Я встретилась с доктором Коулом в Институте реабилитации Кесслера, одним из руководителей которого он является, в городе Оранж, штат Нью-Джерси. Этот спокойный, немного забавный человек со старомодными ободряющими манерами изучил мой первичный рентгеновский снимок, осмотрел меня, а затем выписал мне рецепт на отвратительный черный корсет для позвоночника.
Две недели спустя я снова пришла к доктору Коулу на осмотр. Вокруг цвели азалии – по-прежнему стояла весна, – но я была в почти полуобморочном состоянии, как если бы мчалась в пригород на заднем сиденье раздолбанного такси. Я чувствовала страшный дискомфорт, поскольку на протяжении последних двух недель честно носила выписанный мне корсет. Он стягивал мое тело от бедер до начала грудной клетки, и это заставляло меня сидеть совершенно прямо.
Я очень боялась услышать вердикт доктора Коула, так как знала, что у него уже есть результат моей МРТ. Доктор Коул сообщил мне, что МРТ-исследование выявило у меня дегенеративное заболевание позвоночника в нижней части спины: мои позвонки разрушались. Я очень удивилась, поскольку никогда не испытывала никаких болей или каких-либо проблем со спиной.
Я была просто поражена, когда увидела новый рентгеновский снимок, сделанный во время последнего визита. Ошибиться было невозможно: в поясничном отделе мой позвоночник выглядел как криво сложенная башня из детских кубиков – вдоль центральной оси позвонки частично соприкасались друг с другом, но при этом половина каждого из них висела в воздухе.
После осмотра я оделась и села в кабинете доктора Коула. Вдруг он довольно резко спросил меня: «У вас были ушибы в нижней части спины? Что-нибудь когда-либо могло травмировать вас в этой области»? По его словам, у меня была серьезная травма и я должна была помнить, при каких обстоятельствах она была получена. Я повторила, что на моей памяти никаких травм спины у меня никогда не было. А когда догадалась, что именно он пытается выяснить, то подтвердила, что никто никогда не бил меня.
Однако минут через пять нашего разговора я вспомнила, что однажды действительно получила ушиб. Мне было лет 20 с небольшим, когда в универмаге я случайно оступилась на лестнице и упала на спину. Я чувствовала потрясение, но никаких болевых ощущений не испытывала. Прибывшая скорая отвезла меня в больницу Сент-Винсента, где мне сделали рентген. Никаких повреждений он не показал, и меня отпустили домой.
Доктор Коул записал эту информацию и заказал еще серию снимков, на этот раз – более подробный рентген. Он также провел неприятное исследование, в ходе которого через иглы посылал электрические импульсы в мою нервную систему, чтобы посмотреть, что «оживляется», а что угасло.
Во время третьего осмотра, который также происходил за городом, я вновь оказалась на смотровом столе. Доктор Коул пояснил, что новые рентгеновские снимки показали, в чем заключается моя проблема. По его словам, я родилась с легкой формой расщелины позвоночника, состояния, при котором позвонки никогда не развиваются до конца. Ушиб, который я получила в 20 лет, повредил и без того хрупкие и не до конца сформированные позвонки. Со временем мой позвоночник отошел далеко от эпицентра травмы, которая затем послужила причиной ущемления одного из ответвлений тазового нерва – одной из ветвей, которую доктор Коди показывала мне на рисунке Неттера. Той самой ветви, которая заканчивается в вагинальном канале.
По словам врача, мне невероятно повезло, что до сих пор я не чувствовала никаких симптомов. Учитывая серьезность моей травмы, то, что, несмотря на усиливавшееся чувство онемения, я не испытывала боли, – настоящее счастье. Я не люблю физические упражнения, но со временем, видимо, мои мышцы спины и живота окрепли достаточно для того, чтобы препятствовать проявлению неприятных симптомов. И вот возраст взял свое: тазовый нерв оказался зажат, и передача сигналов от спинного мозга к головному от одного из нескольких ответвлений тазового нерва оказалась заблокирована. Нервные импульсы от этого участка моего тела «угасли». Я задумалась о том, имеет ли это какую-то связь с тем, что я чувствовала – или не чувствовала – после секса, но постеснялась спросить. Между тем врач объяснил, что я должна подумать о возможности прибегнуть к хирургическому вмешательству, для того чтобы соединить разошедшиеся позвонки и тем самым снизить давление на нерв.
Я немного походила перед врачом, чтобы он мог по моей походке определить, не повлияло ли защемление на мои ноги. Затем он измерил мои плечи, чтобы убедиться, что они были на одном уровне. После этого я все же рискнула спросить, просто для того чтобы услышать вторую точку зрения: «Доктор Коди сказала мне, что мой клиторальный оргазм не пострадает, даже если вылечить ущемленное ответвление тазового нерва никогда не удастся». Он согласился с прогнозом доктора Коди. По его мнению, если бы из-за ущемления пострадали нервы, связанные с клитором, то к этому времени я бы уже ощутила эти симптомы. Тот факт, что эта группа нервов не пострадала, был обусловлен особенностями моей физиологии. Доктор Коул объяснил это тем, что «каждая женщина устроена по-своему. У некоторых из них большинство нервных окончаний сосредоточены в области влагалища, у других – в области клитора, у кого-то в области промежности или шейки матки. Это объясняет некоторые различия в женской сексуальной реакции».
От удивления я чуть не упала со смотрового стола. Так вот что объясняет способность женщины достигать вагинального или клиторального оргазма? Особенности строения нервной системы? Не культура, не воспитание, не патриархат, не феминизм и не Фрейд? В женских журналах описывается множество причин, объясняющих различия в типах женских сексуальных реакций: эмоции, «правильные» фантазии, ролевые игры, воспитание, наличие или отсутствие «чувства вины», «освобождение» и навыки любовника. Но я ни разу не встречала, чтобы где-нибудь было написано, что склонность к тому или иному виду оргазма объясняется строением нервной системы. Это нисколько не таинственное и не имеющее никакого отношения к жизненным и культурным ценностям объяснение означало, что тот, кто узнает больше об особенностях нервной системы – своей или партнерши, сможет затем понять, каким образом она работает лучше всего, и выбрать соответствующий подход.
«Вы понимаете, – пробормотала я, не в силах сдержаться и сообразить, что для доктора это, возможно, не имеет такого значения, как для меня, – вы только что ответили на вопрос, о котором последователи Фрейда, феминистки и сексологи спорили на протяжении десятилетий? Все они предполагали, что различия между вагинальным и клиторальным оргазмом обусловлены тем, как женщину воспитали… или тем, какая социальная роль ей отводилась… или тем, могла она свободно исследовать свое тело либо нет… или тем, должна она была подстраиваться под ожидания других во время занятий любовью или не должна. И вы утверждаете, что причина заключается в различиях между тем, как расположены нервные окончания у разных женщин? Что из-за определенного расположения нервных волокон одни женщины больше предрасположены к вагинальному оргазму, а другие – к клиторальному? И то, что некоторые женщины могут явственнее ощущать точку G, чем другие, – все это просто физиология?»
«Строение нервных сплетений в тазовой области у всех женщин разное, – подтвердил он деликатно, как если бы обращался к человеку, который слегка не в себе. – У каждой женщины оно уникально. Вот почему женская чувственность и женские сексуальные реакции так различаются». (Позже я узнала, что в этом женщины очень сильно отличаются от мужчин, у которых нервные волокна, отвечающие за сексуальные импульсы, связаны со спинным мозгом примерно одинаково.)
Я молчала, пытаясь осмыслить то, что он сказал. У женщин так много умозаключений о самих себе, основанных на том, достигают они оргазма или нет, а если достигают, то как именно. Наши суждения о женской сексуальности, не придающие значения нейронным связям (которые, по сути, и запускают механизм женского оргазма), предполагают, что если женщины испытывают проблемы с оргазмом, то сейчас, в наше эмансипированное время, это, разумеется, их собственная вина: они, должно быть, слишком заторможенные, слишком неумелые или недостаточно раскрепощенные.
