– Нет, не так. Никакого закрытия. Скорее открытие.

– А куда?

– На море. На побережье.

– Вот это да!

– А поточнее – куда?

– В Америку.

Какая-то девица присвистнула, воцарилась тишина.

– У нас же паспортов почти ни у кого нет… Мы ж с Украины большинство, часть из Молдавии…

– А загранпаспорта с собой вообще ни у кого нет…

Это был острый момент, и Аверьянов задумался.

Сказать, что он их всех вывезет в Америку десятого века без всяких паспортов, означало признаться в привычке действовать нелегальными методами, если не сказать, что в торговле живым товаром… Что это за вывоз без паспортов? Подпольная торговля живым товаром? Разумеется, первая же мысль, которая их посетит, – как им потом возвращаться оттуда, куда он их без паспорта доставит? Как? При первой же попытке выезда назад встанет вопрос о нелегальном въезде. То есть такая поездочка – это заведомо дорога в один конец. Такой сюжет всем известен: выжмут как губку, используют на все сто и в бетон через год-другой закатают. Нет-нет! Признаться, что он увозит за кордон без всяких документов, – все равно что признаться в том, что он намерен их продать в рабство либо, использовав, убить.

Конечно, можно наплести, что он про документы не подумал как-то, что он этого обстоятельства не учел… «Садитесь, девочки, пока что вот посидите на лавочках, а я подумаю и чего-нибудь решу». Сказать такое означало бы косвенно подтвердить, расписаться всеми копытами и рогами в том, что все делалось как обычно, в режиме «не починим, так сломаем». А такое признание – потеря авторитета, сразу и навечно.

Времени на решение – секунда.

«Аверьянов, секунда пошла!» – скомандовал он сам себе, сжимая кулак до хруста.

– А паспорта-то вам зачем, в «Америку» ехать? – удивился Николай вслух. – «Америка» – это же на Оленьем Холме! Бывший цековский заказник. Неужели не слышали? А Барвиха, Соколиная гора, Горки-7 – знаете? Слышали! Ну, хорошо. Бочаров Ручей тоже, наверное, знаете? Под Сочи. Недалеко от «Красной поляны». Крыша еще там четырехскатная… Ну, а «Америку», ну, не вспомнили? Олений Холм? Ну?

– Ну… – нерешительно повторила одна из девиц.

– Баранки гну! В общем, я сейчас на сорок минут отлучусь за автобусом как бы… А вы все стойте здесь: не драться, не митинговать, и прохожих не задевайте… Любуйтесь Пушкиным, дышите воздухом…

«Забавно устроена психика, – подумал Николай ища взглядом, где припарковался „линкольн“. – Я не сказал им самого главного – где находится эта самая „Америка“… Но выплеснул корыто не идущих к делу фактов уверенным тоном. И сошло! Пипл схавал, как теперь говорят. Вот так нас всех и дурят – как котят».

– В Коломенское, к загсу! – скомандовал он, захлопывая дверцу белоснежного «линкольна».

Младший лейтенант Очуркин и старший лейтенант Свистаков молча смотрели на небывалое скопление проституток, сбившихся в стаю возле памятника Пушкину.

Девочки явно были в отгуле, не на работе: если проезжающая тачка притормаживала, ей тут же одна из девиц давала отмашку: «Сыпь дальше!»

– Это не митинг! – сказал Очуркин, пожимая плечами. – Плакатов нет, протестов нет, никто за жизнь не булькает.

– А может, это голодовка? – предположил Свистаков.

– А Пушкин-то при чем?

– Ну как «при чем»? Сто лет стоит: не жрет, но вдохновляет!

– Давай в ФСБ, дежурному по городу, позвоним?

– Зачем?

– Я не знаю. Ну вроде мы не спим с тобой, а? Да и время быстрее пойдет, минут на сорок ругани будет: чего звонишь, от дела отрываешь, то да се…

– Да ведь действительно звонить-то нечего! Пушкин с шалашовками – сочетание хорошее. Ведь он – чугун, делай что хочешь. Они тоже на все согласны, никакого протеста – ни от него, ни от них! Все хорошо.

– Да не совсем: Пушкин дело портит.

– Согласен. Чем-то он раздражает.

– Известно чем! Вон, пиво «Бочкарев» – зеленые грибочки, «Макдоналдс» – желто-красный, а он чего здесь, черный, встал?

– А он стоит и думает: куда двинуть? По пиву? По биг-маку?

– На кладбище ему, вот куда двинуть! Памятник? На кладбище! Черный? На кладбище!

– А он стоит!

Хронотоп, целый и невредимый, находился там, где его оставил Николай: у Коломенского загса.

Водители двух автомобилей свадебного кортежа выполнили задание Аверьянова на все сто.

Возле люка хронотопа высились горы оборудования – вплоть до походного бара, дизайн-бассейна с фиброфонтаном, всепогодного караоке-ревербера, цветовизговального компакт-комплекса, инфратусовочной широкополосной жиротрясины с режимом повальной турбонаддувки и девичьей истерики.

Штатовский, японский и южнокорейский бензогенераторы форсированной тяги, укомплектованные УПСами горячего резервирования, были готовы поддерживать веселье сутками напролет.

Были и складные сооружения: ресторанный зал, закусочная, тусовочная, флиртовочная, качельная, гамачная, дансинг-бухальная, завиральный бизнес-салон, рэповая, стэповая, попсовая, дозаправочная, дамская комната с мужским входом без выхода и отсек окончательной нарезки для мужчин – с тремя унитазами и одним надувным корытом.

Что же касается пирамид из ящиков и коробок с закуской и выпивкой, то тут и говорить не о чем: получив полный список-реестр на шести листах мелким шрифтом, Николай почувствовал только одно: чувство гордости за обыкновенных людей, обходящихся в быту водкой и чипсами, но одновременно с этим имеющими врожденный талант к утонченно-расточительному гурманству.

– Пойдет? – спросили водилы.

– Годится! – кивнул Аверьянов и с удовольствием рассчитался. – Спасибо, братцы, молодцы! Теперь бы это все загрузить вон в люк только…

– Ага! – кивнули водилы и, распахнув двери своих лимузинов, скомандовали грузчикам, одетым в одинаковую униформу – оранжевые комбезы с надписью «Ухнем!» на спине.

– Подальше грузите и покомпактнее, туда к стенке, вплотную и до потолка, – скомандовал грузчикам Аверьянов и, повернувшись к водителям, дал разъяснение в отношении дальнейшего: – Как они погрузят все, я исчезну на пять минут, а потом все по плану пойдет – жених-невеста, гости, церковь, ресторан…

Загруженный и задраенный хронотоп окутался розовой старт-луковицей и растаял на глазах.

– Дела-а! – сказал водила «линкольна». – Вот мы его сейчас ждать будем, да? А на Пушкинской его вот точно так же двести девок ждут – поняли?

– Каких девок?

– Обычных проституток.

– Он их на свадьбу, что ли, собрал?

– Наверное, – пожал плечами водила «линкольна». – А на что же еще? А вот сейчас ментуру спросим. – Он указал на подходивших к ним сержанта с лейтенантом. – Скажите-ка, вот как, по-вашему, вот мы стоим, размышляем, решить не можем – где проститутки могут быть нужны в массовом количестве? Сотнями?

– На телевидении, конечно. – ответил лейтенант с ходу.

– Вот голова! – восхитилось шоферье. – Сто пудов Интел инсайда!

– А что случилось? – поинтересовался сержант.

– Да вот, друг, ну, тот, что только что растаял в яйце-то металлическом. Он на Пушкинской стадо такое – две сотни девок собрал!

– Так это ж киносъемка! – пояснил лейтенант.

– Что, правда, что ли?

– Правда или нет – это не наше дело. Наше дело, чтоб тишина была.

– И чтоб в кармане шуршало, – добавил сержант.

– Молчи побольше, мой совет, – сухо посоветовал сержанту лейтенант.

– Да я молчу! – настороженно открестился водитель «линкольна», приняв замечание на свой счет. – Если клиент платит, мне абсолютно все равно, что он, кто он и зачем. Это ваше дело – дознание, этапирование… Я не вмешиваюсь! По мне – хоть коммунизм, хоть пофигизм, хоть телевидение тут строй, – мне наплевать, строй на здоровье – салон мне не пачкай, вот и все. И я не против, я всегда за. А скажешь: «нет», я буду – против. Такой же человек, как все! И совершенно я тут ни при чем!