— Теперь понял? Курганы тут пасутся. На выгоне, стало быть.
Просторная низина перед ними была уже затянута вечерним туманом, из которого, словно из моря, докуда хватал глаз, выступали бесчисленные могильные холмы и омшелые монолиты. Некоторые камни были обычными бесформенными глыбами. Другие, ровно отесанные, превращены в обелиски и менгиры. Третьи, стоявшие ближе к центру этого каменного леса, были сгруппированы в дольмены, могильные холмики и кромлехи и расположены концентрически, что исключало случайный каприз природы.
— Да уж, — повторил краснолюд. — Лучше места для ночлега не придумаешь. Эльфье кладбище. Если мне память не изменяет, ведьмак, ты недавно гулей упомянул? Ну так вот знай, я их чую меж этих курганов. Здесь, должно быть, все. Гули, гравейры, вампиры, вихты, духи эльфов, привидения — полный набор! Все сидят там и знаете, о чем сейчас думают? Что, мол, вот не придется ужин искать, сам пришел.
— Может, вернемся? — шепотом предложил Лютик. — Может, выберемся отсюда, пока еще немного видно?
— Бабы больше и шага не сделают, — зло бросила Мильва. — Дети от усталости с ног валятся. Кони утомлены. Сам же подгонял, Золтан, еще немного, еще полверсты, повторял, еще стае,[14] болтал. А теперь что? Два стае взад переть? Дерьмо все это! Кладбище — не кладбище, жальник — не жальник, ночуем где досталось.
— И верно, — поддержал ведьмак, слезая с лошади. — Не паникуйте. Не всякое кладбище чудовищами и привидениями полнится. Я никогда не бывал на Фэн Карне, но если б тут действительно было опасно, я б об этом слышал.
Никто, не исключая и Фельдмаршала Дуба, не проронил ни слова. Женщины из Кернова разобрали своих детей и уселись тесной кучкой, молчаливые и явно напуганные. Персиваль и Лютик стреножили коней и пустили их на буйную траву. Геральт, Золтан и Мильва подошли к краю поляны, рассматривая утопающее в тумане и надвигающихся сумерках кладбище.
— Ко всему прочему еще и новолуние, — буркнул краснолюд. — Ох, будет сегодня ночью ведьмов праздник, чую, ох, дадут нам демоны жару… А что это там светится на юге? Не зарево?
— А как же, зарево и есть, — подтвердил ведьмак. — Снова кому–то кто–то крыши над головами запалил. Знаешь что, Золтан? Я себя как–то безопаснее чувствую здесь, на Фэн Карне.
— Я тоже так себя почувствую, когда солнце взойдет. Если только гули дадут нам восхода дождаться.
Мильва покопалась в торбе, вытащила что–то блестящее.
— Серебряный наконечник. На такую оказию приберегала. В пять крон мне на базаре обошелся. Таким гуля можно пришить, ведьмак, а?
— Не думаю, чтобы тут были гули.
— Ты ж сам говорил, — буркнул Золтан, — что висельника на дубе гули обгрызли. А где жальник, там и гули.
— Не всегда.
— Ловлю тебя на слове. Ты — ведьмак, спец, надеюсь, будешь нас защищать. Мародеров ты здорово разделал… А что, гули дерутся лучше мародеров?
— Несравненно. Я же просил — перестаньте паниковать.
— А против вомпера пойдет? — Мильва насадила серебряный наконечник на стержень стрелы, проверила остроту подушечкой большого пальца. — Или на упыря?
— Может подействовать.
— На моем сигилле, — буркнул Золтан, обнажая меч, — выгравировано старинными краснолюдскими рунами древнейшее краснолюдское заклинание. Ежели хоть какой–никакой гуль приблизится ко мне на длину клинка — запомнит меня! Вот, гляньте.
— Хо, — заинтересовался подошедший в этот момент Лютик. — Так вот они какие, знаменитые тайные письмена краснолюдов? И о чем говорит надпись?
— «На погибель сукинсынам!»
— Что–то пошевелилось среди камней! — неожиданно воскликнул Персиваль Шуттенбах. — Гуль, гуль!
— Где?
— Вон там, там! Среди камней спрятался!
— Один?
— Я видел одного.
— Знать, здорово проголодался, коли думает к нам еще до ночи подобраться. — Краснолюд поплевал на ладони и крепче ухватил рукоять сигилля. — Хо–хо! Враз убедится, что лакомство ему не по зубам. А ну, Мильва, всади ему стрелу в жопу, а я выпущу из него дух!
— Ничего я там не вижу, — прошипела Мильва, держа у подбородка перья стрелы. — Ни травка меж камней не дрогнет. А тебе не привиделось, гном?
— Отнюдь, отнюдь, — возразил Персиваль. — Видите вон тот валун, что вроде разбитого стола? Туда гуль скрылся, как раз за ту каменюку.
— Стойте здесь. — Геральт быстро вынул меч из ножен за спиной. — Стерегите баб и следите за лошадьми. Если гули нападут, животные сбесятся. Я пойду проверю, что это было.
— Один не пойдешь, — решительно возразил Золтан. — Тогда, на мызе, я позволил тебе одному пойти, потому как оспы испугался. И две ночи кряду не мог уснуть от срама. Больше — никогда! Персиваль, а ты куда? На тылы? Ты ж вроде бы чуду увидел, значит, теперь авангардом пойдешь. Не боись, я иду следом.
Они осторожно пошли меж курганов, стараясь не шуметь в траве, доходящей Геральту до колен, а краснолюду и гному до пояса. Приближаясь к дольмену, который указал Персиваль, быстро разделились, отрезая гулю дорогу к бегству. Но тактика оказалась ненужной. Геральт знал, что так оно и будет — его ведьмачий медальон даже не дрогнул, не просигналил ни о чем.
— Никого тут нет, — осматриваясь, отметил Золтан. — Ни живого духа. Надо думать, привиделось тебе, Персиваль. Ложная тревога. Напрасно только страху на нас нагнал. Да, положено тебе за это дать пинка под зад.
— Видел! — взъерепенился гном. — Видел, как между камнями проскакивал. Худой, черный, как сборщик податей…
— Заткнись, гном дурной, не то я тебе…
— Что за странный запах? — спросил вдруг Геральт. — Не чуете?
— А и верно. — Краснолюд принюхался на манер гончей. — Странно воняет.
— Травы. — Персиваль потянул воздух чутким двухдюймовым носом. — Полынь, камфорный базилик, шалфей, анис… Корица? Какого черта?
— А чем воняют гули, Геральт?
— Трупами. — Ведьмак быстро осмотрел следы в траве, потом в несколько шагов вернулся к дольмену и слегка постучал плоскостью меча по камню.
— Вылезай, — прошипел он сквозь зубы. — Знаю, что ты там. А ну, живо, не то ткну в дыру железом.
Из идеально замаскированной норы под камнем донеслось глухое урчание.
— Вылезай, — повторил Геральт. — Мы ничего тебе не сделаем.
— Волос у тебя с головы не упадет, — сладко заверил Золтан, поднимая над норой сигилль и грозно вращая глазами. — Выходи смело!
Геральт покачал головой и решительным жестом велел ему отойти. В дыре под дольменом снова захрипело и оттуда крепко дыхнуло травяно–корневым ароматом. Через минуту появилась седая голова, а потом лицо, украшенное породистым горбатым носом, определенно принадлежавшим не гулю, а худощавому мужчине средних лет. Персиваль не ошибся. Мужчина действительно немного смахивал на сборщика податей.
— Можно вылезти не опасаясь? — спросил он, поднимая на Геральта черные глаза под седеющими бровями.
— Можешь.
Мужчина выбрался из дыры, отряхнул черную одежду, перехваченную в поясе чем–то вроде фартука, поправил полотняную торбу, вызвав тем самым волну травяных запахов.
— Предлагаю вам, милостивые государи, спрятать оружие, — сказал он совершенно спокойно, водя взглядом по окружающим его путникам. — Оно не понадобится. У меня, как видите, никакого оружия нет. Я его не ношу. Никогда. Нет при мне также ничего такого, что можно было бы счесть достойной вас добычей. Меня зовут Эмиель Регис — цирюльник. Я из Диллингена.
— Действительно, — поморщился Золтан Хивай. — Цирюльник, алхимик или же знахарь. Не обижайтесь, но от вас сильно несет аптекой.
Эмиель Регис, не разжимая губ, странно усмехнулся, развел руками — мол, что поделаешь.
— Запах вас выдал, милсдарь цирюльник, — сказал Геральт, убирая меч в ножны. — У вас были особые причины прятаться от нас?
— Особые? — глянул на него черноглазый мужчина. — Нет. Скорее — обычные. Просто испугался. Такие времена.
— Верно, — согласился краснолюд и указал большим пальцем на освещающее небо зарево. — Времена такие. Я думаю, вы такой же беженец, как и мы. Конечно, интересно, почему вы, так далеко от родимого Диллингена убежав, в одиночку скрываетесь среди здешних курганов. Впрочем, людям всякое случается, тем более в трудные времена. Мы испугались вас, вы — нас. У страха глаза велики.
14
Мера длины, равная 1067 м.