Елена принесла теплую воду. Он тщательно вымыл руки и начал их вытирать. Радева подо­шла к камере, чтобы проверить состояние мышей, и тут заметила, что дверка камеры закрыта не­плотно.

— Кто оставил камеру открытой? — спросила она, хотя это не грозило никакой опасностью.

— Это я забыл, когда проверял мышей,— от­ветил Савов.

— Да мы же проверяли перед самым моим уходом,— заметил Николов.

— Я подумал, что им плохо,— спокойно воз­разил он.

До утра они молча работали над новым пред­ложением Елены и только перед приходом профессора сделали перерыв. О мышах они забыли. Профессор подошел- к камере, и, когда он вы­тащил одну мышь из мешочка, все увидели на ее спинке темные пятна. Стрелка счетчика Гей­гера, находящаяся в камере, показывала силь­ную радиоактивность. Значит, радиоактивный газ снова преодолел сопротивление материала и оказал свое пагубное воздействие. Все осталь­ные мыши находились в том же положении. Профессор был удручен.

— Неужели опять?—повторяла Елена, и ее глаза стали влажными от бессилия и жалости. Ей хотелось плакать.

Взяв протокол наблюдений, она записала ре­зультаты опыта. Николов и Савов молчали. Ка­залось, оба они были в отчаянии.

Снова проверили показания счетчика Гейгера. Он обнаружил присутствие гамма-лучей в самом мешочке. Все мыши стали радиоактивными.

Уже третью ночь майор Христов не мог спать спокойно. Ничего особенного не случилось, но по­тому-то он и страдал бессонницей. Сведения, ко­торые он получал от своих сотрудников, не да­вали никаких оснований думать, что враг уже действует.

Несколько часов он изучал материалы о дея­тельности номерного института, руководимого профессором Петковым. Из них было ясно, что за год работы институт, несмотря на все усилия, не достиг никаких результатов.

В этом не было ничего странного: иногда уче­ные работают десяток и более лет, а результатов нет и нет! Но все же целый год работы — и никаких, ровно никаких результатов... Это удив­ляло. Институту было отпущено много средств, и единственная в стране лаборатория оборудована по последнему слову техники.

Кто же там работал?

Вначале сотрудники института Петкова не вы­зывали никакого подозрения. Наблюдения, кото­рые провел Христов, не дали ничего существен­ного.

«Может быть, вскоре все прояснится, но враги не будут ждать и, чего доброго, успеют совершить свое пакостное дело!»

Надо было принять какое-то решение.

«Необходимо внимательно изучить каждую мелочь. Где-нибудь враг выдаст себя. Я сам прикреплюсь к институту — ведь так советовал и генерал. За столом такие дела не делаются».

Майор поднялся, подошел к окну и поглядел на улицу. Светало. Далеко на востоке блестящие сабли солнечных лучей рассекали ночную тем­ноту. Пройдет еще несколько часов, и город за­шумит. Отдохнувшие за ночь люди отправятся на работу. Ученые возобновят исследования в лабораториях, рабочие пустят станки, служащие начнут работу в учреждениях. Жизнь потечет быстро, неукротимо.

И вдруг ему стало хорошо от мысли, что це­лые три ночи он бодрствовал и что голоза у него тяжела от мыслей, но что все это для счастья народа, из которого он сам вышел. Хри­стовым снова овладела ненависть к тем, кто крадется, подслушивает, кто хочет нарушить спокойную жизнь народа.._л

Зазвонил телефон.

Майор отошел от окна и взял трубку. «Ве­роятно, кто-то хочет навести справку»,— поду­мал он.

— Товарищ майор, пришла одна женщина, работница. С ее ребенком случилось несчастье. Она просит, чтобы ее приняли.

— Пусть пойдет к дежурному.

— Но он послал ее к вам.

— Ну что ж, проводите.

Христов быстро привел в порядок стол и сел. Не прошло и минуты, как в кабинет вошла жен­щина лет тридцати пяти, очень испуганная.

— Вы начальник? — спросила она майора, гражданский костюм которого несколько сму­тил ее.

— Да. Садитесь, пожалуйста.

— Товарищ начальник, знаете, что произошло с моим ребенком? Просто никто не поверит... Скажут, что тут не обошлось без нечистой силы. Страшное дело! Врачи сбились с ног...

Она перевела дыхание.

— Что же случилось?

— Заболели руки у моего сына Вани...

— Когда?

— Три дня назад, пятнадцатого числа.

— В котором часу?

— Около семи. Его школа далеко от дома, и потому он встает рано. Мальчик пошел в школу и рядом с нашим парадным нашел ручку, будь она проклята...

— Ручку? Какую ручку?

— Да вот она! — женщина вынула из сумки сверток и начала его развертывать. Она сняла несколько газетных листов, станиоль, и наконец показалась зеленая дамская шариковая ручка.

— Так вот,— продолжала она,— Ваня взял ее и похвастался в школе, что нашел новую ручку, такую маленькую, какой не было ни у кого. Сы­нок играл с ней, и вчера на его руках вдруг по­явились темные пятна, а потом ранки. Мальчик так плачет, что у меня сердце разрывается! Очень больно ему. Кричит: «Ой, мама, горит!» Думаю, что за зараза прилипла к сыну, откуда взялась? Много болезней я видела, слышала о многих, но такое вижу впервые. Привела я его в больницу, и врачи сбились с ног. Ничего не могли сказать. Недавно к нам пришел один мо­лодой человек и попросил показать, с чем играл мальчик. Я показала ему ручку, он завернул ее вот в это,— она показала на станиоль,— и ска­зал, чтобы я принесла ее сюда, к вам.

Майор с любопытством рассматривал ручку, не прикасаясь к ней руками.

— Остерегайтесь, а то и вас заразит...— ска­зала ему женщина.

Он заметил, что на корпусе ручки выгравиро­ван череп, маленький череп с перекрещенными костями... Символ смерти!

— Где вы живете?

— На улице Сентября, дом двадцать восемь.

— Двадцать восемь! — повторил он в раз­думье. И вдруг схватил папку с материалами ин­ститута Петкова, открыл ее и прочитал: «Спе­циальный институт, улица Сентября, дом два­дцать шесть». Он был потрясен.

«Может быть, ученые провели какой-нибудь опыт, или?..» — он не знал, что и думать.

— Где находится ваш сын?

— В детской больнице.

Христов поднял телефонную трубку.

— Дайте четырнадцать двадцать четыре. Ответили из лаборатории министерства.

— Немедленно пришлите сюда человека,, нужно исследовать один предмет,— приказал майор.

Женщина продолжала жаловаться, что на ули­цах случаются такие страшные вещи, и с на­деждой спрашивала, поправится ли ее сын.

Христов внимательно выслушал ее, успокоил, проводил до дверей и вернулся к столу. Он не­вольно улыбнулся. Правильно говорил генерал: «Будь начеку, ничего не упускай из виду, и они. сами выдадут себя!»

Да, они выдали себя!

Приехав в больницу, майор поспешил в изо­лятор, куда поместили мальчика. Около Вани­ной кровати врачи собрались на консилиум. Ваня был недоволен посягательством на свою свобо­ду и сердился, что он лежит отдельно от других ребят.

Мальчика только что осмотрел профессор 11ет-ков. Он с ужасом убедился, что Ваня подвергся радиоактивному облучению, тому самому, что и его подопытные животные. Но он не знал, как объяснить это, и потому не реагировал на иро­нические восклицания некоторых врачей.

— Радиоактивный ожог! Черт знает что!

— Уж не атомную ли бомбу нашел мальчик на улице!

Слушая их, майор Христов едва удержался, чтобы не направить врачей в лабораторию по­смотреть на зеленую ручку.

Профессор Петков был очень взволнован. Он сидел на кровати и слушал мальчика, который подробно рассказывал ему о том, что он делал в последние дни. Ваню не смущало присутствие врачей, и он с удовольствием рассказывал о своем приключении.

Выждав, когда общий интерес к мальчику не­сколько остыл и врачи начали расходиться, майор Христов подошел к профессору и Ване.

— Товарищ профессор, можно поговорить с вами наедине? — спросил он Петкова.

Профессор встал и попросил врачей и сестер покинуть палату.

— Что вы скажете об этом, профессор? Петков пожал плечами.

— Только одно: ребенок облучен гамма-лу­чами!