— Посмотрите туда. Как вы думаете, зачем это?
Трис пожал плечами.
Ребел остановилась и стала всматриваться в заросли орхидеи. Дальше висел еще один белый флажок. Несколько стебельков между ними примялись, как будто здесь была какая-то стоянка. В мозгу Ребел шевельнулось смутное воспоминание о жизни на Тирнанноге.
Это тропа. Там кто-то живет.
Она направила метлу внутрь растения. С начала полета ребенок не произнес ни слова. Ребел положила ладонь ему на голову. Макушка была теплая, почти горячая; казалось, она нагрелась от переполнявших мальчика переживаний. Косичка торчала под прямым углом к затылку, Ребел потрогала косичку; интересно, сколько ему лет. Семь? Девять? Хотя какая, собственно, разница?
— Чарли, как ты там?
Мальчик покачал головой.
Они уходили все дальше в глубь орхидеи, цветы тут встречались редко, и свет померк. Корни и стебли росли гуще, переплетаясь друг с другом. Ребел пришлось спешиться. Она посадила Чарли в седло и потащила помело за собой. Чарли молча озирался по сторонам. Ребел волокла метлу все глубже в заросли, хватаясь за ветки, чтобы не упасть; белые флажки указывали им путь. Тропа превратилась в подобие тоннеля, в неровный проход, образованный раздвинутыми ветками. Трис шел следом.
— Отличное место для засады, — сказал он.
Раздался женский смех. Не очень дружелюбный.
— Вот именно, — произнесла из темноты женщина. — Так что говорите, зачем пришли. Что вам надо в деревне? Вы несете нам добро или зло?
Трис вышел вперед и встал, положив руки на бедра.
— Ты видишь эту женщину и ребенка? Если ты их тронешь, тебя ждет смерть. И любой другой, кто их тронет, тоже умрет. — Молчание. — Но если вы не причините им вреда, мы не сделаем вам ничего плохого. Мы ищем, где бы укрыться на несколько часов. Если вы нас пропустите, мы пойдем дальше. Если нет, повернем назад.
Женщина выплыла на свет из мрака и спутанных ветвей. В руках она держала винтовку.
— Что ж тут возразишь, — сказала она. — Проходите. Только запомните: здесь всего лишь одна тропа, и на обратном пути вам придется снова проходить мимо меня. Так что ведите себя прилично.
И исчезла.
Деревня состояла из десятка шалашей, стоящих вокруг главной поляны, что-то вроде постоялого двора в резервуаре 14, но побольше. Только здесь жилища представляли собой каркасы, оплетенные побегами орхидеи: зрелище напоминало валяющиеся в траве плетеные коробки. Трис и Ребел остановились на краю поляны, из шалашей с нескрываемым любопытством выглядывали несколько человек.
Метла Ребел закачалась, это вылез из седла Чарли. Мальчик бросился к хижине, на пороге которой сидел скрестив ноги мужчина; перед ним стояла небольшая банка со светящимися чернилами. Он был в раскраске ученого и старательно чертил длинную линию на листе пергамента.
Ребенок медленно, как зачарованный, приблизился к рисунку, длинная блестящая линия отражалась в его немигающих глазах.
Ученый поднял голову. Под глазами у него лежали тени.
— Нравится? — Он оторвал кисточку от пергамента и опустил ее в чернильницу. — Это игра.
Быстрыми мазками ученый набросал на листе какой-то значок и показал его мальчику:
— Видишь? Это мое имя — Ма. Значит лошадь. Меня звать Ма Фу-я. А тебя?
— Чарли, — без запинки ответил ребенок.
— Итак, Чарли, ты видишь, я сейчас провел линию. Представь себе, что она такая же, как вот эта. — Ученый коснулся кисточкой одной из линий на листе. — Только длинная и искривленная. Понимаешь? Затем следующая линия проходит через левую переднюю ногу. — Он быстрыми, уверенными движениями дорисовал остальные линии, и получилась лошадь. — Видишь?
Мальчик засмеялся и захлопал в ладоши.
— Похоже, вы ему понравились, — заметила Ребел.
Ученый отложил кисточку, она повисла в воздухе.
— Симпатичный малыш. Добро пожаловать в нашу деревню. Мы не успели ее назвать. Если вы здесь останетесь, советую вам строиться рядом с поляной. Один тут у нас построил хижину в зарослях и на следующий день не сумел ее найти — не пометил тропу. А так места сколько угодно.
Воздух благоухал. Деревня стояла среди цветущих зарослей, которые сияли мягким, проникающим всюду светом. Ребел здесь нравилось. Правда, не хватало живности. Уж хоть бы бабочки. Неплохо бы еще принести сюда несколько ящериц, белку и, пожалуй, улиток. А в остальном здесь, внутри орхидеи, очень приятно.
— Возможно, я и построю хижину, — сказала она. — У вас хорошо проводить свободное время. С кем нужно поговорить об арендной плате? Кто у вас здесь король?
— Здесь нет никаких королей, — ответил Фу-я.
Чарли потянул его за накидку, и ученый дал ему кисточку и чернила. Потом достал в хижине лист бумаги.
— На, развлекайся.
— Нет королей? — недоуменно переспросил Трис. — А кому же все это принадлежит?
— Не знаю. Может быть, и никому. А может — человеку из шератона. — Он развел руками. — Видите ли, люди просто поняли, что это место пригодно для жилья, и не стали заботиться о формальностях. Просто собрали свой скарб и поселились тут.
Подошел один из соседей Фу-я с круглым сосудом свежезаваренного чая и несколькими шприцами для питья. С хмурым видом Трис взял один из них и спросил:
— Но зачем? Зачем забираться так далеко в орхидею? Зачем выставлять часового на тропе?
— Здесь легко обороняться, — ответил сосед. — Один часовой может удержать десяток нападающих. Если захватчиков будет больше, уберем с тропы флажки, и нас никогда не найдут. Если и это не поможет, мы просто разбежимся. Эта деревня перестанет существовать, но дальше есть другие деревни. Коли на то пошло, здесь достаточно места, чтобы строить еще и еще.
— Нет, нет, — говорил Фу-я Чарли. — Держи кисточку вертикально, между указательным и большим пальцем. Вот так, видишь? Тогда не будешь сажать кляксы.
— А кто собирается на вас напасть? — сердито спросил Трис.
Подошла соседка, высокая худая женщина, тело которой, казалось, состояло из локтей и коленей. Она сказала:
— Так вы не из резервуаров? Нет, я вижу. Война между бандами разгорается все больше. Даже смешно. Когда мы жили в резервуаре, мы думали: ну на что нам полиция? Только бить в зубы, забирать во время облав и вытрясать душу. А теперь у нас нет полиции, и кто будет бороться с бандами? Теперь банды борются между собой. Они хотят установить свою власть. Хватают людей и перепрограммируют. Надо смотреть в оба, а то превратишься в крутую девицу какого-нибудь хулигана, о котором ты прежде и не слыхала. И после ты будешь готова за него умереть. Скверно все это. Особенно теперь, когда у каждого эти винтовки, видели? Знаете, о чем я говорю?
— У каждого? — спросил Трис. — Я видел винтовку у вашего часового. Ей не положено ее иметь. Винтовками могут пользоваться только программированные самураи.
Жители деревни расхохотались. Теперь их собралось человек восемь.
— В резервуарах, наверно, больше ста винтовок, — объяснил Фу-я. — Даже, может, двести. Это сильно нас беспокоит.
Чарли сидел у него на коленях. Фу-я взглянул на его рисунок и сказал:
— Эй, смотри-ка! Очень хорошо.
Чарли Ренегат даже не поднял голову. Он чертил на бумаге круги и пересекающиеся длинные яркие линии, прямые, чистые и загадочные, походящие на прохладные реки света.
Где-то далеко Уайет вел единоборство чародеев с комбинами. Хотя, скорее всего, поединок уже закончился. Но тут, в деревне, можно было так спокойно посидеть, поболтать, посмеяться. Девчушка, которая отводила глаза и краснела, как только к ней обращались, вытащила флейту и начала играть. Кто-то достал две короткие металлические трубки и начал отбивать ритм. Скоро образовался целый оркестр, и люди пустились в пляс.
Ребел не танцевала. Для нее танцы в невесомости, как и секс в невесомости, были лишь неполноценным заменителем. Пока Чарли рисовал свои схемы, она подключила его к программеру.