Похмелье. Воистину именно ты есть истинная национальная русская болезнь. А вовсе не пьянство, как считает малопьющее интеллигентское меньшинство. Тяжело выходить из двухдневного празднования, особенно когда оно тобой по-настоящему заслужено. Утром в голове одна мысль — надо поправить здоровье. А то калейдоскоп образов вчерашней (или позавчерашней?) пьянки высшего офицерского состава Владивостокского Отряда крейсеров начинает снова вращаться, сменяться вечерними песнями Балка под гитару в кругу открывших рты офицеров, или видом пока еще трезвых варяжцев, строем марширующих от порта с песней… Кстати, что интересно, ведь неплохо прошли, хотя по морской традиции шагистику ненавидят и презирают все, от старшего офицера до последнего кочегара.

Нирвана первой утренней бутылки пива была прервана донесшимся со второй половины кровати стоном. Женским. Любопытно, а это что, или кто? А нет, все-таки что — вроде вчера вечер кончился в салоне мадам Жужу… Причем «что» весьма себе аппетитное, ну да для героя дня другого и не полагается. Так, чем там вчера у нас дело-то кончилось, я до того отрубился, после или, не дай бог уронить честь Русского Императорского флота, во время?

Неспешное и ленивое перетекание мыслей из одной заполненной алкоголем извилины мозга контр-адмирала Руднева в другую было прервано осторожным, но настойчивым стуком в дверь.

— Да, да? — Благодушно потянул Руднев, натягивая на себя и соседку простыню.

— Ваше превосходительство, простите, что беспокоим, у нас через полчаса молебен в церкви, извольте, пожалуйста, собираться, а то опоздаем!

Раздался исполненный подхалимского почтения голос из за двери. Кажется, владелец гостиницы…

— Молебен — это хорошо, но сначала в порт съездим, распорядимся о постановке «Варяга» в док, и набросаем план работ по минированию акватории к визиту Камимуры…

— Ваше превосходительство, да как же можно! И так уж отец Вениамин вчера на вас осерчал, когда вы вечером, вместо того чтобы в церковь заехать вечером, беса тешить направились. Опять же — благодарственный молебен-то в вашу честь, без вас никак-с. Порт подождет, а мы сейчас в церковь, потом в ресторан, на торжественный обед в честь победителя японцев, тоже без вас никуда, ну а вечером…

— Стоп. Отставить. Через двадцать минут экипаж к подъезду, и попросите командиров кораблей и прочий начальствующий состав собраться в порту через час. А батюшке передайте, что ему придется еще пару дней подождать. Вот отобьемся от Камимуры, тогда молебен об отражении неприятеля и отслужит. Кстати, именно это я ему вчера говорил в салоне мадам Жужу, когда его там встретил. Неверное, святой отец запамятовал.

Голос за дверью стал из подхалимского просительным.

— Слушаюсь, тот час же распоряжусь. А можно, мы хоть на телеграф на пять минут по дороге заедем?

— А туда зачем? Телеграмму в Петербург я еще позавчера отправил, поздравления мне и в порт принести могут, что я там-то забыл?

— Вчера ваши офицеры, под предводительством лейтенанта Нирода, в пьяном виде ворвались на телеграф, — в голосе почтение стало смешиваться со злорадством и ехидством, — и под угрозой оружия отправили телеграмму на редкость неприличного содержания…

— КОМУ? И почем вы Нирода повысили в звании? Насколько я помню, он пока еще мичман, — Руднев с трудом пытался сосредоточится на проблеме, но вид кокетливо потягивающегося женского тела на соседней половине кровати упорно не давал этого сделать.

— Из Адмиралтейства пришел приказ всех офицеров «Варяга» и «Корейца» немедленно повысить в звании. А телеграмму ваш лейтенант отправил императору.

— Николаю Александровичу в Петербург? — сдавленным голосом спросил мгновенно проснувшийся Руднев, выскакивая из кровати и натягивая штаны на голое тело.

— Нет, слава Богу! В Токио, императору Японии, — за дверью тоже не на шутку испугались.

— Блин! Ладно, Тенно тоже не стоит обижать, кроме как на поле боя, естественно. Хорошо, давайте так — встреча в порту через три часа, авось не у меня одного похмелье, дадим господам офицерам побольше времени на поправиться. А сначала и правда съездим на телеграф, разберемся, что там мои насочиняли. И еще, — бросив очередной взгляд на столь соблазнительные изгибы и снимая с трудом натянутые штаны, — подавайте-ка лучше этот экипаж не через двадцать минут, а, скажем, через час.

Через час с небольшим изрядно повеселевший Руднев пытался вникнуть в суть произошедшего вчера вечером на телеграфе. Туда же был спешно доставлен и непосредственный виновник происшедшего — свежеиспеченный лейтенант Нирод.

— Где-то в полдесятого ввечеру ввалились господа офицеры и, размахивая револьверами, принудили моего дежурного телеграфиста к передаче этого, этого, — разгневанный начальник телеграфа никак не мог подобрать слов для того, чтобы достойно назвать сочинение Нирода, — непотребства! Да это и на бумаге-то написать стыдно, не то что по телеграфу отправлять! И как только такое в голову могло прийти, да еще и офицеру!

— А вот это и правда любопытно, господин лейтенант, а с чего это вас вообще вдруг потянуло телеграммы царственным особам посылать? Да еще и с эдакими своеобразными поздравлениями, я уже молчу про выражения?

— Всеволод ФедоГович — несколько смущено програссировал Нирод, — мы вчера, когда праздновали в «АнглитеГе», Господи пГости, но это не я этот местный гадючник так назвал, к нам пГистал жуГналист. БГитанский, кажется, сейчас точно не вспомню. Все выспГашил про бой, абоГдаж, ну, это у боГзописца Габота такая, понятно… А потом напоследок спГосил, а что я, как мичман с «ВаГяга», думаю о поздГавлении, что студент из Вильно напГавил микадо по случаю «долгожданного утопления этого гадкого „ВаГяга“, доставившего столько пГоблем победоносному японскому флоту»! ^[55]Ну, мы с господами офицеГами Гешили на деле показать, ЧТО мы думаем, и заодно поздГавить микадо с воскГешением «ВаГяга» и пообещать новых пГоблем. Ну а лексика… ПГостите, были зело пьяны. Мы. Все…

— Понимаю, но мич… простите, лейтенант, вы были все же не правы. Во-первых — венценосных особ, пусть и противного нам государства, в телеграммах называть «желтомордой обезьяной» нельзя. А японского императора нельзя трижды! Когда эта телеграмма дойдет до адресата, японцы будут за его честь воевать до конца, гораздо серьезнее, чем за Корею и доступ в Китай, а нам это надо? Во-вторых, начиная спорить с этим недоучкой из Вильно на его языке, вы себя с ним невольно уравниваете…

Неожиданно в разговор встрял молчавший до сих пор ночной дежурный телеграфист:

— Ваше превосходительство, не дойдет эта телеграмма до Японии, не волнуйтесь.

— Почему, собственно, неужто у вас кабель поврежден столь удачно? И почему «не дойдет», если мне ваш начальник в нос тыкал квитанцией о приеме?

— Ну, видите ли, не передавать телеграмму вообще я не мог, испугался, простите. Дюжина господ офицеров, с револьверами, да еще и морские — то есть морзянку знать должны, у них с текстом не забалуешь… А вот адрес я немного подкорректировал, так что спите спокойно.

— И куда же вы, любезный, сие письмо варяжских запорожцев японскому султану отправили?

— Куда-то в Ярославскую губернию, на кого бог-с пошлет. Кстати — с господина лейтенанта три с полтиной за услуги, а то вчера второпях не расплатились.

— На тебе, голубчик, червонец, и сдачи не надо! Хоть один камень с души, — произнес расслабившейся Руднев, и повернулся к Нироду, — а вам, граф, назначу я соответствующую епитимью.

— Домашний аГест? — со скучающим видом, задрав глаза к потолку, поинтересовался донельзя довольный исходом инцидента Нирод.

— Хуже, милейший, хуже. Видите там на горизонте во-он ту высокую сопку над Гнилым углом с видом на бухту Соболь? Вот там вы и будете командовать дальномерным постом. Причем до появления в окулярах ваших дальномеров крейсеров Камимуры в городе вам появляться запрещаю. А то еще в Питер чего напишите, тогда уже так просто не замнем.