— Моего жеребца зовут Пегас.

— Само собой! Знаешь, что? Мою эльфью кобылу тоже надо бы как–то назвать. Хммм…

— Может, Плотвичка? — съехидничал трубадур.

— Плотва? — согласился ведьмак. — А что, звучит.

— Геральт?

— Слушаю.

— У тебя в жизни была хоть одна лошадина, которую не называли бы Плотва?

— Нет, — ответил ведьмак после недолгого раздумья. — Не было. Подгони своего кастрированного жеребца, Лютик. Путь дальний.

— И верно, — буркнул поэт. — Нильфгаард… Как думаешь, сколько верст?

— Много.

— До зимы доберемся?

— Сначала до Вердэна. Там обсудим… некоторые проблемы.

— Какие? Думаешь отделаться от меня? Как бы не так! Я буду тебя сопровождать! Так я решил.

— Посмотрим. Я же сказал, сначала надо добраться до Вердэна.

— А далеко еще? Ты эти места знаешь?

— Знаю. Мы у порогов Кеанн Трайса, перед нами место, которое называется Седьмая Верста. А вон те горки за рекой — Совиные Холмы.

— А мы едем на юг, вниз по течению? Ленточка впадает в Яругу где–то в районе крепости Бодрог…

— Мы поедем на юг, но по тому берегу. Ленточка сворачивает к западу, мы поедем лесами. Я хочу добраться до места, которое называется Дришот, то есть Треугольник. Там сходятся границы Вердэна, Бругге и Брокилона.

— А оттуда?

— К Яруге. И к устью. В Цинтру.

— А потом?

— А потом видно будет. Если это вообще возможно, заставь своего Пегаса идти хоть немного быстрее.

Ливень настиг их на переправе, на самой середине реки. Сначала поднялся сильный ветер, прямо–таки ураганными порывами вороша волосы и плащи, сеча лица листьями и веточками, сорванными с прибрежных деревьев и кустов. Криками и ударами пяток они подгоняли лошадей и, вспенивая воду, двигались к берегу. Когда ветер неожиданно утих, они увидели движущуюся на них стену дождя. Поверхность Ленточки побелела и закипела, словно кто–то с неба кидал в реку миллиарды свинцовых шариков.

Еще не добравшись до берега, они уже здорово вымокли. Быстро укрылись в лесу. Кроны деревьев образовали над головами плотную зеленую крышу, но это была не та крыша, которая могла бы укрыть от такого ливня. Дождь быстро иссек и наклонил листья, спустя минуту в лесу лило ничуть не хуже, чем на открытом пространстве.

Они завернулись в плащи, подняли капюшоны. Меж деревьев воцарилась тьма, освещаемая только все более частыми сполохами молний. То и дело громыхало, протяжно и оглушительно. Плотва пугалась, фыркала и плясала. Пегас хранил невозмутимое спокойствие.

— Геральт! — вскрикнул Лютик, пытаясь перекричать очередной развал грома, катящийся по лесу гигантской телегой. — Давай остановимся! Спрячемся где–нибудь!

— Где? — крикнул тот в ответ. — Езжай!

И они ехали.

Спустя какое–то время дождь заметно ослаб, ветер опять зашумел в кронах деревьев, раскаты громов перестали сверлить уши. Они выехали на тропу, бегущую через густой ольховник. Потом на поляну. На поляне вздымался гигантский бук, под его ветвями, на толстом и просторном ковре из коричневых листьев и орешков, стоял запряженный парой мулов воз. На козлах сидел возница и целился в них из арбалета. Геральт выругался. Слова заглушил раскат грома.

— Опусти самострел, Кольда, — сказал невысокий человек в соломенной шляпе, отворачиваясь от ствола бука, подпрыгивая на одной ноге и застегивая штаны. — Мы не этих ждем. Но все одно — клиенты. Не пугай клиентов, Кольда. Времени у нас маловато, но поторговать завсегда успеем!

— Кой черт? — проворчал Лютик за спиной у Геральта.

— Подъезжайте ближе, господа эльфы! — крикнул человек в шляпе. — Не бойтесь, я свой. N’ess a tearth! Va, Seidhe. Ceadmil! Я свой, понимаешь, эльф? Поторгуем? Ну, подъезжайте сюда, под буковину, тута не так льет на голову!

Геральт ошибке не удивился. Они с Лютиком были закутаны в серые эльфьи плащи. На нем самом была полученная от дриад куртка с любимым эльфами лиственным мотивом, а сидел он на коне с типично эльфьей сбруей и характерно украшенными трензелями. Лицо частично заслонял капюшон. Что до красавчика Лютика, так того уже и раньше не раз принимали за эльфа или полуэльфа, особенно после того, как он отпустил волосы до плеч и взял привычку изящно завивать их на железках.

— Поосторожнее, — буркнул ведьмак, — слезай. Ты — эльф. Не раскрывай пасти без надобности.

— Это почему же?

— Это гавенкары.

Лютик тихонько зашипел. Он понимал, чем тут пахнет.

Всем правили деньги, спрос вызывал предложение. Рыскающие по лесам скоя’таэли собирали годную на продажу, но ненужную им добычу, однако страдали от недостатка оружия и экипировки. Так родилась лесная разъездная торговля. На просеки, тропы и поляны втихую заявлялись телеги торгующих с белками спекулянтов. Эльфы называли их hav’caaren, словом непереводимым, но как–то сочетающимся с хищным корыстолюбием. Меж людей укоренился термин «гавенкары», и слово это в ушах Геральта по крайней мере звучало еще паскуднее. Потому что паскудными были и эти люди. Жестокие и беспощадные, не отступающие ни перед чем, даже перед убийством. Схваченный солдатами гавенкар не мог рассчитывать на милосердие. А потому и сам не привык его проявлять. Встретив на пути кого–то, кто мог бы выдать его солдатам, он не раздумывая хватался за самострел либо нож.

Так что влипли они — лучше не придумаешь. К счастью, гавенкары приняли их за эльфов. Геральт плотнее заслонил лицо капюшоном и начал подумывать о том, что будет, когда маскарад раскроется.

— Ну, дает! — потер руки торгаш. — Льет, словно кто в небе дырку пробуравил. Паршивый tedd, ell’ea? Ну ничего, для торговли нет плохой погоды. Есть только скверный товар или скверные денежки, хе, хе! Понял, эльф?

Геральт кивнул. Лютик буркнул что–то нечленораздельное из–под капюшона. На их счастье, презрительная нелюбовь эльфов к общению с людьми была широко известна и никого не удивляла. Однако возница не отложил самострел, а это был недобрый знак.

— Вы от кого? Из какой команды? — Гавенкар, как и всякий серьезный торговец, не дал сбить себя с толку сдержанностью и неразговорчивостью клиентов. — От Коиннеаха Де Рео? От Ангуса Бри–Кри? Или, может, от Риордаина? Риордаин, к примеру, неделю назад под корень вырубил королевских коморных, с обозом идущих, а в обозе–то дань была собранная. Монета, не хламье какое. Я не беру в оплату ни деготь, ни зерно, ни окровавленную одежу, а из добычи токмо норку, соболя, аль горностая. Но милей всего мне монетка, камушки да драгоценности! Ежели есть — можно поторговаться. У меня товарец — первый сорт! Evelienn vara en ard scedde, ell’ea, понял, эльф? Все есть. Гляньте.

Торгаш подошел к возу, приподнял край тента. Они увидели мечи, луки, пучки стрел, седла. Гавенкар покопался в товаре, вытащил одну из стрел. Наконечник был зазубренный и надпиленный.

— У других такого не сыщете, — сказал он хвастливо. — Другие купцы с перепугу в штаны накладут, хвосты подожмут, потому как за такие стрелочки лошадками напополам разрывают, ежели кого с ними прихватят. Но я–то знаю, что белкам любо, клиент — наш хозяин, а торговлишки без риска не бывает, только б профитик был! У меня разбрызгивающие наконечники, девять оренов за дюжину. Разнесут так, что кусочков не соберешь! Naev’de aen tvedeane, ell’ea, понял, Seidhe? Клянусь, не обдираю, сам зарабатываю малость самую, головками деток своих клянусь. Ежели три дюжины сразу возьмете, шесть процентов скину с цены. Случайность, клянусь, чистейшая случайность… Эй, Seidhe, а ну, прочь от фургона!

Лютик испуганно отдернул руку от тента, глубже натянул капюшон.

Геральт неведомо который раз проклял про себя неуемную любознательность барда.

— Mir’me vara, — забормотал Лютик, просительно поднимая руки. — Squaess’me.

— Ладно, ничего, — осклабился гавенкар. — Но туда нельзя заглядывать, потому как там на возу другой товар тожить есть. Но не на продажу, не для Seidhe. Заказной, хе–хе. Ну, мы тут болтаем… Кажите денежки.

«Начинается», — подумал Геральт, глядя на натянутый самострел возницы. У него были основания полагать, что наконечник стрелы вполне мог быть гавенкарской «случайно приобретенной», разбрызгивающей штучкой, которая, попав в живот, выходила из спины в трех, а порой и четырех местах, превращая внутренности подстреленного в весьма неприятный гуляш.