— Поскольку преемник министра иностранных дел еще не назначен, — продолжал Дийкстра, — на меня возложена малоприятная обязанность проинформировать вас, ваше превосходительство, что вы признаны в королевстве Реданском персоной нон грата.

Посол поклонился.

— Весьма сожалею, — сказал он, — что чреватые взаимным отзывом послов последствия вызваны проблемами, непосредственно не затрагивающими ни королевства Реданского, ни империи Нильфгаарда. Империя не предпринимала никаких враждебных Редании шагов.

— Если, конечно, не считать блокады устья Яруги и островов Скеллиге для наших кораблей и товаров. А также вооружения и поддержки банд скоя’таэлей.

— Это, ваше превосходительство, злостные инсинуации.

— А концентрация имперских сил в Вердэне и Цинтре? А рейды вооруженных банд на Содден и Бругге? Содден и Бругге — темерские протектораты, а мы, ваше превосходительство, в союзе с Темерией, так что нападение на Темерию — это нападение на нас. Остаются также проблемы, касающиеся непосредственно Редании: мятеж на острове Танедд и бандитское покушение на короля Визимира. И роль, которую империя сыграла в этих событиях.

— Quod attinet[4] инцидента на Танедде, — развел руками посол, — я не уполномочен высказывать свое мнение. Его императорскому величеству Эмгыру вар Эмрейсу чужды закулисные игры и сведение личных счетов между вашими чародеями. Я весьма сожалею о том, что наши протесты относительно вашей пропаганды, всячески пытающейся навязать общественному мнению иной взгляд на вещи, дают исчезающе малый эффект. Пропаганды, распространяемой, позволю себе заметить, не без поддержки властей королевства Реданского.

— Ваши протесты поражают и безмерно удивляют меня, — улыбнулся Дийкстра. — Кстати, император отнюдь не скрывает, что при его дворе находится цинтрийская герцогиня, похищенная именно на Танедде.

— Цирилла, королева Цинтры, — с нажимом поправил Шилярд Фиц–Эстерлен, — была не похищена, но искала в империи убежища. Здесь нет ничего общего с инцидентом на Танедде.

— Серьезно?

— Инцидент на Танедде, — продолжал с каменной физиономией посол, — вызвал неудовольствие императора. А коварное покушение какого–то сумасшедшего на жизнь короля Визимира — его искреннее возмущение. Еще большее возмущение и отвращение вызывает распространяемая в обществе мерзкая сплетня о якобы скрывающихся в империи истинных подстрекателях названных преступлений.

— Изоляция истинных подстрекателей, — медленно проговорил Дийкстра, — положит конец сплетням. Будем надеяться. А их изоляция и восстановление справедливости — вопрос времени.

— Justitia fundamentum regnorum, — серьезно согласился Шилярд Фиц–Эстерлен. — A crimen horribilis non potest non esse punibile.[5] Ручаюсь, что его императорское величество также желает, чтобы стало так.

— Император в силах выполнить это желание, — как бы нехотя проговорил Дийкстра, скрещивая руки на груди. — Одна из вдохновительниц заговора, Энид ан Глеанна, до недавнего времени — чародейка, известная под именем Францеска Финдабаир, с императорского благословения разыгрывает из себя королеву марионеточного государства эльфов в Доль Блатанна.

— Его императорское величество, — холодно поклонился посол, — не может вмешиваться в дела Доль Блатанна, независимого государства, признанного всеми сопредельными.

— Но не Реданией. Для Редании Доль Блатанна — по–прежнему часть королевства Аэдирн. Хотя совместно с эльфами и Каэдвеном вы растащили Аэдирн по кускам, хоть от Лирии не осталось lapis super lapidem,[6] вы слишком поспешно вымарали эти королевства с карты мира. Слишком быстро и поспешно, ваше превосходительство. Однако сейчас не время и не место дискутировать на сей счет. Пусть себе Францеска Финдабаир пока что правит, истина и справедливость восторжествуют. А как с другими бунтовщиками и организаторами покушения на короля Визимира? Что с Вильгефорцем из Роггевеена, что с Йеннифэр из Венгерберга? Есть основания полагать, что после провала путча они сбежали в Нильфгаард.

— Уверяю вас, — поднял голову посол, — это не так. И если б такое случилось, ручаюсь, кара их не минует.

— Они виновны не перед вами, следовательно, не вам их карать. Искренность желания осуществить возмездие, являющееся, как вы говорите, fundamentum regnorum,[7] император Эмгыр докажет, выдав нам преступников.

— Нельзя отказать в справедливости вашему требованию, — признал Шилярд Фиц–Эстерлен, изобразив на лице смущенную улыбку. — Однако этих персон нет в империи, это primo.[8] Secundo,[9] если б они даже туда попали, то существует impediment.[10] Экстрадицию совершают по приговору суда, в данном случае вынесенному имперским советом. Надеюсь, вы, ваше превосходительство, не станете возражать, что разрыв Реданией дипломатических отношений — акт недружелюбный, и трудно рассчитывать на то, что Совет выскажется в пользу экстрадиции персон, ищущих убежища, если таковой экстрадиции домогается недружественное государство. Это был бы случай беспрецедентный. Разве что…

— Что?

— Разве что создать такой прецедент?

— Не понимаю.

— Если б королевство Реданское согласилось выдать императору его подданного, арестованного у вас обыкновенного бандита, император и его Совет имели бы основания ответить взаимностью на такой жест доброй воли.

Дийкстра долго молчал, казалось, он дремлет или размышляет.

— О ком идет речь?

— Имя преступника… — Посол прикинулся, будто пытается вспомнить, потом открыл сафьяновую папочку с документами. — Простите, memoria fragilis est…[11] Ага, вот. Некий Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах. За ним числятся немалые преступления. Он разыскивается за убийство, дезертирство, raptus puellae,[12] изнасилование, воровство и подделку документов. Скрываясь от гнева императора, он сбежал за границу.

— В Реданию? Далекий же он выбрал путь.

— Ваше превосходительство, — слегка улыбнулся Шилярд Фиц–Эстерлен, — вы, насколько мне известно, не ограничиваете своих интересов только лишь Реданией. Мы ничуть не сомневаемся, что, если б преступник был схвачен в одном из союзных Редании королевств, вы, ваше превосходительство, знали б об этом из донесений своих многочисленных знакомых.

— Как, говорите, зовут преступника–то?

— Кагыр Маур Дыффин аэп Кеаллах.

Дийкстра долго молчал, притворяясь, будто копается в памяти, наконец сказал:

— Нет, знаете ли, никого с подобным именем не арестовывали.

— Серьезно?

— Моя memoria в таких вопросах fragilis не бывает. Сожалею, ваше превосходительство.

— Взаимно, — холодно ответил Шилярд Фиц–Эстерлен. — Особенно сожалею, поскольку взаимная экстрадиция преступников при таких условиях представлялась бы осуществимой. Не смею дольше задерживать ваше внимание. Желаю здоровья и успехов.

— Взаимно. Прощайте, ваше превосходительство.

Посол вышел, проделав несколько весьма сложных церемониальных поклонов.

— Поцелуй меня в sempiternum meam, хитрец, — проворчал Дийкстра, скрещивая руки на груди. — Ори! Вылезай!

Красный от долго сдерживаемого кашля секретарь вышел из–за портьеры.

— Филиппа все еще торчит в Монтекальво?

— Да, кхе, кхе. И с нею госпожи Ло–Антиль, Меригольд и Мец.

— Через день–два может начаться война, через минуту вспыхнет граница на Яруге, а эти бабы заперлись в какой–то зачуханной развалюхе. Бери перо, пиши. «Возлюбленная Филь…» А, холера!

— Я написал: «Дорогая Филиппа».

— Прекрасно. Пиши дальше. «Возможно, тебе будет интересно узнать, что чудака в шлеме с перьями, который скрылся с Танедда столь же таинственно, сколь и появился, зовут Кагыр Маур Дыффин, он сын сенешаля Кеаллаха. Этого странного типа ищем не только мы, но, как выяснилось, и служба Ваттье де Ридо и люди того курвиного сына…»