И затем многотысячная армия ринулась на штурм Лус Птокаи, защищаемого лишь горсткой элдренов.

Мы пытались вести ответный огонь с помощью оставшейся в нашем распоряжении артиллерии, но снарядов у нас было маловато, так что приходилось рассчитывать главным образом на лучников, которым и довелось принять на себя первый удар противника.

И нам все-таки удалось отразить первую атаку — после десяти часов сражения. Они отступили.

Но на следующий день и потом они продолжали атаковать, а Лус Птокаи, древняя столица Мернадина, и не думала сдаваться.

Отряд за отрядом вопящие и улюлюкающие воины карабкались на стены, а мы отвечали сверху градом стрел, расплавленным металлом и изредка выстрелами из элдренских огнеметов. Мы и сами сражались в первых рядах, Арджав и я, и каждый раз, как кто-нибудь из людей внизу замечал меня, вой и крики усиливались: они жаждали мести, каждый мечтал первым вонзить свой меч в мою грудь.

Мы бились с Арджавом как братья, бок о бок, однако наши воины-элдрены начинали уставать, и после недели непрерывных боев мы уже понимали, что вскоре будем не в состоянии сдерживать этот чудовищный натиск противника.

В ту ночь, после того как Эрмизад ушла спать, мы еще долго сидели вдвоем. Мы растирали свои ноющие от усталости руки и ноги, но говорили совсем мало.

— Скоро нам всем конец, Арджав, — заговорил я наконец. — Умрем и ты, и я. И Эрмизад. И все остальные элдрены.

Он продолжал массировать плечо, пытаясь немного расслабить будто сведенные судорогой мышцы.

— Да, — сказал он. — Это произойдет скоро.

Я рассчитывал, что он сам заговорит о том, что готово было сорваться у меня с языка, но он так и не заговорил.

На следующий день, чуя близкую победу, воины Человечества повели атаку еще более яростную. Они ближе подкатили своих Огненных Драконов, и те стали методично обстреливать главные крепостные ворота.

Я видел, как Ролдеро верхом на своем огромном вороном жеребце лично руководил этой операцией, и что-то в его поведении заставило меня осознать, что он абсолютно не сомневается в победе и намерен сокрушить нашу защиту еще до исхода дня.

Я повернулся к стоявшему рядом со мной Арджаву и уже хотел было начать разговор, но тут Огненные Драконы все одновременно изрыгнули свои страшные заряды прямо в ворота города. Левая створка огромных металлических ворот оказалась сильно поврежденной этим мощным залпом. Ворота еще держались, но было совершенно очевидно, что они падут при следующем подобном ударе артиллерии.

— Арджав! — крикнул я. — Мы немедленно должны воспользоваться вашим древним оружием. Мы должны вооружить наших элдренов!

Лицо его было смертельно бледным, но он отрицательно покачал головой.

— Арджав! Мы должны это сделать! Еще час от силы, и нас сметут вместе с городскими стенами! А еще часа через три от нас и следа не останется на этой Земле.

Он посмотрел туда, где стоял Ролдеро, дававший указания артиллеристам, и на этот раз мне не возразил.

— Хорошо, — кивнул он. — Я согласился тогда с тем, чтобы последнее решение осталось за тобой. Пошли.

И он повел меня вниз.

Я надеялся лишь на то, что он не переоценил силу своего оружия.

Арджав привел меня в подвалы, лежавшие в самом сердце крепости. Мы шли по пустым коридорам со стенами из полированного черного мрамора, освещенным маленькими фонариками, светившимися зеленоватым светом. Наконец мы оказались перед дверью из неведомого мне темного металла, и Арджав нажал на какой-то рычаг рядом с ней. Дверь отворилась, и мы вошли в кабину лифта, который повез нас куда-то еще глубже под землю.

В который раз уже я не мог скрыть изумления: ведь элдрены явно отказались от всех этих технических чудес и удобств во имя некоей странно понимаемой ими справедливости.

Потом мы вышли и оказались в большом зале, полном загадочных машин, содержавшихся в таком порядке, словно они только что были изготовлены. Ряды механизмов тянулись, по крайней мере, на полмили вперед.

— Вот это оружие, — глухо сказал Арджав.

Вокруг повсюду на стенах было развешано немыслимое количество ручного автоматического оружия, винтовок, чего-то, с точки зрения Джона Дэйкера, очень напоминавшего противотанковые гранатометы, и так далее. Там стояли машины, очень похожие на полицейские вездеходы на гусеничном ходу или на танки сверхобтекаемой формы, с прозрачными кабинами на одного человека и очень удобными сиденьями, на которых водитель мог практически лежа управлять движением. Я с удивлением заметил, что там не было ни одного летательного устройства, или, может быть, я просто не разобрался, какие из них способны летать. А потому я задал этот вопрос Арджаву.

— Летающие машины! Было бы интересно, если бы кто-нибудь изобрел их. Но не думаю, что такое возможно. За всю нашу историю нам никогда не удавалось создать машину, которая смогла бы достаточно долго продержаться в воздухе.

Я был поражен столь странным недостатком в развитии их технологии, но никак не стал это комментировать.

— Ну вот, теперь ты видел все эти устрашающие механизмы, — сказал Арджав. — Неужели ты по-прежнему хочешь их использовать?

Но он, конечно же, считал, что подобное оружие мне совершенно неведомо. А ведь все это, в общем-то, не так уж сильно отличалось от боевого оружия, известного Джону Дэйкеру. А уж в снах моих появлялись и куда более странные виды оружия.

— Надо подготовить все это к бою, — сказал я ему.

Мы вернулись наверх и приказали воинам доставить оружие на поверхность.

Ролдеро уже удалось пробить одну из створок ворот, и пришлось выставить дополнительную артиллерию специально для их защиты, однако воины человечества напирали, и кое-где близ ворот уже завязывались рукопашные схватки.

Опускалась ночь. Я надеялся, что, несмотря на несомненный успех, с наступлением темноты войска людей все-таки отойдут на прежние позиции, дав нам тем самым время на подготовку. Сквозь пробитую в воротах дыру я видел, как Ролдеро отдавал приказания своим солдатам, явно надеясь закрепить достигнутый успех до наступления темноты.

Я послал к воротам подкрепление.

Я уже начинал сомневаться в справедливости моего собственного решения.

Может быть, Арджав был все-таки прав и это преступление — выпускать на волю столь могучую огненную силу? Но потом я подумал: «А не все ли равно? Лучше, наверное, уничтожить их всех и половину планеты в придачу, чем позволить им уничтожить красоту мира — элдренов».

Я даже как-то вынужденно улыбнулся собственным мыслям. Арджаву очень не понравились бы подобные рассуждения: они были ему совершенно чужды.

Увидев, что Ролдеро привел новые силы к прорыву в воротах, я вскочил в седло ближайшей лошади и ринулся на помощь защитникам.

Я выхватил свой ядовитый меч Канаяну, я издал свой боевой клич — тот самый, что еще совсем недавно так поднимал дух тех людей, которых я вел в атаку! Они услышали его и, по-моему, были несколько ошеломлены.

Я гнал коня, не разбирая пути ни среди своих, ни среди чужих, пока не оказался прямо перед самим Ролдеро. Он изумленно воззрился на меня и осадил коня.

— Станешь биться со мной, Ролдеро? — спросил я его.

— Ну да, предатель, конечно стану, — пожал он плечами.

И он, намотав поводья на луку седла и ухватившись обеими руками за рукоять меча, обрушил на меня удар такой неимоверной силы, что я еле успел пригнуться. Меч просвистел у меня над головой.

Повсюду вокруг нас у разрушенных стен Лус Птокаи люди и элдрены отчаянно сражались в меркнувшем свете — не на жизнь, а на смерть.

Ролдеро устал, наверное, устал сильнее, чем я, но бился он упорно, и мне так и не удавалось преодолеть его защиту. Его меч ударил меня по шлему, голова у меня закружилась, я обернулся и постарался тоже нанести ему удар. Мой шлем удержался у меня на голове, а вот его свалился на землю. Он совершенно поседел с тех пор, как я в последний раз видел его без шлема.

Лицо его побагровело, глаза сверкали, рот был угрожающе оскален. Он попытался ударить меня прямо в забрало, но я успел наклонить голову, и он, не удержавшись, завалился вперед, а я тут же направил меч ему в грудь. И ударил.