Женщины из Кернова разукрасили все окружающие ветки чернью и серостью развешанной для сушки одежды, а сами в одних ночных рубашках, собранных у шеи, стыдливо укрылись в кустах и занялись стряпней. Раздетые догола ребятишки разыгрались, самыми причудливыми способами нарушая благородный покой исходящей паром пущи. Лютик отсыпался. Мильва исчезла.

Краснолюды отдыхали активно. Фиггис Мерлуццо и Мунро Бруйс отправились на поиски грибов. Золтан Хивай, Язон Варда, Калеб Страттон и Персиваль Шуттенбах уселись неподалеку от телеги и без передыху резались в гвинт — их любимую карточную игру, которой отдавали каждую свободную минуту даже в предыдущие дождливые вечера.

Ведьмак иногда подсаживался и болел, теперь поступил так же. Сложных правил этой типично краснолюдской игры он по–прежнему не мог уразуметь, но восхищался исключительно старательным исполнением карт и картинками фигур. В сравнении с теми, которыми пользовались люди, карты краснолюдов были истинным шедевром полиграфии. Геральт в который уже раз убеждался, что техника бородатого народца ушла далеко вперед не только в области горного промысла и металлургии. То, что в конкретной, карточной отрасли способности краснолюдов не обеспечили им монополии на рынке, объяснялось лишь тем, что у людей карты были не столь популярны, как кости, а наиболее активные представители человеческой расы менее всего обращали внимание на эстетику. Люди, за которыми ведьмаку довелось наблюдать не раз, как правило, резались в истрепанные, замусоленные картонки, настолько грязные, что прежде чем сделать ход, картежникам приходилось их с трудом отлеплять от пальцев. Фигуры были изображены так неряшливо, что отличить, например, даму от валета можно было лишь благодаря тому, что валет сидел на коне. Впрочем, конь больше напоминал покалеченного хорька.

Картинки на картах краснолюдов исключали подобные ошибки. Окоронованные короли, которых краснолюды именовали «выжниками», были явно королевских статей, дамы — или «бабы» по краснолюдской терминологии — грудасты и красивы, а вооруженные алебардами валеты — «нижники» — лихо усаты. Солнце пригревало, лес парил. Геральт болел. Основным принципом краснолюдского гвинта было что–то напоминающее торг на конском рынке — как интенсивностью, так и напряженностью голосов торгующихся. Затем пара, объявляющая самую высокую «цену», старалась получить как можно больше взяток, чему другая пара игроков всячески мешала. Игра протекала громко и шумно, а рядом с каждым игроком лежала толстая палка. Пользовались палками довольно редко, но хватались за них часто.

— Ты чего делаешь, зуб те в корень! Дуб хреновый! Ты почему листами пошел заместо сердец? Я чего, задарма в сердцах гвинтовал? У–ух, взял бы дрын и огрел бы тебя по дурной башке!

— Дык у меня ж было четыре листа с нижником. Я думал набрать!

— Аккурат четыре! Небось собственный хер присчитал, карты–то меж ног держал. Ты хоть малость–то думай, Страттон, тут тебе не университет какой! Тут в карты играют! Да при хорошей–то карте и свинья выиграет. Сдавай, Варда.

— Лепня в звонах.

— Мала куча в шарах.

— Ширял выжник в шарах, да осталось ох да ах! Дубль в листах.

— Гвинт!

— Не дрыхни, Калеб! Дубль с гвинтом был! Что нахмурился?

— Больша куча в звонах!

— Хааа! Пас! Ну и чего? Никто не гвинтует? Поджали хвосты, сынки? Вистуй, Варда. Персиваль, перец старый, ежели ему еще раз подмигнешь, так тресну меж глаз, до зимы не проморгаешься!

— Нижник!

— Баба!

— А я по ней выжником! Баба, тоже мне! Бью и ха–ха, еще у меня сердца есть, на черный час приберег! Нижник, десята, девята…

— И хрен с ними! А я козырем. Кто без козырей, тому… Ха, ха! И в кучу! Ага, Золтан! Вот те в пуп!!!

— Видали его, гнома тырканного! И–эх! Взял бы дрын…

Прежде чем Золтан сумел воспользоваться палкой, из леса донесся дикий визг.

Геральт вскочил первым. Выругался на бегу, потому что колено снова прошила боль. Тут же следом мчался Золтан Хивай, схватив с телеги свой обмотанный кошачьими шкурками меч. Остальные краснолюды и Персиваль Шуттенбах кинулись за ним, вооружившись палками, последним трусил Лютик, разбуженный криком. Сбоку, из леса выскочили Фиггис и Мунро. Бросив корзинки с грибами, оба краснолюда подхватили на руки и оттащили убегающих детей. Неведомо откуда появилась Мильва, на ходу вытаскивая стрелу из колчана и указывая ведьмаку место, откуда донесся крик. Впрочем, Геральт и без того слышал, видел и уже знал, в чем дело.

Кричала веснушчатая лет девяти девчушка с косичками. Она стояла словно истукан в нескольких шагах от кладки сгнивших стволов. Геральт подскочил, схватил ее под мышки, прерывая дикий писк и одновременно уголком глаза ловя шевеление между стволами. Быстро попятился, налетев на Золтана и его краснолюдов. Мильва, которая тоже заметила движение среди стволов, натянула лук.

— Не стреляй, — прошипел он. — Забирай отсюда ребенка! Быстро! А вы — назад. Только спокойно. Никаких резких движений.

Вначале им казалось, что пошевелилась одна из гнилых колод, словно собиралась слезть с нагретой солнцем кладки и поискать тени среди деревьев. Лишь присмотревшись внимательнее, можно было заметить нетипичные для колоды элементы — прежде всего четыре пары тонких лап с шишковатыми суставами, поднимающихся над грязным, покрытым точками и поделенным на рачьи сегменты панцирем.

— Только спокойно, — тихо повторил Геральт. — Не провоцируйте его. Не обманитесь его кажущейся неподвижностью. Он не агрессивен, но способен двигаться молниеносно. Если почувствует угрозу, может напасть, а против его яда противоядия нет.

Существо потихоньку вползло на колоду. Посматривало на людей и краснолюдов, медленно вращая сидящими на стебельках глазами. И почти не двигалось. Чистило концы лап, поочередно приподнимая их и старательно общипывая вызывающими уважение острыми жвалами.

— Столько крика, — вдруг спокойно бросил Золтан, вставая рядом с ведьмаком, — я уж подумал было, это и впрямь что–то страшное. К примеру, кавалерист из вердэнских добровольцев. Или прокуратор. А это, глянь–ка, просто шибко выросший паучий рачище. Надо признать, интересные формы ухитряется принимать природа.

— Уже не ухитряется, — ответил Геральт. — То, что там сидит, это гловоглаз. Творение Хаоса. Вымирающий реликт, оставшийся после Сопряжения Сфер, если ты знаешь, о чем я говорю.

— Представь себе, знаю, — посмотрел ему в глаза краснолюд. — Хоть и не ведьмак и не спец по Хаосу и таким зверушкам. М–да, интересно, что ты, ведьмак, теперь сотворишь с этим… послесопряженным реликтом. Точнее говоря, любопытно, как? Воспользуешься собственным мечом или предпочтешь мой сигилль?

— Хорошее оружие. — Геральт глянул на меч, который Золтан вытянул из лаковых ножен, обмотанных кошачьими шкурками. — Но оно не понадобится.

— Интересно, — повторил Золтан. — А мы, стало быть, будем стоять и таращиться друг на друга? Ждать, пока реликт почувствует угрозу? А может, повернуться и призвать на помощь нильфгаардцев? Ну, что предлагаешь, изничтожитель чудовищ?

— Принесите с телеги черпак и крышку от котла.

— Чего–чего?

— Не спорь со спецом, Золтан, — бросил Лютик. Персиваль Шуттенбах кинулся к телеге и мгновенно доставил требуемое. Ведьмак подмигнул компании и изо всех сил принялся колотить черпаком по крышке.

— Хватит! Кончай! — чуть ли не сразу заорал Золтан Хивай, зажимая уши руками. — Черпак, дьявол тебя раздери, сломаешь! Сбежал рак–то! Сбежал уже, дуб хреновый.

— Еще как сбежал! — восхитился Персиваль. — Аж пыль столбом. Мокрель кругом, а за ним пыль, чтоб я сдох!

— У гловоглаза, — холодно пояснил Геральт, возвращая краснолюду немного помятые кухонные принадлежности, — невероятно чуткий и нежный слух. Ушей нет, а слышит он, я бы сказал, всем собой. Особенно он не переносит металлических звуков. Ему больно…

— Даже в жопе, — прервал Золтан. — Знаю, у меня тоже засвербило, когда ты принялся дубасить по крышке. Если у чуда слух получше моего, то я ему сочувствую. Надеюсь, он не вернется? Дружков не приведет?