— Геральт?

— Да, Калантэ.

— Ты не веришь в Предназначение?

— Не знаю, верю ли я вообще во что–нибудь. А что до Предназначения… Боюсь, одного его недостаточно. Нужно нечто большее…

— Хочу тебя спросить. Что с тобой? Ведь вроде бы ты и сам был Неожиданностью? Мышовур утверждает…

— Нет, Калантэ. Мышовур имел в виду совершенно другое. Мышовур… Он–то, пожалуй, знает. Но пользуется удобным мифом, когда ему выгодно… Неправда, будто я был тем, кого застали дома, хоть и не ожидали. Неправда, будто именно поэтому я стал ведьмаком. Я самый обыкновенный подкидыш, Калантэ. Нежеланный, незаконнорожденный сын некоей женщины, которой я не помню. Но знаю, кто она…

Королева проницательно взглянула на него, но ведьмак не продолжал.

— Неужто все рассказы о Праве Неожиданности — легенды?

— Все. Случай трудно назвать Предназначением.

— Но вы, ведьмаки, не перестаете искать?

— Не перестаем. Но это бессмысленно. Вообще бессмысленно все…

— Вы верите, что Дитя Предназначения пройдет через Испытания без риска?

— Мы верим, что такому ребенку не понадобятся Испытания.

— Один вопрос, Геральт. Совершенно личный. Разреши?

Он кивнул.

— Как известно, нет лучшего способа передать наследственные свойства, чем естественным путем. Ты прошел Испытания и выжил. Если тебе так нужен ребенок с особыми свойствами и сопротивляемостью… Почему бы тебе не найти женщину, которая… Я бестактна, да? Но, похоже, я отгадала?

— Как всегда, — грустно улыбнулся Геральт, — ты безошибочно делаешь выводы, Калантэ. Угадала, конечно. То, о чем ты говоришь, для меня недостижимо.

— Прости, — сказала она, и улыбка сошла с ее лица. — Что ж, это по–людски.

— Это не по–людски.

— Да?.. Значит, ни один ведьмак…

— Ни один. Испытание Травами, Калантэ, ужасно. А то, что с мальчиками происходит во время Трансмутации, еще страшнее. И необратимо.

— Только ты уж не раскисай, — буркнула она. — Это тебе не к лицу. Неважно, что с тобой вытворяли. Результат я вижу. На мой вкус, вполне удовлетворительный. Если б я могла предположить, что ребенок Паветты когда–нибудь станет таким, как ты, я не колебалась бы ни минуты.

— Слишком велик риск, — быстро сказал он. — Как ты и думаешь. Выживают самое большее четверо из десяти.

— Черт возьми, разве только Испытание Травами рискованно? Разве только будущие ведьмаки рискуют? Жизнь полна риска: в жизни тоже идет отбор, Геральт. Селекция. Зачастую все решает скверный случай, болезнь, война. Сопротивляться судьбе, может быть, не менее рискованно, чем отдать себя в ее руки. Геральт… Я отдала бы тебе этого ребенка… Но… Я тоже боюсь.

— Я не взял бы. Не мог бы взять на себя ответственность. Не согласился бы отягощать ею тебя. Не хотел бы, чтобы ребенок когда–нибудь вспоминал тебя так… как я…

— Ты ненавидишь ту женщину, Геральт?

— Мою мать? Нет, Калантэ. Догадываюсь, что она оказалась перед выбором… А может, и не было выбора? Нет, был, ведь ты знаешь, достаточно нужного заклинания или эликсира… Выбор. Выбор, который надо уважать, потому что это священное и неоспоримое право каждой женщины. Эмоции тут ни при чем. У нее было неоспоримое право решать, и она решила. Но, думаю, встреча с ней, выражение ее лица… Это дало бы мне что–то вроде извращенного удовлетворения, если ты понимаешь, о чем я.

— Я прекрасно понимаю, о чем ты… — улыбнулась она. — Но у тебя мало шансов испытать такое удовлетворение. Я не могу определить твой возраст, ведьмак, но полагаю, ты гораздо старше, чем об этом говорит твоя внешность. А значит, та женщина…

— Та женщина, — прервал он, — наверняка сейчас выглядит много моложе меня.

— Чародейка?

— Да.

— Интересно. Я думала, чародейки не могут…

— Она, вероятно, тоже так думала.

— Вероятно. Но ты прав, не будем обсуждать право женщины принимать решения, это обсуждению не подлежит. Вернемся к нашей проблеме. Так ты не возьмешь ребенка? Бесповоротно?

— Бесповоротно.

— А если… если Предназначение не только миф? Если оно все же существует, то не может ли оно отомстить?

— Если будет мстить, то мне, — спокойно ответил он. — Ведь против него выступаю я. Ты–то выполнила свою часть обязательства. Ведь если Предназначение не легенда, то из указанных тобою детей я должен был выбрать соответствующего. Но ведь ребенка Паветты нет среди них?

— Есть. — Калантэ медленно подняла голову. — Хочешь увидеть? Хочешь взглянуть в глаза Предназначению?

— Нет. Не хочу. Отказываюсь, отрекаюсь. Отрекаюсь от этого мальчика. Не хочу смотреть в глаза Предназначению, потому что не верю в него. Ибо знаю: чтобы соединить двух человек, одного Предназначения недостаточно. Нужно нечто большее, чем Предназначение. Я смеюсь над таким Предназначением, я не последую за ним, как мальчишка, которого ведут за руку, ничего не понимающий и наивный. Это мое бесповоротное решение, Калантэ из Цинтры.

Королева встала. Улыбнулась. Он не мог угадать, что кроется за ее улыбкой.

— Да будет так, Геральт из Ривии. Быть может, тебе как раз и было предначертано отречься. Может быть, это было твоим Предназначением. Думаю, так оно и есть. Так знай же, если б ты выбрал и выбрал правильно, то увидел бы, что Предназначение, над которым смеешься ты, жестоко посмеялось бы над тобой.

Он посмотрел в ее ядовито–зеленые глаза. Она улыбнулась. Разгадывать ее улыбки он не умел.

Рядом с беседкой росли розы. Целый куст. Он наклонил ветку, сорвал цветок, опустился на колено и двумя руками подал ей, опустив при этом голову.

— Как жаль, что я не узнала тебя раньше, белоголовый, — проговорила она, принимая розу из его рук. — Встань.

Он встал.

— Если изменишь решение, — она поднесла розу к лицу, — если решишь… Возвращайся в Цинтру. Я буду ждать. И твое Предназначение тоже будет ждать тебя. Возможно, не до бесконечности, но наверняка еще какое–то время.

— Прощай, Калантэ.

— Прощай, ведьмак. Будь осторожен. У меня… У меня минуту назад было предчувствие… Странное предчувствие… будто я вижу тебя в последний раз.

— Прощай, королева.

Он проснулся и с удивлением отметил, что мучительная боль исчезла, казалось также, что перестала досаждать пульсирующая, натягивающая кожу припухлость. Он хотел вытянуть руку, потрогать, но не мог пошевелиться. Пока понял, что сдерживает его лишь тяжесть кож, которыми он накрыт, холодный, отвратительный ужас опустился ему на живот, впился во внутренности, словно ястребиные когти. Он сжимал и разжимал пальцы, мысленно повторяя: нет, я не…

Парализован…

— Ты проснулся.

Не вопрос, констатация. Тихий, но внятный мягкий голос. Женщина. Молодая, вероятно. Он повернул голову, застонал, пытаясь подняться.

— Не шевелись. Во всяком случае, не так резко.

— Нннн, — налет, склеивавший губы, разорвался, — нннет… Не рана… Спина…

— Пролежни, — спокойная, холодная констатация, не соответствующая мягкому альту. — Я помогу. Вот, выпей. Медленно, малыми глотками.

У жидкости был в основном запах и вкус можжевельника. «Старый способ, — подумал он. — Можжевельник либо мята просто добавки, значения не имеют, введены лишь для того, чтобы замаскировать настоящий состав». И, однако, он распознал паперник, может, корнежом. Да, наверняка корнежом, корнежом нейтрализует токсины, очищает кровь, испорченную гангреной либо заражением.

— Пей. До конца. Медленней, а то подавишься.

Медальон на шее начал легонько вибрировать. Стало быть, в напитке была и магия. Он с трудом расширил зрачки. Теперь, когда она подняла ему голову, он мог рассмотреть ее получше. Небольшая. В мужской одежде. Маленькое и бледное в темноте лицо.

— Где мы?

— На поляне смолокуров.

Действительно, в воздухе плавал запах смолы. Он слышал голоса, долетающие от костра. В этот момент кто–то подкинул хвороста, пламя с треском взвилось вверх. Он снова взглянул, воспользовавшись светом. Волосы у нее были стянуты опояской из змеиной кожи. Волосы…