Только один человек. Огромная фигура в потускневших доспехах и причудливом шлеме со шпилем на верхушке, налитые кровью глаза по-бычьи исподлобья смотрели в прорези забрала, и Айрис поняла: Монмут. Он стоял неподвижно, и его руки сжимали обнаженный меч, громадный меч, наполовину покрытый бурой ржавчиной крови.

Айрис заговорила, и ее голос показался особенно тонким и слабым рядом с его колоссальной фигурой.

– Князь Монмут Эрл… битва… кончилась?

– Битва продолжается… – глухо сказал он, и в хриплом голосе отчетливо прозвучала угроза. – Она продолжается… Джерард и Эдвард убиты. Элберт ранен в правую руку, он не продержится долго. Я тоже погибну… но сначала я убью тебя!

Айрис услышала только последние слова, и сверкающая половина поверхности меча резанула ей глаза. Меч поднимался – медленно, медленно, Монмут Эрл все делал медленно, с медвежьей тяжестью… Остановить его!

– Но… почему, Монмут?

Она просто забыла другие слова. Она хорошо знала, что эти – бессмысленны…

– Почему?! – его голос, искаженный забралом, грохотал. – Ты знаешь! Ты и тогда все знала! Мы пошли за твоими словами, и только потому, что Ирида… Но ты непохожа на нее! У нее были светлые глаза. Нет, ты непохожа, непохожа на нее!..

Он снова поднимается, этот огромный меч. Сколько людей оставили на нем сегодня отпечаток своей крови? Людей Вариации… нет, просто людей! Если бы только не было так непереносимо-страшно…

– Убей меня, Монмут Эрл, – спокойно и ровно сказала Айрис. – Убей меня, и только потом с легким сердцем отправляйся на битву… если у тебя хватит мужества вернуться туда, – в его глазах звериная ярость, но руки – руки замерли на полдороге, и, может быть… – Если бы оно у тебя было, ты бы не пришел сюда, Монмут. Ты бы сейчас воевал с сильными мужчинами, а не…

Что-то невообразимо-тяжелое просвистело у самого ее виска – но не меч, меч остался в руках Монмута, от отчаянного бега которого сотрясался пол замка. Айрис прислонилась к каменной стене, и ее сил хватило только на то, чтобы не сползти вниз…

Неизвестно, сколько времени она простояла так, без чувств, без мыслей, без ничего, кроме пустоты… Надо забыть что-то невозможное,. ужасное, что-то, что было в словах Монмута, которые она отказалась понять, отказалась услышать… Джерард!!!

…В узких окнах алым пламенем горел закат. Вот и пришел конец всему этому…

Когда-то давно, полжизни назад, был человек, которого звали Джерард Эрл. Он был высок и широк в плечах, он носил тяжелые сверкающие доспехи. Он не был красив, но у него были открытые голубые глаза, не знавшие неискренности. Он всю жизнь… да, всю жизнь воевал с неверными и не слагал баллад. И он всего только один раз обнял девушку по имени Айрис – и она уже больше никогда не сможет по-настоящему жить.

Огромный диск ало-малинового солнца навис над остроконечными скалами. Его лучи кроваво-сверкающими отблесками отражаются в стремительных водах реки, певучее название которой она забыла и уже никогда не вспомнит.

Негнущиеся, чужие пальцы правой руки почему-то никак не могут нащупать ниточку пульса…

– Айрис!!!

Она вздрогнула, порывисто обернулась, вскинула глаза – и замерла. Ни броситься к нему, ни даже разомкнуть губ, чтобы прошептать его имя, – ничего она не смогла, пригвожденная к месту этим огромным, невозможным, немыслимым…

Он стоял в алом дверном проеме, прислонившись к косяку, в измятых, залепленных землей доспехах, без шлема. Смертельно-белое лицо, потемневшие волооы спутались и запеклись кровью на виске. А в глазах отражается багровый закат, но они все равно открытые, чистые и светлые…

– Я отбросил их за третий изгиб Эрелинелле, – наконец выговорил он, тяжело переводя дыхание. – Я боялся… что больше не увижу тебя.

– Джерард…

– Я боялся… Монмут… он погиб, они все погибли… у него было такое лицо. Но я тогда не понимал… А теперь – я все понимаю…

Оторвавшись от стены, Джерард сделал неверный шаг, и еще один, и…

– Джерард!!!

Айрис бросилась вперед, исступленно метнулась со страстной силой, и, споткнувшись, упала на колени перед ним, распростертым навзничь.

– Джерард, Джерард…

Как она могла не заметить сразу эти черные тускло мерцающие металлические перья стрелы, косо торчащей из-под железной чешуи прикрывающих его спину доспехов… Нет, ее нельзя касаться! Что делать, боже мой, что же делать… А солнце, это колоссальное, неправдоподобное солнце уже зацепило свой диск за острые скальные верхушки…

– Айрис, – Джерард повернул голову набок, и от этого движения его лицо мучительно исказилось. – Со мной все кончено и, может быть, поэтому… я все знаю.

– Нет, Джерард!

Волосы упали ей на лицо, и сквозь эту огненную вуаль освещенный закатом мир стал. ирреально-красным, и лицо Джерарда на мгновение растворилось в болезненно-багровом тумане.

– Нет, – быстро, слишком быстро говорила она, – это не может быть смертельно, ведь ты живешь, Джерард, и ты будешь жить, все будет хорошо, я же люблю тебя…

Уголки его губ дрогнули.

– Айрис… Нет, все кончено. Всему приходит конец… всему миру… Но ты… я знаю, Айрис… ты можешь… ты должна уйти.

Солнце – алый полукруг с неровно-рваным нижним краем. Всего несколько секунд… чтобы положить пальцы на запястье.

Джерард застонал сквозь зубы и закрыл глаза.

– Нет!!!

Она отыскала его руку и крепко сжала в своих тонких нервных пальцах. Огненный край солнца неумолимо уменьшался, бесповоротно скрываясь за скалами, и Айрис беспомощно, отчаянно зажмурилась…

Темнота пробилась сквозь веки – холодная, совершенная и спокойная.

– Как хорошо, что ты со мной, – сказал Джерард и приподнялся на локте.