Самым вероятным объяснением существования этого огромного и совершенно бесполезного оружейного склада являлось то, что его заказчики не удосужились проконсультироваться со сведущим военно-космическим инженером. Но в этом, по крайней мере, имелась определенная логика: если вы скрываете местоположение базы от собственных военных, опасаясь, как бы им не вздумалось на нее напасть, вам вряд ли придет в голову спрашивать у этих людей совета, как лучше подготовить объект к обороне от них самих.
В главном Юрий был прав: заправлявшие в системе маньяки никогда не позволили бы приблизиться к Аиду настоящему военному кораблю с командой, набранной не из сотрудников БГБ. По этой причине «Графу Тилли» предстояло выйти на орбиту Цербера-Б-3 и оставаться на расстоянии полных семнадцати световых минут от тюремной планеты, а Турвиля, Хонекера, Богдановича и Форейкер ожидал трехчасовой полет на боте. «Ну что ж, – решил для себя контр-адмирал, – на худой конец „Графу Тилли“ не придется маневрировать внутри оборонительной зоны.»
– Ладно, – сказал он наконец. – Полагаю, гражданин капитан Хьюитт об этом уже осведомлен.
Фрейзер кивнул, и Турвиль пожал плечами.
– В таком случае сообщи гражданке члену Комитета Рэнсом, что ее сообщение получено.
Никто на мостике не упустил из виду маленький факт: отданный Фрейзеру приказ не включал подтверждение того, что распоряжение Рэнсом будет выполнено. И все, включая Хонекера, поняли, что в соответствии с флотским этикетом ответ является не слишком завуалированным оскорблением. Рэнсом, далекая от флотских традиций, могла этого и не понять – но, по правде сказать, Турвилю было уже плевать на ее реакцию.
Курсы «Графа Тилли» и «Цепеша» постепенно расходились: на обзорном экране Турвиля медленно вырастала яркая точка Цербера-Б-3.
Услышав писк спрятанного под подушкой хронометра, Горацио Харкнесс вздрогнул и мысленно выругался. Он специально снял часы с запястья и засунул туда, чтобы звук не потревожил остальных. Сам Харкнесс не спал всю ночь, хотя по его виду никто бы этого не сказал. Поставить будильник пришлось для того, чтобы не проверять время каждые пять минут. Подушка должна была заглушить звук, но сейчас казалось, будто он громом разносится по темному отсеку.
«Это мне только кажется» – попытался убедить себя Горацио, однако, судя по участившемуся пульсу, не слишком успешно. Но волнение скорее объяснялось тем, что звук будильника был сигналом к началу выполнения плана, а ничтожность шансов на его осуществление была для Харкнесса очевидна. Другое дело, что ничего лучше ему придумать не удалось, а стало быть, и выбирать не из чего.
Часы пискнули снова. Сунув руку под подушку, он отключил будильник, глубоко вздохнул, облизал губы, присел и осторожно – очень осторожно! – встал босыми ногами на пол. Джонсон продолжал размеренно дышать, Кэндлмен похрапывал, и Харкнесс стиснул зубы. Эта часть задуманного была ненавистна ему больше всего, но другого выхода не было.
Двигаясь словно призрак в слабом свечении ночника, оставленного зажженным по настоянию Кэндлмена, он добрался до изголовья койки Джонсона, остановился, набрал воздуху и левой рукой вдавил голову капрала в подушку. Тот открыл глаза, но прежде чем успел понять, что происходит, правая рука Харкнесса с силой топора перебила ему гортань. Джонсон судорожно дернулся, руки потянулись к горлу, а Харкнесс уже шагнул прочь от его койки. Генри, сам того не сознавая, был уже мертвецом, а Горацио еще предстояло позаботиться о Кэндлмене.
Второй охранник фыркнул и пошевелился во сне. Агония капрала была недолгой и почти беззвучной, так что если Кэндлмен и расслышал предсмертный хрип, понять, что это было, он не успел: мозолистые ладони сомкнулись на его голове и резкий рывок сломал ему шейные позвонки. Хрип и хруст смешались воедино, потом все стихло. Горацио Харкнесс отступил на шаг, закрыл глаза, и его передернуло от отвращения.
Убивать людей ему случалось и прежде, но до сих пор он убивал их на расстоянии, посредством ракет или энергетических установок. Это совсем не то, что убивать голыми руками, особенно людей, с которыми ты знаком. Он чувствовал себя отвратительно, ибо Джонсон и Кэндлмен не ожидали от него ничего дурного. Но в том-то и дело: он не мог допустить ни малейших подозрений, а потому вынужден был прикинуться их приятелем, партнером по махинациям, ни о чем не сожалеющим перебежчиком… для того, чтобы убить обоих во сне.
Некоторое время он стоял неподвижно, сжав кулаки и стараясь унять слабую дрожь. Не сразу, но в конце концов ноздри его затрепетали, и он открыл глаза. Так или иначе, ему уже пришлось мысленно пережить это, составляя свой план. Джонсон с Кэндлменом могли благодушно попивать пивко, сговариваясь насчет очередного мошенничества, однако они были костоломами из БГБ, и одному Богу ведомо, сколько людей убили или замучили эти «славные парни». Во всяком случае, такими рассуждениями Харкнесс пытался успокоить свою совесть.
Отвернувшись от мертвецов, Харкнесс направился к их шкафчикам. Оба были заперты, однако Горацио на протяжении его богатой событиями жизни доводилось открывать немало чужих замков, что же до этих, то владельцы открывали их в его присутствии десятки раз. Он быстро ввел комбинации, и его губы изогнулись в хищной усмешке: подсветка шкафчиков заиграла на оружии мертвых сторожевых псов.
Застегнув на талии пояс с импульсным пистолетом Джонсона, Горацио проверил оружие и убедился, что и магазин, и батарея снаряжены. В кармашках на поясе находились дополнительные магазины и батареи. Засунув мундир капрала в мешок для грязного белья, он забрал из другого шкафчика второй пистолет, проверил его и повесил ремень наискосок, от правого плеча к левому бедру, на манер патронташа. Разобравшись с оружием, Харкнесс запер оба шкафчика, взял миникомпьютер, которым пользовался для «модернизации» игровых программ и, введя личный код Джонсона, через розетку на переборке подключился к сети. Умей компьютеры удивляться, бортовая машина «Цепеша» могла бы отметить феноменальный скачок в навыках программирования, совершенный гражданином капралом Генри Джонсоном, личный номер SS-1002-56722-0531-HV. Но компьютерам до таких вещей дела нет, и Харкнесс беспрепятственно вошел в сеть по пути, проложенному в то время, пока Джонсон с Кэндлменом думали, будто он переоснащает для них игры.
Разумеется, он не решился произвести в основной системе серьезные изменения, ибо их мог бы заметить кто-то из офицеров или смыслящих в программировании техников, однако он заранее подготовил все необходимые программы на своем мини-компьютере. Конечно, добиться того, чтобы его маленькие пакеты начали действовать должным образом, в нужное время и в требуемой последовательности, было непросто, но Харкнесс надеялся, что учел все. Правда, имелся программный элемент системы, который пришлось изменить заранее: сейчас Горацио проверил его и удовлетворенно хмыкнул. Как и было запрограммировано, этот элемент начал действовать восемнадцать минут двадцать одну секунду назад. Среди множества факторов, которые могли погубить всю его затею, своевременность включения в работу данного файла беспокоила Харкнесса больше всего. Теперь настало время перехода к самому опасному этапу операции. Горацио инициировал код.
Внешне на «Цепеше» ничего не изменилось, однако в электронных недрах крейсера изменения произошли, причем весьма существенные. Запустилось сразу с полдюжины программ, которые Харкнесс, скачав на свой мини-компьютер, модифицировал – одни в большей, другие в меньшей степени – несколько дней, а то и недель назад.
Несмотря на солидный размер некоторых файлов, замены были произведены со скоростью, показавшейся бы немыслимой во времена чипов и печатных плат: Харкнесс едва успел затаить дыхание, как на его дисплее высветился знак подтверждения. Удовлетворенно кивнув, Горацио выключил и убрал в карман миникомпьютер, перекинул через плечо бельевой мешок и направился к дальнему концу отсека. С вентиляционной решеткой еще предстояло повозиться, но на данный момент это беспокоило его меньше всего.
