Позади пять лет работы. Самой трудной, потому что это было начало. Что впереди?
- Для меня стало ясно, - говорит Парчак, - что на наших землях можно получать по сорок - пятьдесят центнеров озимой пшеницы на парах. Так я и буду работать.
Но, отработав пять трудных лет и получив около трех тысяч тонн зерна, Парчак не разбогател. Не все планы его сбылись. Он хотел на своей земле построить хороший большой дом, и, может быть, с бассейном, что при нашей жаре вовсе не роскошь. Хотел разбить сад и парк. Хотел построить свой элеватор для зерна. Не вышло. И не его в том вина. Пусть государство не выполнило свои обещания: дом для фермера и прочее. Но самое горькое - год 1993-й, когда 700 тонн пшеницы отдали государству и ждали денег за нее целый год. При тогдашней инфляции деньги обратились в дым. Год жизни. Год тяжкого труда.
И когда говорит Парчак: "Страна должна повернуться лицом к крестьянину", он имеет в виду только одно: "Честно расплачивайтесь за мою пшеницу, за мой труд. Чтобы я не ждал и не выпрашивал свои деньги месяц, два, три, а то и год. А еще - цены должны быть сообразными: за железку, за хлеб, за горючее".
Конечно же, не обошли мы в наших разговорах темы общие и насущные: колхоз и фермер.
- Поработав фермером, а потом объединившись в колхоз, я буду уже другим, сказал Парчак.
- Вы вернетесь в колхоз? - изумленно спросил я. - Зачем?
- Конечно, не в прежний, - ответил мой собеседник. - Но объединяться мы все равно будем, рано или поздно. На других принципах. Это необходимость. Потому что я зерно получил и отдал его чужому дяде, который смелет его, испечет хлеб, сделает макароны и получит доход больший, чем я. Значит, нужна своя переработка. Но в районе четыреста фермеров. Не заводить же нам четыреста пекарен, четыреста мельниц. Это - деньги на ветер. Надо объединиться. На какой основе, тут надо думать. Но объединяться все равно будем.
Мы говорили о многом. В конце разговора я спросил у него:
- У вас трудное позади. Но если бы сейчас вам предложили еще тысячу гектаров земли, такой же запущенной, джунгли, в которых кабаны и косули. Вы бы взяли?
- Взял бы. Мы бы смогли ее обработать. Подросли сыновья, племянники. Они уже работают на тракторе, на машине.
- А пять тысяч гектаров? - загорелся я. - Взять и отвечать за эту землю, чтобы и она могла по тридцать, по сорок центнеров с гектара давать? Пусть с сезонными работниками, с наемными. Но смогли бы?
- Можно, - твердо ответил Парчак.
- А десять тысяч гектаров?
- Все можно при желании.
- Но где вы возьмете людей? Ведь в колхозе работники нынче известные.
- Будут работать. Даже те, кого из колхоза выгоняют. Со мной бы работали. Им ведь "папа" нужен. Колхоз приучил к "папе". Без него не могут. Но о чем сейчас говорить, когда и нынешние двести гектаров мне не принадлежат. Я просил - не дают. А если бы я знал, что эти двести гектаров - это моя земля, моя и моих сыновей, то я бы сейчас не сидел сложа руки, я бы со всей округи навоз возил от ферм. Колхозам навоз не нужен, не до него. А я бы возил. И в следующем году получил бы по шестьдесят центнеров с гектара. Но чья эта земля?.. Непонятно.
Так вот, не больно весело, закончился наш разговор.
Возвращался я в город. Заволжье - край пустынный. Нынче - и вовсе. Вон кошара овечья, но возле нее - ни сена, ни соломы. Значит, нет и овец. Вон еще одна такая же. А там - бывший животноводческий комплекс на десять ли, на двенадцать тысяч голов. Хорошо, если сотня-другая коров в его стенах осталась. Хоть и глубокий снег, но видно, что тянется и тянется вдоль дороги непашь. Почти полтора миллиона гектаров остались в области с осени невспаханными. Почти третья часть. Это - по всей области. А здесь, в глухом Заволжье, в Быковском районе, больше половины земли не пашется. Времена нынче - трудные.
Все понимаю. Но почему работящий умелый Парчак, отец трех сыновей, не может получить эту брошенную землю? Ведь тогда на ней не бурьян будет расти, а пшеница. И урожай будет не 5 центнеров с гектара, а 30 и 40.
Почему в другом, но тоже нашем краю такие же толковые хлеборобы Чичеров и Ляпин не могут получить столько земли, сколько им по силам? Там ведь тоже сыновья уже поднялись.
Почему о земле с тоскою говорят братья Пономаревы и могучий их батя? Почему Виктор Иванович Штепо не может осуществить планы свои? А ведь все они наши кормильцы. Не горстями зерно дают, а тысячами тонн.
Тянется вдоль дороги заметенная снегом непаханая земля, молчит. Но уже пригревает солнце, скоро весна. Что она принесет нам? А что она может принести?!
Вот строки из обращения к руководству нашей области Аграрного союза и профсоюза агропромышленного комплекса:
"В агропромышленном комплексе Волгоградской области сложилось катастрофическое положение.
...во многих хозяйствах не отапливаются школы, детские сады, ремонтные мастерские.
...остановлен ремонт техники.
...идет сброс скота, растет падеж, падает продуктивность".
Во всем этом много и много правды. Но не вся она здесь. Есть правда иная.
В Калачевском районе бывший совхоз, а ныне коллективное сельскохозяйственное предприятие "Советское" не выделяется какими-то особыми землями. Дожди и снега, степные ветры и летнее солнце - такие же, как у всех. И люди - обычные селяне ли, хуторяне. Проблемы - все те же: неплатежи. Молокозавод задолжал, мясокомбинат задолжал, плодоовощные базы не платят. А пахать, сеять, урожай убирать и жить надо.
Но, в отличие от многих других, в коллективном хозяйстве "Советское" вся земля вовремя вспахана, засеяна и урожай убирают неплохой. Озимой пшеницы собрали в 1995 году по 16 центнеров с гектара, ячменя - по 9,5. С поливных земель получили 1200 тонн овощей.
Если в области и в районе сокращается поголовье скота, то в "Советском", напротив, понемногу растет. Если везде падают надои, то здесь они поднимаются. В 1995 году получили в среднем по 3180 килограммов молока от каждой коровы. Привесы скота тоже год от года не уменьшаются. Падеж в 1995 году по сравнению с 1994-м значительно снижен.
Как ни крути, а показатели - упрямая вещь. Получается: не хозяйство, а оазис благополучия среди всеобщей разрухи.
Год 1995-й закончили пусть с невеликой, в 600 миллионов рублей, но прибылью. Средняя зарплата работников - 340 тысяч рублей. Задолженность по зарплате есть. Но она такая, как у администрации района: в феврале ждут ноябрьской получки.
Но "благополучный остров" в нынешней сельской разрухе - факт сомнительный. Сомневался и я. Не раз приезжал в хозяйство, приглядывался, спрашивал.
Нынешний мой рассказ о том, что и сегодня в сельском хозяйстве можно держаться на плаву. Не вырезать скот, не губить землю, не разрушать производственную структуру, не лишать работы людей. Трудно, но можно. Пример тому - коллективное хозяйство "Советское".
На мой взгляд, как и прежде, всякий дом хозяином крепок. Недаром говорили: "Без хозяина товар плачет", "Не купи села, купи приказчика", "Без хозяйского пригляду одни муравьи плодятся".
Таким вот рачительным хозяином ли, приказчиком является в "Советском" Николай Петрович Мелихов. Человек он еще молодой, но хозяйственник опытный, специалист, умеющий работать с людьми.
Ничего нового, мне кажется, он не придумал. Технология в полеводстве, в животноводстве вековечна: досыта корми корову - она молока даст; вовремя вспаши, вовремя посей - получишь урожай.
Но в нынешнее время великий труд и умение руководителя заключаются именно в том, чтобы коровы были накормлены, а земля вспахана. Не рыдать, не бить себя в грудь на высокой трибуне, не ждать, когда "наши придут", обрекая хозяйство на развал, а людей на нищету. Работать. Думать. Находить наилучшие хозяйственные решения.
В "Советское" не течет ручей бесплатной солярки или бензина. И запчасти для тракторов и автомобилей с поклоном сюда не несут.
- Мы делаем все, - говорит Николай Петрович, - чтобы работа в поле, на ферме не останавливалась. Потому что любой простой - это разложение коллектива. У нас не хватает топлива, а у кого-то, у железнодорожников, у военных, не хватает мяса, молока, овощей. Вот и выход.