Я взяла ее руку и поцеловала.

— Расскажи мне то, что ты хочешь рассказать, мама, — попросила я.

— Это было тринадцать лет назад, когда я вернулась в Эверсли, после всех тех лет. Мой… я продолжаю называть его дядей, хотя наши взаимоотношения были гораздо сложнее. Дядя Карл был очень стар и знал, что ему недолго осталось жить. Он хотел, чтобы Эверсли остался в семье. Похоже, я была его ближайшей родственницей.

— Да, я знаю об этом.

— Твой отец не мог приехать. Произошел тот несчастный случай, подорвавший его здоровье… поэтому я поехала одна. В то время в Эндерби гостил граф, и мы с ним познакомились. Не знаю, как бы это тебе сказать, Лотти. Мы познакомились… и стали… любовниками.

Я смотрела на нее в удивлении. Моя мать… с любовником в Эверсли, в то время как мой отец прикован к постели в Клаверинг-холле! Я была ошеломлена, поняв, как мало мы знаем о других людях. Я всегда считала ее человеком строгой морали, непоколебимой в своей приверженности условностям… И вот, оказывается, у нее был любовник!

Она схватила меня за руки.

— Пожалуйста, попытайся понять меня. Несмотря на свой юный возраст, я понимала ее гораздо лучше, чем ей казалось. Я любила Дикона и хорошо знала, насколько легко человек поддается влиянию эмоций.

— Дело в том, Лотти, что у меня появился ребенок. Этим ребенком была ты.

Это признание было совершенно фантастичным. Оказывается, я дочь не того человека, которого всю жизнь считала своим отцом, а этого неожиданно появившегося графа. Я не могла в это поверить.

— Я знаю, что ты думаешь обо мне, Лотти, — поспешно продолжала мать. — Ты презираешь меня. Ты еще слишком юная, чтобы все это понять. Это , искушение ошеломило меня. А потом твой отец… я имею в виду Жан-Луи… был так счастлив. Я просто не могла ему рассказать. Я не могла сознаться в своей вине. Мое признание убило бы его. Он и без того слишком много страдал. Он был очень счастлив, когда ты родилась, а какие между вами были отношения, ты и сама знаешь. Ты была так добра к нему… такая милая, мягкая, полная сострадания… и это значило для него очень много. Он всегда хотел детей… Но явно не мог иметь. Я, как выяснилось, могла… так что теперь, Лотти, ты все знаешь. Граф — твой отец.

— Он знает об этом?

— Да, он знает. Именно поэтому он и приехал сюда… повидать тебя. Ну, скажи что-нибудь.

— Я… я не знаю, что сказать.

— Ты потрясена?

— Я не знаю.

— Дорогая моя Лотти, я слишком неожиданно обрушила на тебя эту новость. Он хотел, чтобы ты узнала об этом. Граф сразу же полюбил тебя. Лотти, почему ты ничего не говоришь?

Я просто смотрела на нее. Тогда она обняла меня и крепко прижала к себе — Лотти… прошу, не презирай меня… Я поцеловала ее.

— Нет… нет… дорогая мамочка, я просто не знаю, что сказать, что думать. Я хочу побыть одна. Я хочу обдумать все услышанное.

— Скажи мне главное. Ты не перестанешь любить меня?

Я покачала головой.

— Конечно, нет. Как бы я могла? Я нежно поцеловала ее. Она казалась мне совсем не тем человеком, которого я знала всю свою жизнь.

Мои чувства были в таком смятении, что я никак не могла разобраться в них. Это поразительное откровение Я думаю, всем время от времени приходится пережить потрясения, но узнать о том, что человек, которого ты всю жизнь считала своим отцом, на самом деле тебе не отец, и тут же познакомиться с другим — это и в самом деле можно было назвать ошеломляющим переживанием.

Граф был столь яркой личностью, что я чувствовала гордость, как, несомненно, всякий на моем месте, узнавший о том, что это его отец. Но наряду с этим чувством я ощущала и неловкость при мысли о бедняге Жан-Луи, таком добром, мягком и готовом к самопожертвованию. Он нежно заботился обо мне, и я не могла оставаться равнодушной к такой преданности. При моем появлении его глаза всегда радостно загорались, а когда я садилась возле него, он весь светился нежностью, согревавшей меня. Я всегда старалась уделять ему побольше внимания просто ради того, чтобы лишний раз увидеть, как он радуется моему присутствию. Нельзя с легкой душой отбросить мысль о том, что этот человек твой отец, обрадовавшись тому, что на его месте оказался кто-то иной. Когда Жан-Луи умер, я чувствовала себя страшно одинокой, то же самое, несомненно, можно сказать и о моей матери. Она любила его. Здесь были затронуты слишком глубокие человеческие эмоции, чтобы я в моем возрасте могла полностью постичь их. Но при всем при том, совершенно очевидно, признание моей матери взволновало меня.

Довольно странно, но я не связала столь удачное появление графа и сложившиеся между мной и Диконом отношения. Если бы я хорошенько подумала, то, возможно, поняла бы, что его появление в Англии сейчас, после стольких лет отсутствия, не случайно.

К тому времени, когда нужно было спускаться к обеду, я уже взяла себя в руки. Мать с тревогой следила за мной, и атмосфера за обедом была довольно напряженной, хотя граф изо всех сил старался ее развеять, рассказывая нам о курьезах при французском дворе.

Когда мы встали из-за стола, мать взяла меня за руку и вопросительно посмотрела мне в глаза. Я улыбнулась ей и, кивнув, поцеловала ее. Она поняла. Я приняла своего нового отца.

Мы прошли в буфетную отведать десертных вин, и там моя мать объявила: «Я рассказала ей, Жерар». Граф борясь со смущением, подошел и обнял меня, затем чуть отстранился.

— Моя дочь, — сказал он. — Я этим горжусь. Это одна из самых счастливых минут в моей жизни.

После этих слов вся наша скованность исчезла.

Я проводила в его обществе много времени. Думаю, что мать это устраивало. Очень часто она оставляла нас наедине друг с другом. Видимо, ей хотелось, чтобы мы получше узнали друг друга. Он постоянно говорил о моей поездке во Францию и заявил, что не успокоится до тех пор, пока не покажет мне свой замок. А я в свою очередь сказала, что не успокоюсь, пока не увижу этот замок.

Я восхищалась им, мне все в нем нравилось: прекрасные манеры, галантность, даже то, что мы, англичане, называли дендизмом. Это меня очаровывало. Но больше всего меня радовало то, что он относился ко мне, как ко взрослой, и именно поэтому очень скоро я рассказала ему о Диконе Я любила Дикона Я собиралась выйти замуж за Дикона Дикон был самым красивым из всех мужчин, которых я видела.

Мне кажется, сказала я, — он должен вам понравиться когда-нибудь.

Вот видишь, что делают годы, — со смехом ответил он. Я уже не могу быть таким привлекательным, как Дикон. Единственное, что меня утешает, это то, что Дикону когда-нибудь тоже придется пережить такое Что за чепуха! — воскликнула я. — Вы по-своему просто великолепны. Дикон просто моложе., хотя он гораздо старше меня. Примерно на одиннадцать лет старше.

Отец слегка склонил голову набок и сказал:

Бедный старик.

Я поняла, что могу говорить с ним о Диконе так, как никогда не могла говорить на эту тему с матерью.

Видите ли, — объяснила я, — она ненавидит его. Это как-то связано с теми шутками, которые он проделывал мальчишкой. Он был большим проказником, как это свойственно мальчишкам. Я уверена, вы в свое время вели себя не лучше него.

Наверняка, — согласился он.

Так что, по-моему, глупо относиться к людям с предубеждением…

— Расскажи мне о Диконе, — попросил он. Я попыталась описать Дикона, что оказалось нелегкой задачей.

— У него красивые вьющиеся белокурые волосы. По-моему, их называют гиацинтовыми, поэтому я всегда любила гиацинты. Глаза у него синие… Не темно-синие, как у меня, светлее. Его черты лица словно вылеплены великим скульптором..

— Новое воплощение Аполлона, — заметил граф.

— Он очень обаятельный.

— Так я и понял.

— Он незаурядная личность, — сказала я. — Кажется, что он ничего не принимает всерьез… кроме нас. Думаю, к нашим отношениям он относится серьезно. Он остроумен, иногда до жестокости… но только не ко мне. От этого он еще больше мне нравится. Иначе он был бы полным совершенством.