— Кто-то фраернулся, это уж трчно, — согласился Уайет. — Я считаю, что вы тоже совершите ошибку, если как можно скорее не очистите свою информационную систему.

— Это просто чудо. Никаких формальностей и очень категорично. Решение обжалованию не подлежит, — сказал Борс. — Суд происходит в обеденный перерыв. Несколько членов Ставки собираются за столом подозреваемого и задают ему вопросы. Свидетели останавливаются поболтать и затем уходят. К концу обеда, — Борс нанизал на иглу для еды семь горошин и закинул их в рот, — выносится приговор. И если подсудимый маловнимателен, он может принять все это за легкую болтовню.

Ребел быстро взглянула на Уайета. Он внезапно насторожился.

— Разумеется, я не имею никакого отношения к покрытию, так как отвечаю только за внутреннюю безопасность, — сказал он.

— Формальная отговорка, — заключил Стилихон.

Цинциннат покачал головой:

— Нет, это веский довод. Но меня больше всего волнуют все эти винтовки в резервуарах. Я считаю, что они представляют опасность для общества, и со временем мы это почувствуем. Они…

— Вы когда-нибудь ели мясо? — громко спросил Борс у Ребел. — Не рыбу или термитную пасту, а настоящее мясо. Мертвую плоть, вырезанную из трупов животных.

Ребел уставилась на него с непонимающим видом, и он игриво ткнул ее пальцем.

— Я знаю, люди ели кроликов, — промямлила она. — И кур.

— Во Внешней системе их до сих пор едят. Сам пробовал. Мертвый цыпленок — отличная еда.

Несколько граждан смотрели на Борса с отвращением. Уайет наклонил голову вперед и сказал:

— Насколько я понимаю, на Земле люди ели крупных млекопитающих: лошадей, коров, медведей, обезьян.

— Обезьян? — в ужасе переспросил Цинциннат.

— Кажется, чаще ели коров. Повара готовили их ручным способом. Сначала убивали ударом большого молотка по голове. Животное хрипит, у него подламываются ноги, и можно варить обед.

— Стоит ли продолжать этот разговор? — спросил Стилихон. — И особенно за едой.

— Но это еще не все! — сказал Борс. — Вы знаете, что внутренние органы считались деликатесом: печень, сердце и мозги. Вы удивитесь, но у мертвого животного съедобно почти все. Прямую кишку варили и подавали ее со сдобными булочками. Желудок набивали измельченными внутренностями, обжаривали и резали ломтиками, вам смешно, да? — Двое граждан побледнели, отложили приборы и убежали. — Самое интересное, как готовили омаров: еще живыми их бросали в котел с холодной водой, и под котлом разжигали огонь. Воду доводили до кипения, очень медленно. Сначала омары бились в котле, пытаясь вырваться, но, по мере того как вода нагревалась, их движения замедлялись, и они умирали. Когда они становились ярко-красными, это был признак готовности. Оставалось расколоть панцирь и высосать мертвое мясо.

Теперь за столом остался один-единственный гражданин, Стилихон, но и его как будто тошнило.

— Мы продолжим беседу завтра, — сказал он Уайету. И, глядя на Борса, прибавил:

— Без вас.

— Вы заметили, как много членов Ставки собралось за нашим столом? — проговорил Борс, когда они остались одни. Он взял палочками котлету из личинок. — Большая честь.

Уайет встал, поклонился и сказал:

— Я ваш должник, сэр, это был очень полезный разговор. Но сейчас мне нужно удалиться. Ребел, где мы сегодня спим? Я приду примерно через час.

— Все еще в Синем ромбе номер семнадцать. Очевидно, гости имеют особые привилегии.

Уайет ушел. Ребел вернулась к еде, но оказалось, что у нее пропал аппетит. Она рассеянно тыкала палочками, но не могла заставить себя проглотить кусок. Ребел уже хотела извиниться, когда Борс, потянувшись за ломтиком папайи, шепнул ей на ухо:

— «Пеквот» «Индеец племени алгонкинов, ныне не существующего» улетает через час. Если вы перехватите меня до того, как я покину пространство Марса, я устрою вам перелет на орбиту Земли. — Он ей подмигнул. — Подумайте об этом.

На полпути к Синему ромбу No17 Ребел встретила явного наркомана с блестящими остановившимися глазами. Он сунул ей в руки карточку. Психокраска размазалась по его лицу, но определенно сначала на нем был зеленый треугольник. Увидеть здесь такое создание для Ребел было просто открытием. Значит, на Деймосе существует целый мир порока, скрытый от посторонних глаз. С экстатическим воплем человек бросился прочь, рысцой пробежал по коридору, свернул за угол и пропал.

Ребел посмотрела на карточку. На ней ничего не было. Ребел в изумлении провела по листку большим пальцем. В бумагу, по всей видимости, была вставлена схема эмфатической связи, потому что какой-то голос тихо проговорил:

— Идите к общественному справочному окну и приложите руку к экрану.

В воздухе на мгновение повисло большое черное колесо. Она узнала этот знак.

Земля.

Ребел снова провела пальцем по карточке, без всякого результата.

Изделие, созданное при помощи сверхчеловеческой технологии, выполнило свою задачу.

Прекрасная возможность для Уайета. Несомненно, у него бы уже были наготове предложения двусмысленных соглашений и убийственных уступок. В каком-нибудь дальнем уголке его мозга все было бы наготове — соблазнительные приманки, острые крючки, свернутые аккуратно лески. Его аргументы были бы тоньше, чем паутина, и крепче алмазной нити.

Ладно. Все это к делу не относится.

Ребел не собиралась следовать указаниям карточки. У нее хватало своих забот. Но когда она дошла до поворота, то случайно взглянула в том направлении, в котором исчез наркоман, и увидела, что его бьет группа граждан.

Двое граждан прижимали его к стене, а еще двое методично молотили его кулаками в живот, в грудь и в лицо. Они трудились в мрачном молчании. Наркоман не кричал. Он слабо улыбался, не обращая внимания на боль.

— Эй! — воскликнула Ребел. — Прекратите!

Граждане обернулись. Ребел немного смутилась, словно это они застали ее на месте преступления, а не она их, но все-таки подбежала к экзекуторам.

У граждан были непроницаемые лица. Голова жертвы свесилась на грудь, он тихо хихикал. Один из граждан выступил вперед и поднял руку, загородив Ребел дорогу.

— Уходите, — сказал он. — Вас это не касается.

— Максвелл, — удивилась Ребел. — Максвелл, это ты?

Гражданин взглянул через плечо на своих товарищей, взял Ребел за руку и повел прочь. Сначала она сопротивлялась, но потом Максвелл сказал:

— Думай головой. Ты ничего не сможешь сделать.

Они обогнули угол и пошли молча. Через какое-то время Ребел заговорила:

— Это не похоже на тебя, Максвелл. — Он насмешливо улыбнулся. — Не понимаю, как ты мог сделать с собой такое! Ты всегда был веселым. Беспечным.

— Безответственным, — добавил Максвелл. — Да, я знаю. Когда-то мне это нравилось, но теперь я повзрослел. Все взрослеют. — Они неторопливо шли вперед, наконец Максвелл сказал:

— Это началось, когда меня похитил король Уизмон. Он не сделал меня одним из своих крутых, он назначил меня смотрителем зоопарка. В сущности, своим заместителем. Подумай об этом. Мне впервые поручили какое-то дело. И знаешь? Мне понравилось. Не сама работа, а чувство ответственности. Мне понравилось быть взрослым. То же самое дает мне гражданство. Завтра меня посылают на поверхность Марса.

— Максвелл, ты избивал человека! Это не ответственность. Это самая обыкновенная жестокость.

Прежде чем ответить, Максвелл надолго задумался.

— Исполнение долга не всегда приятно. Этого гражданина перепрограммируют, но память у него останется. Он должен запомнить, что кроме наслаждений существует боль. — Они отошли уже довольно далеко. — Но, как я сказал, тебя это не касается. Твое общежитие близко отсюда. По третьему коридору направо и прямо до конца. Ты не заблудишься.

Ребел стояла и смотрела, как Максвелл повернулся и стал медленно удаляться. Ее пронзила острая жалость. Весь этот его бред насчет ответственности!