— А-а. — Ребел провела тряпкой немного ниже и задержала руку. — И насколько опасным будет этот налет?

— Честно говоря, не знаю. Все может случиться. Но послушай, я уверен, что уговорю Борса переправить тебя на нижнюю станцию спусковой трубы. Здесь никто ничего не проверяет. Ты будешь в Гисинкфоре, прежде чем… — Он запнулся. — Я вижу, мне тебя не убедить. Я знаю этот взгляд.

— Ну-ну. Ведь мы же с тобой одна шайка, не разлей водой, да? — Ребел взяла его руку и крепко сжала. — Если ты думаешь, что тебе удастся от меня отделаться, то ты очень сильно ошибаешься. — Она наклонилась, чтобы поцеловать его. Уайет вздохнул, Ребел улыбнулась:

— Не надо?

— Нет, нет, очень хорошо, — быстро проговорил он. И сразу:

— Да, может, не надо. То есть я хотел бы, но у меня просто нет сил.

Ребел отложила тряпку:

— Лежи тихо, я все буду делать сама.

Она сняла сапоги и брюки, встала над Уайетом на колени, стараясь не задеть его сломанную руку. И помогла себе рукой.

— О-о, — протянул Уайет. — Как же мне этого не хватало.

— Мне тоже.

Через некоторое время Ребел лежала, прижавшись к плечу Уайета. Блуза задралась и собралась в складки у нее под мышками, но она не расправляла ее. Крошечные огоньки в стенах погасли. В сумраке она ощущала, как напряжен Уайет. Он молчал. Ребел чувствовала, что у нее внутри нарастает такое же напряжение и тихо сливается с его. Под конец она не выдержала и заговорила:

— Уайет!

— Гм-м.

— Не делай этого.

Он не ответил.

— Ты им не нужен. У них есть твой яблочный сок, они в курсе твоих планов, ты можешь рассказать им, что ты, там разнюхал. Но сам ты им не нужен. Мы можем вдвоем незаметно пробраться на нижнюю станцию, подняться по трубе и к утру быть на орбите. Мы исчезнем до того, как начнется налет.

В темноте стены дома сомкнулись возле них, словно чудовищное каменное чрево. Уайет прочистил горло, затяжной кашель звучал почти как стон, и сказал:

— Солнышко, я не могу. Я дал слово.

— Насрать на твое слово.

— Да, но мой долг…

— Насрать на твой долг.

Уайет весело рассмеялся:

— Я не могу спорить, если у тебя один ответ на все, что я говорю.

— А ты не спорь. — Ребел высвободилась из его объятий и села. — Я не хочу с тобой спорить, я просто хочу, чтобы ты сделал по-моему. Мне столько пришлось испытать, прежде чем я вернула тебя, что я не стану смотреть, как ты удираешь и тебя поглощает Комбин.

— Я тоже не хочу. Но пойми, я создал себя именно для этой борьбы. Это не только мой долг, это дело всей моей жизни. Это моя цель. И если я ее предам, чего я тогда буду стоить?

— Ну еще запой патриотические песни! — Ребел посмотрела на самоуверенное, довольное лицо Уайета, и ей захотелось его ударить. — Боже, как ты действуешь мне на нервы. Иногда я думаю, что Эвкрейша была права. Ей надо было стереть твою программу и начать все сначала. Тогда… — Она умолкла и вдруг задумчиво поглядела на Уайета. Потом подняла ладони к лицу, спрятав большие пальцы внутрь. — Раз, два, три, четыре…

— Что?

— Раскрывай-ка дверь пошире. — Ребел раздвинула руки так, что ее лицо выглядывало между ладоней, и сказала:

— Прыг-скок, прыг-скок, обвалился потолок.

Лицо Уайета расслабилось. Взгляд стал осторожным, спокойным, глаза не мигали.

— Ну что? — спросила Ребел. Он не отвечал, и она продолжала:

— Ты ведь соврал, когда сказал, что нашел предохранительный блок, который установила Эвкрейша, и удалил его?

Уайет кивнул:

— Да.

— Знаешь, я очень удивлялась, когда это ты успел так набить руку в программировании, чтобы перехитрить Эвкрейшу? Как я сразу не догадалась, что ты блефуешь! Черт с этим. Метапрограммер открыт? Каталог структур доступен? Связки основных ветвей свободны и не повреждены?

— Да, — ответил Уайет. И еще:

— Да. — И снова:

— Да.

Он лежал перед ней обнаженный и был целиком в ее власти. Она могла сделать с ним все, что пожелает, сделать его сладкоежкой, обожающим шоколад, или полностью перепрограммировать все четыре его личности. Она могла приказать ему оставить Борса с его налетом и уехать с ней к ближайшей станции спусковой трубы, и Уайет подчинился бы без колебаний. Если бы Ребел захотела, он бы даже думал, что сам это предложил. У нее хватило бы для этого умения.

Но Уайет смотрел на нее так доверчиво, что Ребел так поступить не могла.

— Закрой глаза, — сказала она, и Уайет послушался.

Это не помогло. Ребел нагнулась, чтобы убрать упавшую ему на лицо прядь волос, и вдруг выпалила единственный вопрос, который все время боялась задать. Потому что знала, что в таком состоянии он не солжет:

— Ты правда меня любишь?

— Да.

— Сукин ты сын, — сказала Ребел. — Спи.

И оставила все как было.

Утро оказалось туманным. Борс счел это добрым знаком, но бежать в такое утро по Буррену было ужасно трудно. Две «росомахи» несли Уайета на импровизированных носилках и довольно скоро достигли полоски берега, где он затопил глиссер. Уайет позвал, и корабль всплыл; из балластных резервуаров лилась вода. Пока Ребел программировала капитана и штурмана, остальные готовили судно к отплытию. Через полчаса они вышли в плавание. Разноцветные секторы крыши сомкнулись над палубой и, опираясь на длинную ногу, глиссер заскользил над водой.

Вскоре, когда они проходили через широкое устье реки, туман на мгновенье рассеялся. Около утесов показались из воды серые загадочные пресмыкающиеся. Больше десяти метров в длину с крошечными плоскими головами. Пока Ребел как одержимая искала в библиотеке знания по биологии, чтобы определить, что эти чудища собой представляют, сами чудища плавно выбрались на сушу. Плезиозавры. Судя по их размерам, вероятно, элазмозавры. Но, по данным библиотеки, эти существа вымерли миллионы лет назад, они населяли моря в мезозойскую эру.

— Глазам не верится, — тихо проговорила Ребел.

Борс стоял рядом.

— И знаете, что, по-моему, самое удивительное? — спросил он.

— Что?

— В них нет окон.

Ребел вытаращилась на Борса, затем снова на плезиозавров. С минуту она была совершенно сбита с толку, но потом поняла, о чем идет речь. То, что она принимала за утесы, в действительности было громадными, высокими и совершенно ровными зданиями, похожими на глыбы кварца. Их плоская поверхность переливалась розовым и голубым с оттенком зеленого, и чем дольше Ребел на них смотрела, тем цвета становились ярче. Затем опять опустился туман, и здания пропали из глаз.

— Они все такие? — спросила Ребел. — Я о городах комбинов.

— Нет, думаю, они все очень разные. Курт! Подойди сюда. Умение бегать по скалам нам больше не понадобится, тебе сотрут эту программу.

К тому времени, как туман вновь разошелся, они уже плыли в открытом море, где не было ничего, кроме воды. В копилке воспоминаний Эвкрейши лежало сколько угодно восторженных отзывов о красоте и привлекательности океана, романтических историй о деревянных кораблях и морских разбойниках. Но Ребел понимала, почему Народный Марс отказывается от собственного океана. Океан неспокоен и невыразителен, он не дает глазам ни отдыха, ни разнообразия, только монотонность и скуку. Где тут совершенная красота? Уродство и пустая трата воды — вот что! Ребел уже сыта по горло этим зрелищем.

Час за часом корабль скользил по волнам. Время от времени Ребел тихо разговаривала с Уайетом. Впрочем, ему часто приходилось спускаться на нижнюю палубу и совещаться с Ворсом. Ребел они не приглашали. Потом она просто села и стала смотреть, как набегают облака и океан из зеленого становится серым и обратно в зависимости от освещения. Однажды корабль сделал большой крюк, чтобы не натолкнуться на подводный анклав комбинов, но за все время никто из пассажиров не видел ни одного судна — ни морского, ни воздушного. Ребел сказала об этом Ни-Си, когда та подошла, проиграв в игре с ножом другой «росомахе» (на кистях «росомахи» осталась сетка из мелких порезов).