Три дня все шло просто идеально: никаких снов или дальнейших мыслей о Викториане Аркосе. Неду Гиллеспи (парню, которого Джози укусила много лет назад) было нечего сообщить о любом виде вампирской деятельности на территории Саванны. Сет и другие парни вернулись обратно в школу, и не удивительно, что Сет сделал это с огромным энтузиазмом. Ему всегда нравилась школа, он обожал учиться и был чертовски умен в науках.

Три дня и три ночи в моей маленькой вселенной все было спокойно. Господь Всемогущий, как бы мне хотелось, чтоб так все и продолжалось. Но в глубине души, я уже начинала что-то подозревать. Стоя рядом со своей установкой, я разминала шею, повернув несколько раз вправо и влево, чтобы расслабить затекшие мышцы, затем похлопала по кушетке.

— Усаживайся, — сказала я рейнджеру, лет тридцати пяти, уже изукрашенного несколькими рисунками. — И сними рубашку, солнышко, я, к твоему сведению, не умею рисовать сквозь камуфляж.

Мужчина рассмеялся, расстегнул рубашку и скинул ее с плеч.

— Есть, мэм.

По ощущениям, я попала в старые добрые времена, когда я прыгала по Татумании, от посетителей не было отбоя, а из колонок лился добрый милый рок. «Сердца Баракуды» ввели меня в то состояние, когда мне нравилось татуировать кого-нибудь, особенно того, кто в этом был уже не девственником, вроде этого парня.

— Милые сапожки, — сказал он, укладываясь на кушетку лицом вниз.

Я бросила взгляд на свои высокие до самых бедер сапоги, оканчивающиеся возле подола черной мини юбки. К ней я подобрала футболку от фирмы Blondie с розовыми подтяжками в клетку, к слову, выглядит потрясающе.

— Спасибо, — ответила я, широко улыбаясь. — Готов?

— Завтра я дислоцируюсь, — ответил он сиплым от курения голосом. — Я всегда готов, милая.

Рейнджеры круты. Я улыбнулась ему и хлопнула его по руке.

— Возвращайся поскорее.

Я перенесла распечатанное с компьютера изображение на его левый бок — единственный свободный участок на его спине. Это был нереально-жуткий череп солдата с сигаретой в зубах, на нем была каска времен второй мировой с надписью «Fuck Off». Обалденно. Как только изображение подсохло, я заправила чернила, взяла игру и под звуки жужжания «Вдовы» и песен «Heart’s», приступила к работе.

Я бы предпочла непрерывно оставаться в зоне «Барракуды», пока вся работа не будет закончена. Но хрен там. Едва я закончила с ремешком на каске и промокнула кровь, случилось нечто непредвиденное.

Вчера я кормился, Райли. Никогда не умел наслаждаться этим… не то что мой братец. Но это всего лишь необходимость, чтобы выжить. Обещаю, я проявляю милосердие, кормлюсь лишь тогда, когда начинаю ощущать слабость и беру лишь то, что поможет для поддержания сил. Я не забиваю их, как скот. Надеюсь, ты мне веришь. Мне больно думать, что ты считаешь меня монстром.

Я замерла с иглой над самой кожей и ощутила, как внутри меня поселяется холод. Голос Викториана был так… близко, я почти ощущала его всем своим нутром. Неужели, теперь он хвастается мне своими убийствами? От этой мысли я похолодела. Он что, ожидает от меня сочувствия? Да он просто психо-вампир недоделанный!

Возникший из ниоткуда, его голос был громким и настолько реальным, словно он был в этой комнате, рядом со мной. На всякий случай, я огляделась.

— Что случилось? — поинтересовалась Никс, стоящая у своей установки.

Мне ничего не оставалось сделать, как мысленно отмахнуться от этого. Я была чертовски уверена, что не смогу рассказать Никс, что произошло. Я вздохнула, потянулась, чтобы размять спину и шею.

— Ничего. Мышцы немного повело. — Я улыбнулась ей. — Все в порядке.

Никс разглядывала меня на пару секунд дольше, чем обычно, потом пожала плечами и вернулась к работе. На мгновение я даже порадовалась, что Эли не было поблизости. Если бы он только сосредоточился на чтении моих мыслей, начался бы настоящий ад. Эли Дюпре слетел бы с катушек и стал неуправляемым, если бы узнал, что Викториан Аркос мысленно мучает меня. Хорошо, что я уже большая девочка и сама могу об этом позаботиться.

В течении всего дня, голоса не умолкали. Голос Викториана, конечно же, но как только я начинала думать, что он закончил, он снова начинал нашептывать мне очередную ерунду. Мне становилось все труднее и труднее маскировать это. Никс только что ушла, мой последние клиент скрылся за дверью, а я уже поднималась по лестнице в свою квартиру, когда в мои мысли ворвался Викториан.

Тебе будет интересно узнать, что когда я кормлюсь, то думаю о тебе?

Я чувствую, что ты должна узнать правду, что я думаю о тебе, твоем обнаженном теле, влажном и скользком от наших занятий любовью, и мой член глубоко внутри тебя, твои ноги обхватывают меня, ты умоляешь меня не останавливаться, просишь о большем.

Эти мысли… они… успокаивают меня. Разве это имеет смысл?

Признаюсь, я не обладал столь уникальной способностью до того, как испробовал твоей крови. До того, как в меня вошла часть тебя… до того, как мы стали… связаны.

— Оставь меня в покое! — закричала я. — Богом клянусь… я сама тебя прикончу!

Несмотря на то, что в эти дни мое сердце билось медленней обычного, сейчас оно молотило, как сумасшедшее; дыхание стало рваным и сбивчивым, словно я бежала, перепрыгивая через две ступеньки. Стоило мне сбросить сапоги и юбку, я услышала, как хлопнула дверь черного хода.

— Я дома! — крикнул Сет.

— Хорошо, — ответила я, не желая, чтобы он был в курсе того, как сильно я была расстроена.

Мысли метались, я сняла оставшуюся одежду, натянула штаны для йоги и спортивный лифчик, после чего выместила свое плохое настроение на боксерской груше. Не знаю, как долго занималась, но я даже не услышала, как Эли вошел в квартиру, или в мою комнату, и лишь одному Богу известно, как долго он стоял там и читал мои гребаные мысли.

— Он снова тебе снился, — сказал Эли, взгляд жесткий, голос суровый и непривычно осуждающий. — Да?

Я проигнорировала его, эмоции хлестали через край, резко выпрямив ногу, я со всей силы ударила грушу, подвешенную в спальне. За этим последовало еще три удара. Во мне росли боль и обида, после еще нескольких ударов и пинков, я вспотела вполне себе так по-человечески.

Сильные ладони Эли обхватили меня за плечи и развернули к нему.

— Не игнорируй меня, Райли. — Он склонился ко мне. — Не надо.

Я нахмурилась, совершенно взбесившись.

— Тогда не нужно осуждать меня, Эли. — Я сбросила его руки с себя. — Ты ведь знаешь, что я ничего не могу поделать с этими снами. Тебе прекрасно об этом известно.

Эли пристально смотрел на меня в течении нескольких секунд, затем провел пальцами по волосам, пробормотал несколько французских ругательств и подошел к окну. Он посмотрел в сторону реки.

— Ты хочешь его.

Во мне вспыхнул гнев и я скрестила руки на груди.

— Тебе сколько, черт тебя дери, Эли, лет? — спросила я. — Шестнадцать что ли? Ах, нет… верно. Тебе больше двух сотен. — Я подошла сзади, схватила его за руку и развернула к себе.

Пронзительные голубые глаза нашли мои, я знала, он читает мои мысли, роется в них, как маньяк в грязном белье.

— Ты ведешь себя, как ревнивый школьник, — сказала я, немного смягчившись и проведя по его щеке пальцами. — Серьезно, Эли.

Прежде чем его лицо перестало выражать какие-либо эмоции, его взгляд потускнел, а прекрасные полные губы сжались в тонкую линию.

— Не отрицай этого, ты ведь хочешь его, да? — его голос дрожал, французский акцент стал заметней, чем обычно. Я быстро усвоила: чем сильнее акцент, тем злее Эли Дюпре.

— Викториан насильно проникает в мои сны, — грубо ответила я. — Точно также, как и управляет моими эмоциями в них. — Я подошла ближе. — Я. Ничего. Не. Могу. С. Этим. Поделать.

Гнев ожесточил черты его лица.

— Думаешь, это какая-то игра? Он смертельно опасен, Райли. Думаешь, у него есть к тебе чувства? Нечто большее, чем одержимость? Да он высосет твою кровь за пару жалких секунд. Потом уже поздно будет жалеть. — Его взгляд помрачнел. — Мне кажется, что ты наслаждаешься этими снами куда больше, чем можешь признать, — произнес он, обойдя меня стороной. У двери, он остановился, глядя прямо перед собой. — Ты могла бы прийти ко мне.