Позвонив в квартиру, которую Валери якобы снимала в Сан-Франциско, я обнаружил крупную нестыковку. Ни Валери, ни ее подружки, ни хахаля. Вообще ни звука. Может, бывший дружок ее прикончил? Или она все-таки купила «вольво» и кувыркнулась на нем под откос?
Студенты, изучающие низшие формы жизни, заметят, что даже планарию, то бишь ресничному червю, свойственно извлекать уроки из неприятных ситуаций. Уже тогда мне не были в диковинку порочные связи с женщинами сомнительного поведения (очень немногочисленные, поверьте). Но гомо сапиенс, срамясь перед ничтожными ресничными червями и даже жалкими парамециями, снова и снова повторяет свои ошибки. Чем очень легко объяснить поступки Никсона. И чем очень легко объяснить мою непроходимую тупость в этой истории с Валери. Понадобилось растянуть клубок заговора буквально в прямую нитку, чтобы в мои рыхлые мозги проник свет.
Тринадцатого мая мне предстояло вместе с Рэем Брэдбери выступить на фестивале «Артазия Артс» в Вентуре. И вот наступила эта суббота, следующая после расставания с Валери. Мы с Рэем договорились ехать в Вентуру вместе, и хоть я в некотором роде реалист, то есть не считаю автомобиль эталоном красоты и чувственности, а потому даже свой «Камаро» шестьдесят седьмого года с цифрой 148 000 на счетчике миль ни разу не подвергал водным процедурам, почему-то мне взбрело на ум, что такого корифея и волшебника, как Рэй Брэдбери, негоже везти к поклонникам на говновозе. И я попросил Джима взять мой бумажник с кредитными карточками и сгонять на тачке туда, где ее слегка умоют. Меня по-прежнему держала у пишущей машинки якорная цепь, иначе бы я съездил сам.
Джим наведался в автомойку, пригнал машину назад и положил бумажник туда, где он чаще всего обретался, то есть в стенную нишу. За всю ту неделю бумажник ни разу не отлучался из моих владений, если не считать этой поездки.
На следующий день, в субботу, пришел Рэй, и мы двинули в Вентуру. Там, как полагается, расписались в книге почетных гостей и пошли перекусить. В ресторане я открыл бумажник (в первый раз за неделю) и вдруг заметил, что за некоторыми целлулоидными окошками, где обычно лежали кредитные карточки, подозрительно пусто.
Выдержав приступ ужаса, я заставил себя сосредоточиться, поискал под столом, прогулялся до машины, сунул нос в «бардачок», где всегда возил бумажник, заглянул под сиденья… и сразу позвонил Джиму в Лос-Анджелес, чтобы сообщить приятную новость: меня обчистили.
Поскольку за всю неделю бумажник покинул дом одинединственный раз, напрашивался закономерный вывод: карточкам приделали ноги на автомойке. Видите, сколько времени понадобилось планарию Эллисону, чтобы почуять аромат собственной подгорающей задницы?
Я позвонил в «Безопасность Кредитных Карточек» (заведение, где интересуются украденными и потерянными кредитками) и сообщил номера своих пропаж (для таких вещей у меня специальная записная книжка). Я попросил немедленно разослать куда надо телеграммы и снять меня с крючка. Есть закон, согласно которому по одной карточке нельзя залезть в долг больше чем на пятьдесят баксов, но ведь украли целых пять: «Картбланш», «БанкАмерикард», «Америкэн Экспресс», «Стандард Шеврон Ойл» и «Херц» — в аккурат на двести пятьдесят долларов. Благодаря «Безопасности» срок их действия основательно сократился.
Рассудив а-ля Ниро Вульф, что вор — тот самый паршивец, который выметал из машины мусор, я позвонил в Отдел уголовного розыска Западного управления полиции Лос-Анджелеса, в чьем ведении находилось предполагаемое место преступления, и натравил легавых на след злоумышленника. Затем позвонил владельцам автомойки и попытался добиться, чтобы они связались со следователем, ведущим мое дело. Я им посоветовал проверить ребят, которые в ту пятницу работали в машинах, и особо приглядеться к тем, кто не слишком горит на работе.
Из меня бы вышел классный детектив… если бы не два пустяковых изъяна: полнейшая тупость и абсолютнейшая интуитивная слепота.
Все вы поняли, что случилось.
А я — нет! Я только через пять дней дошурупил, когда ответил на звонок из Пасадены, из «БанкАмерикард». Звонивший интересовался, подтверждаю ли я покупку большого букета цветов и доставку оного к миссис Эллисон в Сакраменто, в Калифорнийский медицинский центр. Я заверил неведомого собеседника, что миссис Эллисон не существует в природе, потому как я холост. Единственная миссис Эллисон — моя матушка, но она живет в Майами-Бич.
Разумеется, за цветы расплачивались моей кредитной карточкой.
И тут меня будто током ударило!
На следующий день Управление медицинской помощи Сакраменто прислало счет на сорок три доллара за транспортировку некоего пациента из гостиницы «Холидей» в Медицинский центр. Это событие имело место тринадцатого мая, пациента звали Эллисон Харлан, и он сообщил эскулапам мой адрес.
Затем пулеметной очередью ударили сообщения из «БанкАмерикард» о покупке дорогих туалетных принадлежностей, верхней мужской и спортивной женской одежды, фенов и прочая, и прочая… По сему поводу давайте ненадолго отвлечемся и сольемся в генделевской оратории «О, какой же ты тупица!»
Слабо заново пережить тот момент, когда вас в последний раз накололи? Ощущение такое, будто желудок — это лифт, сорвавшийся с троса, и навстречу ему мчится дно шахты. По всему телу этакий специфический зуд, сравнимый разве что с отходняком после всенощного злоупотребления обжигающе горячим крепким кофе и средствами от сна. В глаза точно песку сыпанули, кулаки сами по себе сжимаются и разжимаются, усталость — не передать, и вообще хочется сесть на самолет и… Куда? Туда! Куда не ходят поезда! Одно дело, когда тебя обворовывают, и совсем другое — когда вот так ласково берут и надувают. Ладно, ладно, не спорю, это все нюни засохшего самолюбия да увечной мужской гордости. Но будь я проклят!..
Я подобрал сопли и залез в шкуру Сэма Спэйда, частного сыщика. Первым делом звякнул в Медицинский центр Сакраменто и осведомился, нет ли в списке пациентов Валери Б. Таковой не оказалось. Тогда я поинтересовался насчет миссис Харлан Эллисон.