Я подкрался к двери и выглянул наружу. Скоро уже будет темно. Задний двор казался пустым. Ни Люка, ни кого-либо другого видно не было. Но среди красных и золотых листьев на земле лежала лопата. Там, где раньше никакой лопаты не было.

Я прислушался сквозь громоподобный стук своего сердца.

Вечерние звуки. Цикады. Птицы. Лягушки.

Что же мне делать? Я не имел ни малейшего представления. Даже если мне удалось бы сбежать в лес, я не мог бросить Люка. Не мог, пока не узнаю… наверняка.

Я посмотрел через кухню, через нагромождение оголенных костей, стеклянных фонарей и ножей, на еще один дверной проем, ведущий в другую темную комнату. Было ли у него время затащить Люка в дом? Или он сейчас режет его на кусочки где-то в лесу?

Или он охотится за мной?

Я оглянулся на дверь в подвал. За ней была черная пустота.

Я взял одну свечу со стола, на ощупь нашел спички и вошел в соседнюю комнату. По деревянному полу были разбросаны листья и ветки, но в остальном комната выглядела на удивление нормально: старомодная мебель, изъеденные молью шторы, фарфор. Кроме этого, там был камин, в котором лежали остатки ткани и ботинок. Над камином висело большое фото в рамке, на котором был изображен солдат времен Первой мировой.

В дальнем конце комнаты был еще один дверной проем и лестница, ведущая наверх. Окна на втором этаже не были заколочены. У меня была возможность увидеть Люка и человека, напавшего на него.

При взгляде на маленький круглый столик мое внимание привлекла кучка хлама: монеты, заколки для волос. Заколки в виде больших ромашек. Я смотрел на них несколько долгих секунд. Чем они отличались от остальных вещей? Если я был в ответе за них – значит, был в ответе и за все остальное. Абсолютно все. Все эти вещи принадлежали кому-то: ключи, пуговицы, серебряная ручка… и детский перочинный ножик с костяной рукоятью.

Я машинально протянул к нему руку. Я узнал этот нож. Я потерял его двенадцать лет назад в лесу.

Взяв его, я с удивлением заметил, что моя рука не дрожала. Шок сработал лучше любой анестезии. Я положил нож в карман и осторожно двинулся вверх по лестнице, держа пистолет наготове, точь-в-точь как я видел в сотнях телесериалов. Здесь вполне мог быть полон дом этих маньяков-убийц.

Пройдя половину лестницы, я услышал, как хлопнула кухонная дверь. Послышались голоса. Незнакомое бормотание и стон, похожий на голос Люка.

Он был жив.

Мое сердце застучало быстрее от надежды, которую я не позволял себе ранее. Я спустился назад по скрипучей лестнице и бросился к дверям, ведущим на кухню. Я успел заметить длинные, седые волосы, могучую спину и большие, загорелые руки. Он тащил Люка по полу за воротник и за волосы. Я понял, что Люк был в сознании лишь частично – он слабо сопротивлялся, будто пытаясь встать на ноги. Его руки безуспешно ударяли по мощным рукам убийцы, тянущего его к подвалу.

Лесник тащил его по полу, словно мешок с картошкой.

Вдруг рука Люка наткнулась на нож мясника, лежащий на полу, и схватила его. Лесник, все еще бормоча какие-то неразборчивые мантры, выбил ногой нож из его руки и потянулся к секачу, лежащему на столе.

Я сделал шаг вперед и поднял курок револьвера.

- Стой, - задыхаясь, проговорил я.

Он отбросил Люка назад и повернулся ко мне, с секачом в руке. Его лицо было покрыто грязью и шрамами, загорелое до цвета старой кожи. В его волосах застряли листья и сучки. Глаза его были тусклы и безжизненны. Я понимал, что никакие доводы на него не подействуют, но все равно произнес:

- Не делай этого.

Он сделал шаг ко мне, и я инстинктивно попятился, хотя и знал, что это было ошибкой. Я никак не смогу отсюда выбраться, пока он стоит на ногах. Он бросился на меня, и Люк схватил его за лодыжку. Лесник махнул на него секачом – так, как отмахиваются от надоедливой мухи.

Я выстрелил. Увидел вспышку на конце дула, почувствовал отдачу в кисти. Пуля попала ему в плечо. Я целился в сердце, а значит, мне не повезло. Но меня отвлекло чувство облегчения из-за того, что он не расколол голову Люка надвое. Секач застрял в ножке стола, всего на пару дюймов промазав мимо Люка.

Пуля в плече, казалось, совсем не потревожила Лесника. Он вытащил секач из ножки и бросился на меня, а я нажал на курок и выпустил оставшиеся пять пуль ему в грудь. Он свалился прямо на меня, тяжелый, горячий и смердящий, как животное, а я ударился об дверной косяк и упал на пол вместе с Лесником.

Я чувствовал медный запах крови; было слишком темно, я видел лишь темную фигуру, придавившую меня. Теплая жидкость просачивалась сквозь мои джинсы и рубашку. Когда я начал извиваться и неистово дрыгать ногами, чтобы выбраться из-под него, то почувствовал, как его зубы щелкнули возле моей шеи. Ожидая, что в любую секунду секач может вонзиться в мое тело, я ругался, молился и боролся за жизнь.

Наконец, мне удалось выбраться. Он не встал и не погнался за мной. Я отполз от него подальше. Он просто лежал, дергаясь и хрипло дыша. Одежда пропиталась кровью, но она почти наверняка не принадлежала мне.

- Тим?

Силуэт Люка появился в дверном проеме.

- Привет, - еле выговорил я.

Он шагнул ко мне, споткнувшись о тело Лесника, упал рядом со мной и начал меня ощупывать.

- С тобой все нормально? Он тебя ранил?

- Нет. То есть, да, все нормально. Он меня не ранил.

Я обнял его. Мне был необходим контакт с кем-то живым, теплым и не сумасшедшим. Мне было необходимо удостовериться, что Люк жив.

Он обнял меня в ответ, обнял крепко.

- Ты весь в крови. Ты уверен, что…

- Уверен.

А потом мы замолчали. Через некоторое время существо на полу перестало двигаться. Перестало дышать. Я спросил себя, нужно ли мне чувствовать себя виноватым еще и из-за этого.

Спрятав лицо у Люка на груди, я думал о том, что нам нужно как-то добраться до машины, поехать туда, где мы сможем позвать на помощь, привести полицию сюда и всю ночь давать показания. Меня, наверное, арестуют, не смотря на то, что это была самозащита. Надеюсь, что долго меня держать не будут, и Люк, скорее всего, будет мне помогать, и если мне повезет, то дело даже не дойдет до суда…

- С тобой точно все в порядке? – спросил он, и прикосновения его рук были такими нежными и знакомыми, когда он снова ощупал мою спину и плечи. У него не было другого объяснения тому, почему я так цеплялся за него.

Я все правильно понял. Он чувствовал себя виноватым за то, что меня чуть не убили, и был благодарен за то, что я спас ему жизнь, и беспокоился о том, как это все на мне отразится, зная, что я, мягко говоря, не был самым смелым человеком на Земле. Мне стало интересно, может ли убийство монстра стать основой для дружбы? Мы же могли остаться друзьями, так? Дружба – это тоже хорошо.