского фланга гонки вооружений между США и Советским Союзом в области ракетостроения.

Для Веннерстрема эта действительно интересная личность представляла, так сказать, многосторонний интерес. Более чем охотно он познакомился бы с Брауном поближе, но у того, по-видимому, не было ни времени, ни желания сходиться с заштатным шведским офицером. Однако оба они должны были сидеть за почетным столом на большом банкете, и оба должны были получать премии. Именно поэтому их и представили друг другу. Они были и впрямь неравнозначной парой. Один – лицо всемирно известное. Другой – для девяноста девяти процентов присутствующих совершенно неизвестное.

Позже, увидев премии, Стиг убедился, что и в них заключалось нечто символическое. Огромный серебряный кубок, самый большой из всех когда-либо им виденных, – для Вернера фон Брауна. И совсем скромная серебряная пластинка, вставленная в тиковую рамочку, – для него, точнее, для родных ВВС. Глядя на нее, Веннерстрем сделал вывод, что вклад шведских инженеров в мировое ракетостроение не представлялся здесь особенно значительным. И обладай он ярко выраженным национальным самолюбием – оно, безусловно, было бы ущемлено…

Но чувство «аутсайдера» в знатном обществе жило в душе недолго. Чистейший пустяк изменил ситуацию. Очевидно, Стигу самой природой было даровано умение любую ситуацию обращать в свою пользу.

Наконец я поднялся на трибуну, чтобы от имени шведских ВВС поблагодарить за премию. Весьма неблагодарная задача, если учесть, что следующим должен был говорить фон Браун. Что я мог дать придирчивой аудитории в сравнении с ним? Мои попытки начать с чего-нибудь забавного были тщетны: на ум ничего не приходило. Среди американских ораторов это стало обычным приемом: сказать что угодно, лишь бы вызвать общий смех и таким образом завладеть вниманием аудитории. Сейчас мне казалось, что мне не «родить» хорошего вступления, и я чувствовал себя неловко.

Но разглядывая с возвышения многолюдное собрание, я увидел единственное знакомое лицо, и меня тут же осенила идея. Это был один из высших офицеров с базы «Кесслер», которую я недавно посетил. Прибыв туда, я стал свидетелем комичной ситуации. Подъехав на своей машине к воротам охраны, я увидел еще один автомобиль, в котором сидели четверо военных. Проверив документы, им предложили подождать указаний о расквартировании.

Меня же попросили подняться к начальнику охраны. Он ознакомился с разрешением на визит и набрал номер местного телефона:

– Это начальник охраны. Я хотел бы узнать о размещении одного ВИП, двух КВИП и двух ТАП.

Он выслушал ответ и повеселел:

– Прекрасно! Я выделю джип, чтобы показать дорогу ВИП… Я с изумлением выслушал этот каскад сокращений. Что такое ВИП – я, конечно, знал. Но два других? Удержаться от вопроса было выше моих сил. Начальник охраны рассмеялся:

– У нас бывает много посетителей. Пришлось придумывать, как их различать. Вот и получилось: ВИП – очень важное лицо, КВИП – довольно важное лицо, ну а ТАП – совершенно неважное лицо. Просто и удобно, когда нужно объяснить по телефону, какой класс расквартирования требуется.

Об этом я и рассказал высокой аудитории, стоя на трибуне. А под конец добавил:

– На базе «Кесслер» у меня были все основания чувствовать себя ВИП, но сейчас, смею вас уверить, я чувствую себя в высшей степени ТАП.

Было видно, что я попал в самую точку: аудитория, большей частью состоявшая из ВИПов, раскололась добродушным смехом.

Мое выступление не оставило следа, но то, к какой категории я себя отнес, запомнилось. Ко мне сразу прилипло прозвище «мистер ТАП». Таким ироничным образом дорога к новым контактам была открыта…

Как и предполагал Веннерстрем, съезд в большинстве состоял из докладов, дискуссий и массы небольших приемов. Обстановка для приобретения новых знакомств была идеальной – требовались только приглашения на эти приемы. Его приглашали. Все это благоприятствовало работе. Но столь провоцирующее пребывание среди высших чинов НАТО едва не привело к совершенно другому и неожиданному результату: оно чуть не стало причиной отказа нашего ценнейшего агента от контактов с Центром.

Многие спрашивали, долго ли он намерен оставаться в США. Стиг отвечал, что пробудет год, максимум – два. Вот тогда один промышленник из Лос-Анджелеса, искавший его общества, и сделал намек:

– А не хотите ли остаться в США, как в своей будущей стране?

Больше он ничего не сказал, но было совсем нетрудно продолжить его мысль насчет старой разрушенной Европы…

Он не один имел о Европе мнение подобного рода, в США это была уже почти расхожая точка зрения. Немного позже американец подкатил осторожный пробный шар: его предприятие охотно увидело бы Веннерстрема в качестве одного из директоров экспертного отдела. И был явно удивлен, что швед не прыгает от радости, ведь военная пенсия и хорошая заработная плата в промышленности – мечта многих американских военнослужащих.

Об ухищрениях изворотливого Стига Густавовича получить сразу две пенсии – шведскую и русскую – этот парень ничего не знал. И тем не менее попал в точку… Но Стиг не принял тогда все это всерьез, просто подумал, что за предложением стоит слишком много выпитого. Однако ошибся.

Позднее промышленник снова вернулся к этому разговору. В конце концов, приглашение остаться в США превратилось в навязчивый рефрен. Поначалу Веннерстрем старался не замечать такой настойчивости, а потом даже начал ей удивляться. По окончании съезда они вместе поехали на аэродром и там пробеседовали около часа, прежде чем самолеты разлетелись: один в Калифорнию, другой в Нью-Йорк. Прощаясь, швед обещал обдумать предложение американца.

Отыскав свое место в самолете, Стиг откинулся на спинку удобного кресла и задумался. Случайное пребывание в среде настоящих предпринимателей и ученых, столь далеких от его обычного окружения, дало мыслям новый толчок. Намеченный путь не казался больше таким предопределенным: теперь явно просматривалась альтернатива тайному контракту с Центром. Альтернатива удивительная, о которой он раньше даже не задумывался.

Как заманчиво! Он мог «сбежать», мог начать спокойное существование, которое означало бы конец всякому риску! Подремывая под усыпляющий шум мотора, Веннерстрем потихоньку расслабился и заснул.

Ему привиделся странный сон… Он стоял перед окном, скорее перед стеклянной стеной, и смотрел в комнату – там, склоненный над письменным столом, сидел он сам и изучал какую-то бумагу. С довольным выражением лица уже вот-вот собирался подписать ее. Даже находясь по ту сторону стеклянной стены, Стиг знал, что это было: контракт о приеме на работу, подготовленный корпорацией «Норт америкен ави-эйшн» в Лос-Анджелесе. Ему хотелось попасть в комнату. Он стучал по стеклу, стараясь привлечь внимание, стучал еще и еще… Но все напрасно, и потому он становился все беспокойней: ему казалось очень важным, чтобы контракт не был подписан.