-Ну, не знаю... Соседи увидят, разговоров не оберешься.

   -Трусиха!!! Да на работе все. Договорились? - было страшно, но соблазн остаться с ним наедине без посторонних любопытных глаз пересилил всё, и я согласилась. Через секунду в трубке раздались короткие гудки.

   -Что делаю? Совсем от любви крыша поехала. Что скажет мама? А если узнает Ленуля, головы мне не сносить. Чёрт! Чёрт! - уже одеваясь, твёрдо себе сказала, чтоб не передумать в последнюю минуту, - решено!

   Как и с какой скоростью я влетела на третий этаж, лучше не вспоминать, отдышалась только тогда, когда за мной закрылась дверь его квартиры.

   -Ну вот, а ты боялась! Трусиха ты моя, - Сергей обнял меня, и крепко прижал к себе, - проходи в комнату.

   Для тех лет сплошного дефицита обстановка была дорогая. Цветной телевизор - тогда ещё редкость; пианино; два огромных кресла и стеклянный журнальный столик, на котором лежали журналы, занимали почти всю стену. Огромный диван углом придавал уют. В комнате было прохладно.

   -Красиво.

   -Тебе нравится? Пойдем, я покажу свою комнату. Она не такая шикарная, но меня вполне устраивает.

   Перегороженная на две части веранда, это и была комната. Обстановка спартанская: разложенный диван и тумбочка. Серёжка по-хозяйски развалился на диване и потянул меня к себе, усадил на колени и стал целовать, едва прикасаясь к шее губами. Моя кожа покрылась мурашками, а дышать стало трудно.

   -Ты боишься? Меня? Или..... того, что может произойти между нами?

   -Нет. Не знаю, - бормотала я.

   -Разденься. Прошу тебя. Я хочу видеть тебя всю.

   -Но, Сергей, мы не должны этого делать, - остатки разума ещё не окончательно покинули меня, и я попыталась сопротивляться, не физически, конечно, а несвязным бормотанием.

   -Почему? - его голос завораживал, а губы нежно терзали мочку уха. Тёплая рука проникла под футболку и ласкала груди.

   -Почему, почему? Откуда мне знать почему, когда я уже ничего не соображаю?! Голова отдельно от моего тела пыталась думать, а тело решило не слушаться разума, его трясло, как в лихорадке, уже не от страха, а от возбуждения. Футболка, джинсы отлетели в сторону, остальное последовало за ними.

   -У тебя был до меня кто-нибудь? - услышала я охрипший голос и замотала головой, - нет, никого не было.

   -Спасибо!!!

   -За что? - удивилась я.

   - За такой подарок, - и прижал меня к дивану всем телом.

Глава 4

Сергей уехал, а через неделю мне стало совсем плохо. Пища не задерживалась надолго в желудке, обоняние обострилось и стало как у собаки, которая за версту чует зарытую косточку. Мама всерьез испугалась.

   - Отравление - это не шутки, - твердила она, когда силком притащила меня к терапевту.

   Лечащий врач посмотрела на меня, послушала, зачем-то заставила показать ей язык, и вынесла диагноз - здорова.

   Предела маминому возмущению не было, всю дорогу до дома она костерила врача, которая ничего не смыслит в медицине, а учились в институте за неё бараны. В переводе на нормальный язык означает, что диплом был куплен. Теперь за моё лечение мама возьмётся сама. Прежде всего, чтоб избавить организм от заразы, меня напоили двумя литрами марганцовки, от одного запаха которой я сидела в обнимку с унитазом. После полного промывания желудка (в нем и так давненько ничего не было) меня напоили молоком почему-то с мёдом, как от простуды, и на неделю прописали постельный режим. Мама - "врач" строго следила за моей диетой, взяла отпуск за свой счёт и каждые полчаса справлялась о самочувствии. Несколько дней такой опеки настолько достали, что я согласна была на преждевременную кончину по молодости. Именно по молодости, я не оговорилась, ибо при таком раскладе старость мне просто не грозила. Вероятно, мои мучения продолжались бы до бесконечности, но у брата, он был в командировке, случился приступ аппендицита, его госпитализировали. Наша милая сердобольная мамуля собрала чемодан и быстрее ветра унеслась в город Пермь, так как теперь сыночек находился в большей опасности, чем я. Вы даже себе не представляете, как я была счастлива. Меня оставили в полном одиночестве. Я лежала с закрытыми глазами, а моё воображение живо рисовало образ Серёжки. За день до своего отъезда, он, как всегда, позвонил мне, чтоб пожелать доброго утра и договориться о встрече. Сказал, что взял у друга ключи от дачи и с нетерпением ждёт вечера, когда опять обнимет меня и крепко-крепко поцелует. Я писала стихи, коротая время до нашей встречи.

   -Давай я придумаю первую строчку, а ты продолжишь, - предложил он.

   -А ведь это идея, давай попробуем.

   -Хочу поехать на рыбалку!

   - Ничего себе поворот событий! - воскликнула я, обидевшись,- и когда ты собрался мне об этом сказать? До или после свидания? - когда Серёга понял, о чём я подумала, долго смеялся, даже обидно стало.

   -Ты моя самая главная рыбалка, вот тебя я и буду сегодня ловить. А это первое предложение нашего совместного творчества. И так, я весь внимание.

   -Хорошо. Только дай мне пять минут, - я задумалась, - бедная бумага стерпит всё, да и я не Анна Ахматова, цензор свой человек, не слишком будет критиковать. Готово!

   -Читай, - милостиво согласился он.

   Хочу поехать на рыбалку,

   Большую рыбу там поймать,

   А если повезёт, то рыбкою

   Тебя на берегу назвать.

   Ты, как русалка, в речке плещешься

   И манишь в дальние края,

   Но мне с тобой, моя русалочка,

   Не по пути, прости меня!

   Зовёт домой жена постылая,

   Печатью в паспорте грозя,

   И о тебе, мечта красивая,

   Забуду уж навеки я.

   Лишь не забыть мне никогда,

   Как обнимал тебя, продрогшую

   После купанья, у моста

   - Слушай, а ведь здорово получилось, честно признаюсь, не ожидал. Ты заведи-ка тетрадку и все стихи записывай. Чем чёрт не шутит, когда Бог спит, станешь знаменитой поэтессой, а я всем буду рассказывать, что лично с тобой знаком.

   Мама вернулась через неделю, уставшая, но вполне довольная собой. Материнский долг на этот период выполнен, и она вышла на работу, потому что не известно, какие ещё сюрпризы могут в скором времени преподнести ее деточки.

   Ох, как она оказалась права. Это я насчёт сюрпризов. Месяца через два я поняла, какая хворь ко мне прицепилась. Я одновременно плакала и смеялась, вспоминая, как меня лечили от отравления.

   -Я так и знала, так и знала, что добром ваши встречи не закончатся, - Леонора металась из угла в угол, размахивая руками, иногда грозя кулаком невидимому Серёге.

   -Хорош гусь, ничего не скажешь. А ты! Ты как могла на такое решиться, голову-то что, дома под подушкой оставляла, когда на свиданку бегала? А? Чего молчишь? Воспользовалась моментом, когда я на тебя обиженная ходила, вот и натворила бед. Да и я сама хороша, нечего было дуться, когда подруга в беде. Дура я, надо было тебя запереть покрепче, пока этот не уедет. Да тёте Полине наказать, чтобы глаз с тебя не спускала.

   -И долго теперь после драки кулаками махать будешь? - успела я вставить словечко, пока подруга сделала небольшой перерыв перед очередной взбучкой. Что теперь делать, я и сама не представляла.

   -Теперь наши городские кумушки от души повеселятся, надолго хватит темы для сплетен, сама-то я всё переживу, маму жалко. Пока всем рты закроет, со всем женским населением поругается. Вот только ума не приложу, как ей об этом сказать? А вдруг сердце не выдержит.

   -Да..., натворила ты дел. Убить бы тебя, но мало того, что поздно, ещё и очень жалко. Где я потом ещё такую дурочку найду, от которой сплошные неприятности. Но рассказать всё равно придётся, животик, как голову, под подушкой не оставишь, придётся с собой брать, выгуливать и лелеять.

   -Мне и так несладко, ещё ты прикалываешься, - я разрыдалась.

   Леонора пристроилась рядышком, и теперь мы причитали обе на разные голоса. Мы так увлеклись, что не сразу заметили маму, которая была близка к потере не только сознания, но и голоса. Минут пять она пребывала в шоке от услышанного, а потом безуспешно пыталась активизировать свои голосовые связки. Когда ей это наконец-то удалось, на нас с Леной от испуга икота напала. Со стороны сценка была ещё та. На полу две зареванные девицы, икающие на разные тональности, нависшая над ними разгневанная тётка с квадратными глазами и орущая, как будто обнаружила мышь у себя в кармане. В довершение картины в комнату с топором в руке ввалился мой старший брат Толик. Бедолага спросонья подумал, что забрались грабители, решившие не оставлять свидетелей живыми. Это он нам потом рассказал, когда вся эта заварушка закончилась. Размахивая во все стороны топором, он, как индеец, вышедший на тропу войны, издал боевой клич: