Итак, Кросс[10] в 1836 году выступил с заявлением, что он получил, странные, больше скажу, загадочные результаты, подвергая действию электрического тока падающую в резервуар воду в течение продолжительного срока. Собственно говоря, он применял не чистую воду, а один общеизвестный химический раствор, заставляя его просачиваться по каплям сквозь плотную фланель и падать на кусок железной красной окиси.

Через несколько дней, глядя на воду на дне бассейна, он открыл в ней присутствие каких-то странных микроскопических существ, по форме напоминавших известного акара или «сырного паучка», но с той разницей, что эти, назовем их так, насекомые, что ли, отличались свойствами светляка: они обладали способностью лучеиспускания. В течение почти месяца эти «электрические пауки» держались на окиси железа. Потом они, значительно увеличившись в размере, сделавшись легко видимыми невооруженному глазу, отделились от камня и свободно плавали вокруг него.

— В воде были какие-нибудь зародыши! — проворчал Вэн. — Они пережили известный период, выросли. Вот и все. А ваш Кросс, большой фантаст и чуть ли не полусумасшедший, вообразил, что он наблюдает процесс самозарождения.

— Собственно говоря, тяжесть вопроса не в том! — серьезно и спокойно отозвался Викерс. — Было ли тут самозарождение или что иное, этим я интересуюсь менее всего, хотя, конечно, и это очень и очень интересный вопрос. Но злополучный Кросс таки сломал себе на этом голову! Вот брошюрка одного из его учеников. Но я не буду утруждать вашего внимания подробностями. Скажу только, что доклад Кросса в «Обществе для изучения электричества» с треском провалился, один из его последователей, некий Ноад, попытавшийся прочесть ряд публичных лекций, подвергся всеобщим насмешкам. Патентованные ученые признали Кросса и Ноада наглыми шарлатанами. Кончилось тем, что Кросс прекратил свои интересные эксперименты, как-то замкнулся в себе, перестал заниматься наукой. Что сталось с Ноадом, я не знаю…

— Постойте, Викерс! — перебил его я. — Но вы-то тут при чем?

— Я уже несколько месяцев, почти год, занимаюсь воспроизведением опытов Кросса! — ответил спокойно Викерс.

— И что же? Получили какие-нибудь результаты?

— Очень серьезные! Пойдемте наверх, в мою лабораторию, я вам покажу, чего я достиг! Но, господа, покуда все это не для печати. Понимаете? Я не хочу подвергнуться таким же насмешкам, как Кросс. На днях, вероятно, я покажу кое-что интересное целому обществу ученых, пусть они убедятся в реальности явления и сами попытаются объяснить это явление… Тогда мне не будет угрожать опасность быть заклейменным прозвищем шарлатана. Но идемте!

Тон Викерса был настолько серьезен, что у меня, как говорится, мурашки пробежали по телу.

И я подумал:

«Да что же за чертовщину получил мой приятель? Крокодила, лягушку, летучую рыбу, что ли? Посмотрим!»

И вот мы «посмотрели».

Признаюсь, меня взяла оторопь. Я почувствовал себя как- то совсем не по себе и поневоле оглядывался на двери лаборатории, думая, что будет отнюдь не лишним на всякий случай обезопасить себе путь отступления.

Да, нечего сказать, хороший «результат» дали опыты Викерса. Этот «результат» помещался на какой-то металлической доске, на которую сверху постоянно капали, словно капли дождя, капли какой-то жидкости из подвешенного под потолок резервуара с продырявленным дном. Рядом с доской стояла делая серия электрических элементов. По-видимому, эти элементы были предназначены для того, чтобы постоянно электризовать металлический постамент.

Но что было на этом постаменте?

Собственно говоря, я затрудняюсь дать точное описание, до такой степени странное, положительно фантастическое существо пришлось нам увидеть. Это было подобие паука, что ли, но паука, словно выкованного из невиданного металла. Толстое круглое туловище, как будто покрытое кольчатой броней, обладало короткой шеей, на которой сидела приплюснутая голова с двумя выпуклыми и странно светящимися глазами. Кроме того, я ясно разглядел эту подробность, — у рта с могучими челюстями над чуть намеченными ноздрями поднимались две метелки или два тонких перышка. Стерженек голый с металлическим отблеском, а на конце пучок или кисточка.

Ноги…

О, Господи?

Меня и сейчас пробирает дрожь, когда я вспоминаю эти ноги странного чудовищного существа!

Вероятно, это было нечто сходное с ногами настоящих пауков или других насекомых, но мне-то напоминало стальные рычаги неимоверной мускульной силы. И притом эти грубые, толстые корявые лапы были снабжены какими-то когтями и покрыты редкими, напоминающими червяков толстыми волосками.

И так стояло это чудовище на своем металлическом постаменте, застыв в одной позе, ни на секунду не меняя ее. А сверху на круглую спину звонко шлепались капли дождя, смачивая ее, потом скатывались на постамент и исчезали в желобах.

— Послушайте, Викерс! — пробормотал я. — Не хотите ли вы одурачить нас?

— То есть? — спросил мой приятель.

— То есть не сделали ли вы какую-нибудь… ну, модель, что ли, и выдаете ее за нечто живое?

Викерс улыбнулся. В то же мгновенье это проклятое чудовище как-то словно зашаталось, подняло одну ногу, почесало ею свое брюхо, потом из отвратительного бугорка между огромных светящихся глаз высунулась какая-то трубка, напоминавшая хобот слона, и стала производить странные движения в воздухе.

— Он проголодался! — сказал Викерс. — Пора его покормить.

С этими словами он снял с полки стеклянную банку с закрытым крупной металлической сеткой горлышком. В этой сетке-банке беспокойно возилась целая коллекция домашних мышей.

— Он потребляет только свежую кровь! — пояснил нам Викерс, поднося банку к постаменту. — Немножко жестоко, конечно, давать ему пожирать живых мышей, но в зверинцах ради удовлетворения любопытства ротозеев скармливают хищным зверям живых животных, а я работаю в высших интересах науки…

С этими словами, присев на корточки, он поднес банку горлышком вперед к самой голове чудовища.

То, что я наблюдал, показалось мне отвратительным: чудовище немедленно просунуло свой хобот сквозь дыры сетки, уцепилось присоском за тело одной большой живой мыши и принялось высасывать кровь из жил бедного животного, как пауки высасывают кровь из пойманных мух.

Мышь пищала, конвульсивно содрогалась, потом, словно оглушенная ударом, затихала.

Другие мыши прыгали в паническом ужасе, одна вцепилась зубами в убийственный хобот, но, по-видимому, этот орган был защищен солидной броней: зубы разъяренной мыши не оставляли никакого следа на темных кольцах хобота. А вслед за тем, отбросив уже окончательно, по-видимому, обескровленную первую мышь, хобот загнулся, присосок коснулся тела державшейся на хоботе мыши, сорвал ее и пришел снова в движение, сжимался и расширялся, явно перегоняя, как помпой, кровь несчастного животного в организм палача. Потом пришла очередь третьей, четвертой, пятой мыши. После пятой жертвы хобот выполз из банки, в которой еще оставалось несколько штук живых мышей. Миг, и хобот спрятался. Но на металлической плите виднелось красное пятнышко, быстро расплывавшееся по металлу: это была капелька крови.

— Он сыт! — сказал, убирая банку, Викерс. — Но раньше ему было довольно одной мыши на целый день. Теперь я вынужден скармливать ему за день штук до двадцати мышек. Не знаю, сколько он будет пожирать, когда еще подрастет?

— Господи! Вы, Викерс, хотите вырастить его величиной с тележка.

— Почему нет? — отозвался ученый. — Я не вижу причины, почему я должен остановиться на полдороге.

— Но послушайте, Викерс! Мне кажется, что вам бы следовало быть поосторожнее с этой… бестией! — сказал Вэн, наблюдая странное существо, которое теперь застыло в прежней позе.

— Пустяки! — засмеялся Викерс. — Эта «бестия», как вы называете мое детище, я же называю его «красавцем»… Словом, это существо знает меня. Оно узнает меня, и… и не думаю, чтобы оно могло проделать со мной какую-нибудь глупую шутку. Но для других, признаюсь, оно далеко не безопасно. Это испытал мой любимый охотничий сеттер: как- то на днях, когда «красавец» был еще значительно меньше, чем теперь, Боб забежал сюда.