Заметные – хотя, возможно, и менее кардинальные – конструктивные изменения претерпели почти все корабельные отсеки, и Гринтри оставалось радоваться тому, что по крайней мере флагманский мостик остался нетронутым. Впрочем, отметил он для себя, присутствие на борту штаба леди Харрингтон тоже можно отнести к хорошим известиям. Судя по ее репутации, она вряд ли свернет ему шею, не дав разобраться с неизбежными рутинными проблемами, и присутствие штаба вплотную загрузит ее делами эскадры. Это позволяло надеяться, что некоторые недоработки на самом корабле останутся незамеченными до их устранения. Во всяком случае, ему хотелось в это верить.

Гринтри глубоко вздохнул. Почетный караул вытянулся по стойке «смирно», и старомодный горн вывел первые такты «Гимна землевладельцев». Ухватившись за зеленый поручень, леди Харрингтон, на плече которой сидел древесный кот, грациозно ступила из зоны нулевого тяготения в область палубной гравитации «Альвареса». Приземлившись точно у начертанной на палубе разграничительной линии, она вскинула руку в ответном приветствии. Следом за ней из туннеля появились трое телохранителей.

– Капитан, разрешите взойти на борт.

Томас Гринтри был грейсонцем. При всем своем искреннем стремлении приспособиться к новым реалиям он получил воспитание в обществе, где доминировали мужчины, и звонкое женское сопрано было неуместным на палубе военного корабля. К счастью, этот голос принадлежал женщине, право которой находиться где угодно никогда не вздумал бы оспаривать ни один грейсонский офицер. Он щелкнул каблуками и вскинул руку в салюте.

– Разрешение дано, миледи, – сказал капитан и, едва она переступила черту, подал ей руку. – Добро пожаловать на «Альварес», – добавил он, втайне дивясь силе ее рукопожатия.

– Спасибо, капитан, – сказала Хонор, обводя взглядом безупречный шлюпочный док и вытянувшийся в струнку почетный караул. – Я вижу, «Альварес» – по-прежнему лучший крейсер на грейсонском флоте.

Она и без Нимица почувствовала, что эта похвала порадовала всех встречавших.

– Во всяком случае, я хочу на это надеяться, миледи, – ответил Гринтри.

Если Хонор и ощутила кроющуюся за ответом тень сомнения, то этому сомнению явно сопутствовала решимость как можно скорее сделать все возможное, чтобы ее похвала стала полностью справедливой. То был честный подход к делу, но и она не покривила душой: корабль имел превосходную репутацию, и Томасу Гринтри это было известно лучше, чем ей. В отличие от прошлого случая, когда Хонор принимала командование грейсонской эскадрой без подготовки, на сей раз она по крайней мере успела просмотреть заранее послужные списки старших офицеров. Даже беглого ознакомления с документами хватило, чтобы понять: кадровики не случайно назначили ее флаг-капитаном именно этого человека.

Будучи лейтенантом, Гринтри служил помощником старшего тактика на «Ковингтоне» – старом флагмане гранд-адмирала Мэтъюса и единственном грейсонском крейсере, уцелевшем во время первой попытки хевенитов захватить звезду Ельцина. После официального вступления Грейсона в Альянс он был командирован в Звездное Королевство на обучение по краткосрочной интенсивной программе на тактических курсах Королевского Флота Мантикоры, а затем вернулся на Ельцин в качестве командира новенького эсминца. Еще до войны он заслужил отличную репутацию, сражаясь против наводнивших окрестности звезды Ельцина пиратов, а в ходе четвертой битвы при Ельцине отличился, командуя дивизионом легких крейсеров. Судя по досье Томас относился к тем офицерам, для которых нормой является не просто выполнение своих обязанностей, но выполнение их наилучшим образом.

Хонор присмотрелась к нему, и ее оценивающее внимание слилось с вниманием Нимица.

Имея довольно плотное телосложение, капитан, как и большинство грейсонцев, уступал Хонор ростом самое меньшее сантиметров пятнадцать и выглядел старше ее, хотя на самом деле был моложе на десять лет. Форменная фуражка не скрывала того, что его длинноватые для грейсонца густые каштановые волосы уже припорошила седина, а сеть окаймлявших спокойные карие глаза морщин напоминала о том, что родная планета капитана слишком поздно получила доступ к методикам пролонга и он не успел ими воспользоваться. Однако Хонор не ощутила в нем ни малейшего признака возмущения по поводу кажущейся молодости его командира, да и манеры его свидетельствовали, во-первых, об уверенности в себе, а во-вторых, о прекрасной физической форме, поддерживать которую офицер считал необходимым, несмотря на множество других обязанностей. В некоторых отношениях он напоминал ей Пола Тэнкерсли: хронологически тот был старше, но они оба выглядели людьми, на которых без колебаний можно положиться во всем.

Томас Гринтри произвел на нее благоприятное впечатление, и это радовало. В качестве капитана флагманского корабля ему предстояло претворять в жизнь многие ее планы и намерения, то есть обязанности заместителя по тактике ему предстояло исполнять не в меньшей, если не в большей мере, чем Алистеру МакКеону. Судя по послужному списку, Гринтри был создан для этой работы, однако когда ты знакомишься с людьми только по документам, всегда остается возможность совершить ошибку. Например, принципиально непредсказуемая психологическая несовместимость могла превратить в ничто команду, которая, судя по бумагам, должна была стать великолепной. С такого рода проблемами она сталкивалась и сама. К ее предыдущему флаг-капитану у нее не было претензий как к офицеру, но она не могла забыть, что прежде он служил в Народном Флоте Хевена. В бою именно с его кораблем погиб Рауль Курвуазье.

Правда, Альфредо Ю являлся по-настоящему хорошим, честным человеком, да и Нимиц помог ей справиться с предубеждениями. И слава богу, ибо именно действия Ю во многом определили победный исход четвертой битвы при Ельцине.

Что же до Гринтри, то он, несмотря на некоторое напряжение, естественное при первой встрече с новым командиром, прекрасно владел и собой, и ситуацией на корабле.

– Миледи, разрешите представить вам коммандера Маршана, моего старшего помощника, – сказал капитан, указывая на черноволосого офицера, слишком молодого для такой должности даже на грейсонском флоте. Впрочем, юный облик объяснялся и тем, что, будучи моложе своего капитана, Маршан относился к первым грейсонцам, прошедшим пролонг. Его послужной список тоже мог считаться образцовым, но эмоциональный фон, который ощутила Хонор, протянув ему руку для пожатия, отличался от настроения Гринтри. За внешней невозмутимостью взгляда поразительных изумрудных глаз таились обостренные, смятенные чувства. Сила внутреннего напряжения была такова, что Хонор едва не вздрогнула.

– Коммандер, – сказала она обычным, учтивым тоном.

– Миледи. – В голосе офицера звучала должная почтительность, но отрывистость и резкость выдавали душевное смятение.

Хонор, ознакомившаяся с его личным делом, так же как и с личным делом Гринтри, понимала, почему офицеру не по себе: он состоял в родстве с Эдмоном Маршаном. В сложившейся под влиянием суровых природных условий сложной клановой структуре грейсонского общества родство имело огромное значение. Разумеется, большинство Маршанов являлись ничем не запятнавшими себя законопослушными гражданами, но Эдмон, непримиримый реакционер и религиозный фанатик, стремясь сорвать проведение реформ Протектора Бенджамина, предпринял попытку сначала опорочить Хонор, а потом и убить.

Коммандер Соломон Маршан был совершенно непричастен к этим событиям. Вряд ли он хоть раз в жизни видел своего дальнего родственника. Но было очевидно, что офицер чувствует себя виноватым. Он был крайне несправедлив к себе – однако и к ней тоже, если ожидал, что она станет винить его за чужой фанатизм. Сам коммандер этого не понимал, а попытка что-то разъяснить могла лишь ухудшить ситуацию.

– Рада познакомиться с вами, – сказала Хонор. – Должна сказать, что меня чрезвычайно заинтересовали ваши соображения относительно новой тактики конвоев, опубликованные в «Военных записках». Мне хотелось бы обсудить с вами эту тему поподробнее.