— Какое мне дело до того, что одобрит или не одобрит Клинт! Все, что меня волнует, — это чтобы вы с малышкой были в безопасности.

— С нами все будет в порядке. И никто не навредит моему ребенку — по крайней мере если я буду рядом! Уж я-то сумею позаботиться о своей дочке.

Решимость в ее голосе порадовала Тару, но сердце почему-то болезненно сжалось. Уж не от ревности ли к материнским чувствам Джейн?

— Я даже представить себе не могу, насколько тесно связаны мать и дитя, — вздохнула она.

— Пошли, а то все пропустим. — Джейн взяла ее за руку и ввела в центр нарядной толпы, где на коленях у Санта-Клауса сидела маленькая Отэм. Девчушка беззубо улыбалась, а люди вокруг хлопали в ладоши. — Что же касается твоих последних слов, вспомни, что говорила Мариссия: ты все это еще испытаешь.

— Хотелось бы верить.

И впервые в жизни Тара задумалась над тем, как хорошо было бы иметь ребенка.

Примерно в половине третьего утра в окна ударил свет автомобильных фар.

Клинт сжал челюсти. В кромешной тьме он сидел в пропитанной сосновым ароматом гостиной Тары. Когда свет от фар погас. Клинт перевел взгляд на дверь, зная наперед, что произойдет дальше. Вот женские каблучки простучали по дорожке, ведущей к крыльцу, потом замерли у двери, вот повернулся ключ в замке, и через секунду вспыхнул свет в прихожей.

Пальто на Таре было распахнуто — видимо, расстегивалась на ходу, — из-под него виднелся белый сестринский халат; светлые локоны в беспорядке рассыпались по плечам, на лице застыло тревожное выражение.

Она напряженно всматривалась в сидящего за столом человека, щурясь от яркого света, и наконец узнала Клинта. Одетый во все черное, он мрачно смотрел на нее.

Тара тряхнула головой.

— Фу, Эндовер, — шумно выдохнула она, — как ты меня напугал!

— Правда?

— Сидишь тут в темноте, как… как… — она запнулась, подбирая верное сравнение.

— Как кто?

Не отвечая, Тара громко фыркнула, захлопнула входную дверь и прошла в гостиную.

— Ну, и что ты тут делаешь? — с независимым видом поинтересовалась она. — Охраняешь мою елочку?

Клинт пропустил ее шутку мимо ушей, губы его даже не дрогнули в улыбке.

— У тебя нет никакого уважения к просьбам знающих людей, да? Для тебя они пустой звук, да?

Она положила сумку на кофейный столик.

— Нет, отчего же! Уважаю, но только если они разумны.

— А мои просьбы ты находишь неразумными?

Тара опустилась на кушетку и воздела руки к небу:

— О боже, Эндовер! Ну что ты поднимаешь шум по пустякам! Мы ходили на елочный базар, там я купила эту елочку. Кругом были люди, целые толпы людей. Мы ни на секунду не оставались одни.

Эта женщина сводит меня с ума! — со вздохом подумал Клинт. Какой бы ни была она прежде — послушной, спокойной, уравновешенной, сдержанной, — сейчас Клинт мог сказать одно: более упрямой и своенравной особы он еще не встречал.

Клинт долго буравил ее взглядом, ожидая, что она все-таки почувствует всю тяжесть своей вины, однако прелестное лицо Тары оставалось безмятежно невинным.

— Меня не елка волнует, Тара, и не ваш совместный поход на базар. Я говорю о тебе. Ты вернулась одна в пустой дом. Да здесь кто угодно мог тебя ждать…

— Здесь меня ждал ты, — возразила она.

Клинт скрипнул зубами.

— Все, сдаюсь. Ты невозможна.

— Пойми, Клинт, тот парень, что написал эти письма, охотится вовсе не за мной.

— Для таких мерзавцев, как он, не имеет значения, кто попадается на пути. Они ставят себе цель и слепо идут к ней, а все остальное считают мелкими, незначительными деталями.

— Это я-то деталь?

— Прекрати, я говорю серьезно.

— А если серьезно, Клинт, то письма были адресованы Джейн, а не…

Клинт в ярости вскочил на ноги.

— Господи! Ну почему ты все время сопротивляешься? Почему не можешь просто поверить мне? Неужели это так трудно сделать?

В зеленых глазах полыхнуло пламя.

— Да.

— Почему? — оторопел от неожиданности Клинт.

Она не отвела взгляд, но на вопрос не отвечала. Клинт стиснул кулаки, так сильно ему хотелось схватить строптивицу за плечи и хорошенько потрясти. Сегодня он терпел одни неудачи, за весь день ничего не выяснил о письмах, не узнал, что за маньяк угрожает Джейн и Отэм, и поэтому решил хотя бы от Тары добиться ответов на свой вопросы.

Клинт одним прыжком оказался возле кушетки, схватил Тару за руку и рывком заставил ее встать.

— Так почему, Тара? Потому, что ты считаешь, будто довериться кому-либо опасно? Потому, что ты боишься утратить самоконтроль, к которому привыкла?

Тара упрямо вздернула подбородок.

— Судишь по собственному опыту. Эндовер?

Он с шумом выпустил воздух сквозь сжатые губы.

— Возможно, ты права… — нашел в себе смелость признать Клинт. — Вероятно, именно поэтому я вижу это в тебе.

Она с грустью покачала головой, не сводя с него зеленых глаз.

— Значит, ты должен понимать, что самоконтроль — это все, чем я обладаю в жизни.

— Чушь!

— Нет, Клинт, это способ выживания, единственно возможный для меня.

В глубине души он был согласен с Тарой, с каждым ее словом. То, что она сказала, было его личным девизом, тем сокровенным заклинанием, которое он повторял по нескольку раз на дню. Так какого же черта ему так важно заставить Тару отказаться от того, что было так дорого для него самого? Клинт сам, по собственному желанию избрал для себя такое жизненное кредо, так почему же сейчас столь упорно отказывает ей в праве подобного выбора?

Клинт поправил ее спутанные волосы.

— Знаешь, Тара, мне кажется, что самоконтроль — не главное в твоем характере.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Прекрасно понимаешь. Не притворяйся. Кстати, ты избавилась от своей подруги, позволила Джейн остаться у Сорренсонов?

— Ну и что? Ведь она там в безопасности, так?

— Так-то оно так…

— Но?

Его пальцы на мгновение замерли и немного напряглись.

— Но вот тебе, возможно, угрожает опасность.

— Погоди, я ведь здесь не одна, ты можешь меня защитить и…

— Я приехал сюда не только по этой причине.

— Неужели?

Клинт молча кивнул и притянул Тару к себе, просунув колено между ее ног.

Дыхание Тары замерло, а сердце наоборот пустилось вскачь. Не дождавшись от него ответа, она заговорила сама:

— Ты ждал меня здесь потому, что хочешь меня?

— Я постоянно хочу тебя, — глухо прорычал он, припав лбом к ее лбу. — Понимаешь? Каждую минуту, каждую секунду. Воспоминания о тебе, о том, что между нами было прошлой ночью, сводят меня с ума. Это какое-то наваждение. Я хожу, что-то делаю, разговариваю с людьми, проявляю активность… и при этом все время думаю о тебе.

Усталость Тары после трудового дня как рукой сняло. От его слов тепло мгновенно разлилось у нее по телу. Она уже не удивилась, привыкнув к подобной реакции на Клинта, когда он стоит вот так, совсем близко, когда трогает ее и смотрит на нее своими синими глазами…

Ее взгляд упал на его твердо очерченные губы, и она поняла, что он продолжает что-то говорить.

— Если бы с тобой случилась беда… черт, я не знаю, что бы я сделал…

— Никакая беда мне не грозит, ничего худого со мной не может случиться, — повторила Тара, понимая только одно: ей необходимо ощутить тепло его губ. — Ты здесь, со мной.

Привстав на цыпочки, она поцеловала Клинта, слыша, как в его груди рождается низкий утробный стон. Обеими руками он схватил Тару за талию и с такой сокрушительной силой прижал к себе, что она едва не задохнулась. На долю секунды он оторвался от нее, а потом стал целовать жадно и ненасытно.

Подчиняясь его воле и собственному желанию, Тара играла с его языком, покусывала нижнюю губу, исследовала глубины его рта. А в мозгу сами собой возникали видения. Вот она каждый вечер возвращается домой, где с нетерпением ждет ее Клинт… Они целуются, а потом он несет ее в их спальню…

Их спальня.