— Граф отлично знает, что я никуда не езжу по воскресеньям.

— Кухарка ушла в город.

— Ну и пусть! Поедим холодные закуски! Вот Жанна оденется, откроет шкатулку и… Интересно, неужели они там, на «Электре», все еще играют в карты? Нет, наверно, обедают… Блини хохочет, рассказывает что-то… И наверно, все выдумывает, кстати! Все врет! Они ведь оба врут, и Блини, и Владимир! Например, он, Владимир, чтобы получить это место на яхте, заявил, что до русской революции служил на крейсере в чине лейтенанта.

Никто не дал себе труда заняться подсчетом, иначе сразу выяснилось бы, что в это время ему еще не было и восемнадцати. Он тогда только поступил в Севастопольское морское училище, где пробыл всего восемь месяцев.

Что касается Блини, то он вообще не служил на флоте, а учился в гимназии. И князем не был, а если и был, то таким, как все кавказские помещики…

— У мой страна…

У Блини, когда он знал всего несколько слов по-французски, это означало: «В моей стране…»

И он восторженно описывал Кавказ как некое сказочное место, где родители его были знатными и богатыми, а в замке, где он родился, полно слуг, зажигавших сотни свечей за пышными ужинами под звуки балалаек…

Лицо Владимира пылало. Он не обращал внимания ни на шведку, прислонившуюся к двери, ни на Жанну, которая вышла из ванны и накинула голубой халат.

Сейчас она откроет шкатулку с драгоценностями… Накануне вечером ему представился удивительный случай. Блини был здесь, с ними. В гостиной все крепко выпивали. С утра в окне было выбито стекло, поэтому Жанна пробормотала: «Блини! Сходи ко мне в спальню, принеси шарф…»

Он и пошел. Когда обнаружат, что кольцо пропало, это припомнят! Тем более что Владимир ушел первым, отправился ночевать на яхту.

— Владимир! — крикнула Жанна.

— Да…

— Не сходишь ли купить яиц? Эдна говорит, что в доме ни одного не осталось…

Это было ему на руку! Пропажу обнаружат в его отсутствие…

Ему пришлось спуститься вниз по улице, да к тому же поискать какую-нибудь еще не закрывшуюся лавку. Он вернулся с покупкой, а в доме все оставалось по-прежнему. Правда, Жанна была еще наверху, у себя.

— Пойдем, поможешь мне… — сказала Эдна. В этом доме все были то на «вы», то на «ты». Шейкер стоял на столе, он сбил себе коктейль. В кухне шофер Дезирэ читал газету, сняв черные кожаные краги, чтобы дать отдых ногам. Дезирэ не двинулся с места и продолжал читать, поставив локти на стол, в то время как все взялись за приготовление обеда.

Когда Жанна сошла вниз, она уже выглядела как обычно, к тому же, проходя через гостиную, успела выпить коктейль. Поэтому она была веселой и оживленной. Волосы снова обрели красновато-рыжий оттенок, черное шелковое платье облегало маленькое, располневшее, но еще крепкое, упругое тело.

— Как дела, ребята? — крикнула она своим дребезжащим голосом.

Эдна где-то раздобыла белый фартук. Граф накрывал на стол. Жожо вторично, после неудачной попытки, готовила майонез.

— Так ты полагаешь, Владимир, моя дочь не явится? Я велела ей передать, что хочу ее видеть… Она расхохоталась:

— Будто здесь кто-нибудь меня слушается! Даже слуги уходят и приходят, когда им вздумается, и не дают себе труда мне сообщить! А вы-то, Дезирэ, куда-нибудь собрались?

Дезирэ оторвался от газеты и спокойно ответил:

— Сейчас пойду в кино.

— Владимир, принеси чего-нибудь выпить!

Только ему одному было понятно, что все ее веселье — притворство. Позже, после четырех-пяти рюмок, она заговорит другим голосом и посмотрит на него другим взглядом. А еще позже, когда напьется как следует, она выплеснет всю свою горечь: «Какие же мы с тобой несчастные, Владимир! Все-то над нами потешаются, никто нас не любит… Понимаешь, слишком мы добренькие, ты да я. Порой мне хочется все послать к черту…»

Но сделать этого она не могла, ей было необходимо всегда находиться среди людей. Если вдруг рядом никого не было — что случалось очень редко, — Жанна в любом ночном кабаке подбирала новых друзей.

На последней стадии опьянения она уже заливалась слезами: «Подумать только, у меня есть дочь, и я ее совсем не знаю! Знаешь, что я тебе скажу, Владимир? Она меня не переносит, моя дочь! Вот и вся правда! Никто меня не понимает… Разве что только ты…» Глаза Владимира наполнялись слезами, так как он был так же пьян, как и она. «Сознайся, если бы у тебя были деньги, ты вел бы себя точно так же, как я? Ведь надо же за что-то в жизни цепляться…»

Но в данное воскресенье до этого не дошло. Поели, хотя аппетита ни у кого не было. С террасы доносилась все та же ровная музыка дождя. Граф злился, что не удалось поехать в Ниццу. Жанна пыталась поднять настроение, рассказывая анекдоты.

Внезапно, в десять часов, когда все еще были за столом, Владимир вскочил, точно так же, как раньше у Полита…

— Ты куда?

— Ухожу!

— С ума сошел?

Нет! Он просто-напросто уходит! С него довольно. Он больше не может сидеть здесь, за столом. Он, разумеется, выпил, но не настолько, чтобы потерять контроль над собой.

— Сядь, Владимир!

К несчастью, она сказала это очень властным тоном, и он посмотрел на нее самым своим нехорошим взглядом. Глаза у него были голубые, а взгляд, почти всегда очень добрый, подчас мечтательный, совершенно неожиданно становился жестким. Взглянув на нее, он сделал еще несколько шагов к двери.

— Владимир!

Он пожал плечами.

— Владимир, я тебе велела… Он что-то буркнул и вышел.

— Что он сказал? — спросила Жанна Папелье. Эдна промолчала. А граф повторил слова Владимира:

— Он сказал: «Я вам не холуй». Тогда Жанна выбежала вслед за ним, догнала в темном коридоре.

— Владимир!

Но он с такой силой оттолкнул ее, что она чуть не упала. Таким образом, этот вечер оказался еще более унылым, чем прежние. Жанна была совсем убита. Она надумала куда-нибудь поехать, но тут выяснилось, что шофер ушел.

— Я поведу, — предложил граф. Стали собираться. Граф пошел в гараж и немного погодя вернулся, когда все уже были готовы.

— Дезирэ унес ключ от зажигания… За все досталось Эдне!

— Ты чего это так на меня уставилась, а? — крикнула ей Жанна Папелье. — Тебе небось смешно?