Мне также придется еще немного испытать терпение читателей и коротко очертить причины, по каким данный берег остается пустынным и безводным. Течение Гумбольдта, направляющееся от Атлантики к северу, снижает нормальную температуру тропических побережий экваториального и субэкваториального регионов западного побережья Южной Америки и в то же время действует как конденсатор насыщенного влагой воздуха, который иначе достиг бы побережья. К этому следует прибавить тот факт, что теплый и влажный воздух обширных амазонских джунглей конденсируется холодными высотами Анд и его влага, таким образом, осаждается как дождь или снег, прежде чем он пройдет на запад над Андами.
Однако в Таларе течение Гумбольдта фактически не омывает береговую линию. Небольшое теплое течение, известное как «Ниньо» (дитя), движется от Панамского залива к югу, прокладывая себе путь между течением Гумбольдта и берегом. Относительные размеры и объем этих двух течений существенно различаются в зависимости от силы и направления господствующих ветров, а также по другим причинам — вполне возможно, из-за сейсмических возмущений морского дна. С давних времен, как показали мои исследования окаменелостей и наблюдения более выдающихся ученых, эти течения видоизменялись. Часто подобные изменения были небольшими и временными, но в других случаях — длительными и очень заметными. Необходимо учитывать, что даже несущественные изменения в обоих течениях оказывают определенное воздействие на климат прибрежных перуанских земель. Температура ощутимо меняется, появляются туманы, выпадают даже небольшие дожди, и вот бесплодная пустыня и голые склоны холмов с удивительной внезапностью покрываются растительностью. Обычно это продолжается всего несколько дней или недель, но в минувшие века такие перемены в течениях, климате и, соответственно, растительной и животной жизни — как доказывают ископаемые останки — продолжались, очевидно, целые годы.
Собственно, одним из первых и самых интересных моих открытий было то, что почва пустыни — на глубине двадцати пяти футов или более — во многих местах слагалась из чередующихся слоев песка; некоторые из них были лишены примесей, другие же содержали значительное количество семян растений. Следовательно, с самых отдаленных времен здесь сменяли друг друга периоды сухости и влажности. Пропорциональное количество слоев и их относительная глубина варьировались, но имелось множество доказательств того, что с древнейших времен в пустыне регулярно чередовались определенные периоды дождей и отсутствия таковых в сочетании с изобилием или отсутствием растительности. В нижних слоях семена были окаменевшими, но верхние, сравнительно недавние, были покрыты таким тонким слоем песка, что сильный дождь несомненно позволил бы им прорасти. Это было убедительно продемонстрировано в сезон 1924-25 гг., когда после относительно короткого периода дождей холмы и пустыни вокруг и на юг от Тал ары (до самой Антофагасты в Чили) покрылись своеобразными пышными джунглями, доходившими человеку до пояса. Более того, почти все появившиеся тогда растения показались местным жителям странными и полностью отличались от любых других, произрастающих в Южной Америке. Изучая найденные семена, я обнаружил, что все они, за редкими исключениями, относились к абсолютно новым для меня видам, родам и даже семействам.
Именно это открытие вновь пробудило во мне позабытый интерес к тропической растительной жизни, и я собирался было прорастить некоторые из самых необычных семян, когда природа спасла меня от неприятностей. Сильное землетрясение ударило по всему западному побережью Южной Америки, причинив огромный ущерб на юге Чили и подняв остров Хуана Фернандеса на несколько сотен футов, а морское дно между этим островом и береговой линией — по крайней мере на двести футов выше прежнего уровня. В результате течение Гумбольдта преимущественно отклонилось к западу, в сторону Тихого океана, теплое течение Ниньо увеличилось в размерах и объеме и вдоль берегов Перу и Чили сразу же начали выпадать сильные дожди. Многим населенным пунктам был причинен непоправимый ущерб. Имения, поля, деревни и даже крупные города были снесены с лица земли бурными потоками воды, стекавшими с гор по древним высохшим руслам. Здания из высушенных на солнце саманных кирпичей, хорошо приспособленные к безводному климату, буквально растаяли и превратились в жидкую глину, и через несколько недель такие города, как Пьюра, Трухильо и другие перестали существовать.
В Чили нитратные пласты были полностью уничтожены, многие крупные и процветающие города и селения стали непригодными для жизни, и даже Лима, столица Перу, выстроенная в основном из адоба, понесла убытки на общую сумму в миллионы долларов. К счастью, более современные здания и особняки столицы были бетонными; бедствие их не затронуло, и по той же причине мало пострадала и Талара. Лачуги местных жителей и старые церкви и правительственные здания рухнули и рассыпались в пыль, но большинство зданий в порту, а также лагеря нефтяников, Негритос и Лобитос, построенные из дерева, бетона или гофрированного железа, вообще не пострадали. Проливные дожди также не нанесли ощутимого ущерба нефтяной промышленности.
Смытый потоками песок заставил некоторые вышки опрокинуться, немало было поломок на трубопроводах и прочих небольших повреждений, но в целом дожди оказались для округи скорее благословением, чем проклятием. Погода, хотя и более теплая, стала менее гнетущей; голая пустыня и холмы почти мгновенно покрылись нежной зеленью, а долины, заполненные водой, превратились в рай для диких гусей и уток, чьи стаи манили сотрудников компании в охотничьи экспедиции.
Дожди и затопление некоторых излюбленных участков стали серьезной — хотя, как я надеялся, только временной — преградой и в моих палеонтологических исследованиях. У меня появилось много свободного времени, и я с большим интересом изучал растения, выросшие из найденных мною семян. Кроме того, будучи заядлым спортсменом, я часто охотился как на берегах прудов, о которых я упоминал выше, так и в новоявленных джунглях. В течение двух недель они поднялись мне по пояс и стали почти непроходимыми. К своему удивлению и восторгу, я обнаружил, что за очень немногими исключениями они состояли из растений, до тех пор известных только в ископаемом состоянии. Попадалось много видов древовидных папоротников, хвощей, гигантских плаунов и необычных бобовых растений, которые — насколько я мог судить — были предками хорошо известных нам бобов, гороха и так далее. Сначала я был очень удивлен, обнаружив такое изобилие этих якобы вымерших и ископаемых видов, но краткое исследование и некоторые логические рассуждения вскоре привели меня к заключению, что подобное положение дел было совершенно нормальным и легко объяснимым. С самых отдаленных геологических эпох в этих местах, как я уже говорил, чередовались периоды влажные и засушливые периоды. Поэтому растения, которые в течение нескольких лет или столетий произрастали в округе, не успевали измениться или эволюционировать в высшие формы до наступления периодов засухи. Таким образом, самые ранние типы растительной жизни, существовавшие в этом районе, смогли сохраниться со времен далеких геологических эпох, не претерпев значительных изменений.
Вероятно, такие условия не могли бы повториться ни в каком другом месте на земле. Я решил воспользоваться уникальной возможностью и написать монографию на эту тему; я собирался описать образ жизни и внешний вид растений, приложить точные фотографии и сохранить образцы на благо науки.
Тогда-то я и наткнулся на небольшую поросль самых необычных кустарников. Я называю их «кустарниками», хотя они не были кустарниками в настоящем смысле этого слова. Скорее, они походили на мягкие ветвистые клубни, на гигантские, тонкие и искривленные бататы, растущие над землей. Стебли мясистые, но волокнистые и очень жесткие. Листьев не было, а рост, как и ветвление, обеспечивали суставы или сочленения: один жесткий, оливкового цвета отросток выпячивался из другого и увеличивался в размерах и длине, пока на нем также не начинали появляться дополнительные отростки. Когда я впервые обнаружил их, растения были довольно маленькими — самое крупное едва достигало фута в высоту — но росли они с поистине поразительной быстротой. Через несколько дней они поднялись мне выше пояса, и все мои исследовательские интересы сосредоточились на них. Похожих я не нашел, хотя условия и их естественное окружение, казалось, ничем ни отличались от других мест. Но, рассуждал я, это не удивительно: те же условия, что сохранили жизнь давно вымершим видам, одновременно способствовали локализации каждого из них.
