Ночной фонарь едва освещал площадку перед домом…

Дан отклонился и кулак с зажатым кастетом пролетел мимо. В следующий миг он подсек нападавшего, и уже падающему добавил от души ногой. Лысый отлетел к дереву и там сполз на асфальт. Второй уже лежал на асфальте, постанывая и пробуя ползти.

— Готовы, — скользнул взглядом по лежащим Дан, и вытер кровь со щеки. Лысый, все — таки, зацепил его. В следующее мгновение Дан ринулся в открытую дверь подъезда, туда, откуда еще доносились возня и пыхтение. Но перед тем, как вскочить в кромешную тьму, он на секунду остановился, сгруппировался, и лишь затем рыбкой нырнул вперед. Было жалко одежду, однако выбирать не приходилось. Прокатившись клубком по площадке подъезда и кого-то сбив, Дан вскочил на ноги. Через секунду он уже стоял, готовый отразить любую атаку.

— Дан? — послышался рядом не совсем уверенный голос.

— Уфф, — выдохнул воздух Дан. — А я уже подумал… Это я, тезка! — И тут же получил сильный удар по голове…

— Семен, ты что..? А это что за идолище стоит? Откуда он тут взялся?

Дан с трудом разлепил глаза и сквозь мутную пелену увидел два качающихся бородатых лица. Лица смотрели на него, то отодвигаясь куда-то вдаль, то снова приближаясь и расплываясь в нечто губасто-носато-бесформенное… Лица что-то говорили, но он никак не мог понять что. Слова долетали, словно издалека. Язык был похож на русский, только со странным произношением. И ударением другим… А, еще, с каким-то цоканьем. Дан уловил пару слов, похожих на: — … глухой, вон, весь в кровище, — и уже собрался возразить обладателям бород, что, мол, не глухой он… Но у него ничего не получилось. Как не силился, не смог даже рта раскрыть. Тогда Дан решил подойти ближе к бородачам, чтобы объясниться с ними, хотя бы, на пальцах… Он шагнул вперед, ему показалось, что он шагнул. Расставил ноги пошире, чтобы не упасть и шагнул… И тут же, боком — боком, стал заваливаться вниз…

— Ох, святые угодники, здоровый-то какой! — спустя вечность, донеслось из невообразимой дали до растянувшегося на чем-то твердом Дана. — Семен, помоги! — И Дана, подхватив под мышки, потащили куда-то…

— Кажется, дышит, — еще спустя некоторое время, услышал Дан и выплыл из темноты. Совсем недавно он стоял на какой-то мостовой, а сейчас понял, что сидит, опираясь спиной на что-то. Дан открыл глаза и увидел над собой двух склонившихся, бородатых мужичков. Притом очень бедно, нет, скорее, очень непривычно одетых.

— Слышь, человек, — спросил тот, что повыше, расчесывая пятерней русую бороду, — ты кто таков будешь, откуда?

Дан хотел ответить, но вместо ответа только невразумительно забулькал, пуская слюну на подбородок.

— Оставь его, Вавула, — сказал второй из мужичков, худощавый, с пегой бородой и с дурацким колпаком на голове. — Видишь, худо ему.

Мужичок наклонился ближе к Дану и извлеченной откуда-то тряпицей вытер слюну с подбородка Дана. Дан услышал, как тот, кто без колпака, произнес: — Одет он не по-нашему. И на ганзейца не похож…

— Не по-нашему, — согласился пегобородый, пряча тряпицу и отступая на шаг от Дана. — А что на ганзейца непохож, так может из новых кто прибыл. Все равно надо ихнему старосте показать, да нашего, уличанского, позвать…

— Смотри-смотри, Семен, — перебил его напарник, — очами-то как страдалец наш зыркает!

— Ага, как тут не зыркать, — слушая мужичков и с трудом ворочая мыслями в голове, подумал Дан. — Это, ведь, единственное, что я, похоже, сейчас могу. К тому же и клоунов таких, как вы, я еще никогда не встречал. Да и не клоунов, а бомжей… Бородами, вон, как обросли. Одеты подозрительно, в какие-то допотопные рубахи-косоворотки, подпоясаны неизвестно чем, колпак на голове у одного… А у второго волосы давно не мыты, и острижен «под горшок»… Ба, а терем-то напротив… Из цельных бревен! А за ним еще один… Забор здоровенный… Хм… Что-то странновато… Где я, боже?!

— Где я? — собрав всю свою силу воли, повторил вслух вопрос Дан, кое-как разлепив спекшиеся губы. — Что со мной?

— Опа! — воскликнул тот из мужичков, что выглядел чуток помоложе. Худощавый и пегобородый. — Он и говорить умеет! — И, наклонившись к Дану, уронил: — Это мы тебя нашли. Ты лежал на мостовой. — И, видимо, поскольку взгляд Дана не внушал ему доверия, поинтересовался: — Ты понимаешь по-словенски? Все понимаешь?

Дан сделал движение, долженствующее соответствовать кивку головой, но даже эта чисто символическая встряска головы привела к столь сильному приступу боли… и к тошноте… Что он едва не вырвал. Но его кивок заметили.

— Понимает, — удовлетворенно сказал стриженный под «горшок». — Ты в Новгороде, мил человек. А мы ноугородцы, — именно так, с ударением на «оу» произнес стриженный под «горшок». — Я — Вавула, а это — Семен. А ты есть кто?

— Я Дан, — просипел Дан. Приступ тошноты прошел, и ему стало легче. Одновременно он попытался переварить полученную информацию: — Новгород находится в России. Если это, конечно, тот, который — «Откуда есть пошла земля русская…», а также Рюрики и прочие… Черт, но это же означает… Что я в России? Из Белоруссии… В России? Господи, как я тут очутился?! — Прищурив глаза, Дан рискнул обвести взглядом все, что находилось поблизости — какие-то, явно под старину, словно из музея этнографии, деревянные дома. И вместо асфальта — такая же деревянная мостовая… — Не фига себе здесь живут, — непроизвольно подумал Дан, — богатенькие. Закатать всю улицу бревнами… — И, неожиданно, сообразил, что все это он уже видел, на картинке, в учебнике истории. И рисунок назывался — «Жизнь в Древней Руси». — А, вон, еще, — на уровне подсознания отметил Дан, — и древние русичи идут. Почти, как на той картинке… И одеты почти, — Дан покосился на стоявших перед ним Вавулу и Семена, их рубахи и полосатые штаны, — почти, как эти двое мужичков. — И сразу смутное подозрение плеснуло жаром: — А бомжи ли они? Семен и Вавула? То есть, клоуны… То есть… А, черт, — выругался мысленно Дан, — совсем запутался…

Наверное, будь у него силы, он бы сейчас запаниковал, но, поскольку этих сил у него не было, то… Оставалось лишь придумать какое-то здравое объяснение всему увиденному.

— Скорее всего, я на сборище реконструкторов истории попал, — сказал, успокаивая сам себя, Дан. И, через паузу, для пущей убедительности, добавил: — Тем более, что я уже не раз слышал об этом новомодном увлечении и даже сам хотел поучаствовать в баталии, исторической… Интересно, правда, где они такое место нашли? Настолько подходящее… Хотя, вероятно, — объяснил себе Дан, — сами и выстроили. Богатых, с прибабахами, сегодня хватает… Только… Одно смущает, в Гомеле ночь начиналась, а здесь день в разгаре и довольно прохладно, по сравнению с Гомелем… Нет, срочно надо вспоминать, как я здесь оказался!

Дан попытался собраться с мыслями и сосредоточиться.

— На нас навалились возле подъезда. Потом удар… Сзади удар. Хотя, вроде, сначала спросили, потом ударили… И что за речь необычная, у этих ноугородцев, под средневековье «косят» или сленг? Потом… О, Господи, мне опять скверно…

— Кто-кто ты? — как раз, в этот момент, переспросили почти хором Семен и Вавула. — Дан? — Но Дан опять потерял сознание…

Третий раз Дан очнулся в низком сумрачном помещении, похожем на сарай и густо пропахшем кожей и еще чем-то невообразимым. Он лежал на жестком ложе, его тошнило, и жутко болела голова. Где-то рядом крутилось некое колесо, издавая скрип и шуршание, а возле Дана сидела какая-то… Язык не поворачивался назвать ее женщиной, какая-то здоровенная бабища. Одета бабища была в платье, похожее на изделие безумного портного, и на голове у нее был накручен огромный платок, весь в разных бирюльках. Она водила над Даном руками с огромными, похожими на лопаты, ладонями и все время бормотала что-то, похожее на заговор. На груди у бабы бряцало не менее килограмма побрякушек — бус. Заметив, что Дан открыл глаза, женщина громко позвала кого-то невидимого для Дана: — Домаш… Он очнулся!