— Мария почивает. Харрис ей передаст, что мы поехали кататься. — Он оценивающе посмотрел на Эмму, словно видел ее впервые. — Потрясающая шляпка! Но позволь-ка… вот так. — Он поправил слишком завернувшийся с одной стороны край шляпки и улыбнулся. Той прежней улыбкой, которая когда-то заставила восьмилетнюю девочку влюбиться в друга своего брата.

Эмма почувствовала, как земля дрогнула и поплыла у нее под ногами: она так долго не видела его открытой теплой улыбки. Сардонически насмешливый изгиб губ сменился прежним — понимающим и влекущим призывом.

Ладонь Аласдэра скользнула по ее руке, пальцы легонько сжали запястье.

— Мир? — тихо спросил он. — Раньше мы умели ладить лучше, чем в последнее время.

Он впервые упомянул об их последней ужасной встрече, и Эмма испытала облегчение: наконец лед сломан.

— Постараюсь вести себя прилично, — так же тихо прошептала она.

— Прилично? — Он скривил губы. — Придется удовлетвориться этим.

— Мне не так легко это сделать, как кажется. — Эмма говорила это без прежнего пыла. С минуту Аласдэр смотрел на нее, но в его глазах не удалось прочитать, о чем он думал. Потом его пальцы разжались, отпустив запястье Эммы. Он обнял ее за плечи и провел через распахнутую лакеем дверь.

Ливрейный грум Аласдэра, бывший жокей по имени Джемми, при виде девушки расплылся в улыбке.

— Возьмете вожжи, леди Эмма?

— А можно? — Она вопросительно посмотрела на Аласдэра.

— Безусловно, — не моргнув глазом ответил молодой человек и, подсадив девушку на скамейку, извиняющимся тоном добавил: — Но должен предупредить, что правая в паре недолюбливает бродячих собак, пешеходов и вообще всех проезжих. Я пытаюсь отучить ее от этих вредных привычек.

— Тогда я не возьмусь ею править, — заявила девушка. — Очень плохо, если она почувствует чужую руку.

— Я тоже так думаю, — согласился Аласдэр. — Просто не хотел подвергать хоть малейшему сомнению твое умение править.

— Глупости! — Эмма не удержалась и рассмеялась. — Ты прекрасно понимаешь, что в такой ситуации мне лучше не браться за вожжи.

Он искоса посмотрел на нее.

— В последнее время я ни в чем не уверен. Все как-то очень зыбко.

Эмма не ответила, откинулась на спинку сиденья, сложила руки на коленях, всем своим видом показывая, что не намерена поддаваться на провокации.

— Ну, поехали. Джемми, дерни их за головы.

Грум повиновался и неуклюже вскочил на свой насест, когда экипаж уже проезжал мимо.

— Как ревматизм, Джемми? — обернулась к груму Эмма.

— День так, день эдак. Спасибо, леди. — За годы жо-кейства Джемми переломал себе все, что можно, и его сухопарое тело превратилось в сплошную болячку с неправильно сросшимися костями и вывернутыми суставами. Но зато никто лучше Джемми не знал лошадей. Аласдэр заметил бывшего жокея пять лет назад, когда тот побирался на скачках в Ньюмаркете, и, повинуясь импульсу, предложил работу. Грум вознаградил его поступок бесконечной преданностью и постоянными грубоватыми советами, как обращаться с лошадьми. У юного Аласдэра хватило мудрости их слушать. В итоге он прослыл несравненным знатоком, а советы его грума на лету ловили молодые люди всего города.

Импульсы Аласдэра всегда казались чудачествами, но часто диктовались состраданием, что очень удивляло не знавших его людей. Тех, кто принимал его маску — насмешливую ухмылку, острый язык, бесшабашность — за самого Аласдэра.

— Да Бог с ним.

Эмма поняла, что неприлично долго молчала и хмурилась.

— О, я что-то замечталась! — Девушка присмотрелась к упряжке. — А передняя всегда тянет вправо?

— Это из-за лая на псарне. Думает, что проезжаем слишком близко. Такой уж упрямец.

Аласдэр направил экипаж через Стэнхоуп-Гейт в Гайд-парк. Время близилось к пяти — тому самому восхитительному часу, когда каждый уважавший себя человек либо прогуливался, либо катил в коляске, либо, сидя в седле, наслаждался тем, что одновременно созерцает других и выставляет на созерцание себя.

Эмма и Аласдэр тоже незамедлительно сделались предметом всеобщего внимания.

— Почему ты выбрал этот путь? — недоуменно спросила Эмма. — Гайд-парк не по дороге в Таттерсоллз, разве не так?

— Решил убить двух зайцев: покончить со сплетнями. Сделаем пару кругов — пусть знакомые видят, как мы дружелюбны друг с другом. Это заставит многих прикусить свои злые языки. Так что, Эмма, улыбайся, делай вид, что всю жизнь мечтала покататься со мной. — Он посмотрел на нее с явным вызовом.

Улыбка Эммы была столь же ослепительна, сколь и искусственна.

— Так хорошо?

— Ну, если больше ни на что не способна…

— Мне казалось, мы договорились не подковыривать друг друга.

— Не ожидал, что просьбу улыбаться ты сочтешь за подковырку. — На лице Аласдэра появилось самое невинное выражение.

— Тебе меня не разозлить, — Эмма продолжала сиять, — не дождешься, чтобы я снова первой начала ссору.

Он только рассмеялся, и девушка невольно последовала его примеру. Но веселость ее сразу прошла, когда дама в тильбюри [3] устремилась к ним и приветственно помахала рукой.

— Кажется, леди Мелроуз пытается привлечь твое внимание, — холодно проговорила Эмма.

Лицо Аласдэра сразу замкнулось. Он коротко кивнул в сторону приближавшегося экипажа и сделал вид, что намерен продолжать движение. Но дама натянула вожжи, и, когда они поравнялись, он тоже вежливо придержал лошадей.

— Аласдэр, я вас не видела несколько дней! — воскликнула леди Мелроуз. — А в понедельник ждала к себе на карты. — Она громко рассмеялась. — Готова спорить, сейчас вы скажете, что уезжали из Лондона. Но даже не пытайтесь оправдаться! Не прислали даже записки с извинениями! Стыдитесь.

— Простите, Джулия, но меня внезапно вызвали из города, — спокойно ответил молодой человек. — Вы, кажется, не знакомы с леди Эммой Боумонт?

— Но много о ней слышала. — Леди Мелроуз перевела на Эмму пытливый взгляд. В ее серых глазах не было заметно и следа дружелюбия. Она кивнула и снова громко расхохоталась, причем сумела сделать так, чтобы смех прозвучал обидно для Эммы. — Непросто вам ладить… в сложившихся обстоятельствах. — Она заговорщически понизила голос: — Представляю, леди Эмма, как неприятно испытывать на себе гнет опекунства. Наверное, чувствуете себя наивной девчонкой.

— Следите за лошадьми, Джулия! — резко предупредил ее Аласдэр. Леди Мелроуз ослабила вожжи, и упряжка дернула вперед. Но она тут же осадила их твердой рукой.

— Необученные клячи!

— Плохой мастеровой всегда винит инструмент, — пробормотала Эмма, продолжая приветливо улыбаться.

Леди Мелроуз вспыхнула и поджала губы. Потом нарочито отвернулась от Эммы и игривым тоном обратилась к Аласдэру:

— Вы ко мне вскоре заглянете? Я скучаю, если не вижу вас несколько дней подряд. — Джулия Мелроуз капризно надула губы. — Жду вечером. Не подведите!

В ответ Аласдэр только кивнул, но в его глазах промелькнуло нечто такое, что поразило леди Мелроуз. Холодок, которого она раньше не замечала. Джулия была уверена в Аласдэре Чейзе настолько, чтобы позволить себе потешаться над его положением и колоть женщину, которая увлекла и обманула его и которую он, без сомнения, теперь ненавидел. Последние шесть месяцев он был ее любовником, и леди Мелроуз нисколько не сомневалась, что может вить из него веревки. Этот холодный блеск глаз заставил ее заволноваться.

Она ответила на поклон и проговорила с напускным добродушием:

— Всего хорошего, леди Эмма. Увидимся в городе. Не забудьте, Аласдэр. Я на вас рассчитываю. — И, дернув вожжи и взмахнув кнутом, пустила коляску вперед.

— Какие у нее тугоуздые лошади! — объявила Эмма: ценительница конной езды не смогла смолчать, несмотря на возмущение интрижкой ее опекуна.

— Не руки, а грабли, — согласился Аласдэр, заставляя и свою упряжку двинуться с места. — И посадка на лошади отвратительная: Ты затмишь ее сразу, как только выедешь в экипаже или в седле.